Белые розы Аризоны

— Представляете, как это будет выглядеть с шортами? — рассмеялась Жанна.
— Кто вас тут видит! Это вам не Голливуд. К тому же, вы уже научены горьким опытом, каково здесь разгуливать в босоножках.
Жанна невольно подняла голову и взглянула сквозь сгущающуюся тьму на птичник.
— Разве куры в это время суток еще не спят?
— Куры спят, но эта проклятая Ведьма, имеет обыкновение выскакивать наружу и клевать тех, кто потерял бдительность.
— Ну и характерец у этой наседки!
— Характер как характер, если уметь с ней обращаться.
Жанна, было, открыла рот, чтобы возразить, но Сет поднял ладонь.
— Знаю, знаю, вы научитесь.
Удовлетворенная тем, что он начал понимать, сколь велика ее неколебимая решимость остаться здесь, Жанна снова взяла лопату и переменила тему разговора.
— Эти розы посадила Эмми?
— Нет. Большой белый куст посадила моя прабабушка. Привезла его из Техаса в фургоне. А уж бабушка, в продолжение традиции, посадила все остальные.
Тыльной стороной грязной руки, Жанна откинула прядь волос со лба.
— А ваша мать?
— Ну, мама не очень стремилась следовать здешним традициям, — нахмурился Сет и, не произнеся больше ни слова, поднялся и вошел в дом, решительно закрыв за собой застекленную дверь.
Жанна отряхнула землю с рук. Что имел в виду Сет? Что его матери не нравилось здесь жить?
Сквозь шелковые шторы ближних окон просачивался мягкий свет, действовавший на Жанну умиротворяюще.
Быть может, она бросила свою семью и уехала? Жанне вспомнилось, как, лежа на пыльной земле кораля, он удивлялся, почему она, Жанна, не позвонит своей семье, от которой, по какой-то непонятной причине, сбежала.
Надо рассказать ему все как есть. Сейчас же, не откладывая в долгий ящик, как она уже собиралась несколько дней назад, до этого поцелуя. Как-то он к этому отнесется? Не появится ли в его глазах немой упрек, какой зазвучал в его голосе при упоминании о матери?
И Жанна вновь вернулась к белому кусту роз, который посадила еще прабабушка Сета и за которым теперь ухаживает она, Жанна Уитли.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
На восьмой день пребывания на ранчо, Жанна отправилась в Саффорд со списком необходимых для клеймения скота вещей, который составил Сет. Кроме того, он выдал ей жалованье за неделю и сообщил, что в ночь перед началом клеймения жители Фоун-Крика устраивают ежегодный праздник с барбекю. И что она тоже приглашена. По этому случаю, Жанна решила купить себе новое платье. То, что она привезла с собой, узкое, облегающее, из ярко-красного шелка, слишком роскошное и даже вызывающее.
Можно было, конечно, расплатиться по кредитной карточке, но, пуще всего дорожа своей независимостью, Жанна не хотела наводить отца на свой след и решила выложить наличные.
В Саффорде Жанна, прежде всего, навестила Сью Перрит и узнала, что через несколько дней ее выписывают, и она будет жить в доме Эдит Коллинз, где в это время находилась Эмми. Сью, естественно, поинтересовалась, как Жанна прижилась на ранчо, и так хохотала, слушая рассказы о допущенных девушкой промахах, что зажимала свежие послеоперационные швы пальцами, опасаясь, как бы они не разошлись.
В маленьком магазинчике Жанна купила хлопчатобумажное платье, цвета спелого персика, в мексиканском стиле, и огромные клипсы-кольца в тон ему. Закупив все, что велел Сет, она заехала к Эдит Коллинз повидать Эмми, и пожилые леди пригласили ее на ленч.
Едва они поднялись из-за стола, как Эдит пошла проведать соседку — по-видимому, не без умысла, ибо, как только за ней захлопнулась дверь, Эмми со всезнающей улыбкой взглянула на Жанну и спросила:
— Ну, так как дебютантке из Беверли-Хиллз живется с дьяволом в синих джинсах?
Улыбнувшись, Жанна затеребила поясок своих желтых джинсов.
— Да, нечто дьявольское в нем, конечно, есть, — согласилась она и повторила все те истории, что уже рассказывала Сью Перрит. — Надо отдать ему должное — он на редкость терпелив, особенно если учесть, что ему чрезвычайно не хотелось брать меня на работу. Мало того, что я почти ничего не умела делать, злоключения преследовали меня по пятам.
 
Эмми склонила голову набок — ну точь-в-точь птица с черными глазами.
— Терпения у Сета хоть отбавляй! Двадцать пять лет пришлось ему бороться за то, чтобы возвратиться туда, где ему хотелось жить, но он не отступил ни на шаг. Он знал, что рано или поздно добьется своего.
— Где же ему хотелось жить? — нахмурилась Жанна.
— А на ранчо! Вы же знаете, он вырос в Финиксе.
— Об этом он рассказал в день моего приезда. Но очень, очень лаконично. А еще он как-то раз обмолвился, что его мать не желала жить на ранчо.
С одной стороны, Жанна испытывала неловкость оттого, что так бесцеремонно расспрашивает о личной жизни Сета, а с другой — ее распирало от любопытства, хотелось узнать как можно больше о Сете и его семействе. В оправдание себе, она подумала, что, поскольку сейчас она — часть его жизни, ее интерес вполне естествен.
— Это точно. Жизнь в эдакой глуши была ей ненавистна. Мириам — так звали мать Сета — познакомилась с Лоуэлом Броуди в Финиксе и согласилась после свадьбы жить с ним на ранчо. Мириам была из богатой семьи, отец ее владел фабрикой пластмасс. По-видимому, она полагала, что будет вести здесь привычный образ жизни. — Эмми сочувственно улыбнулась. — Потребовалось совсем немного времени, чтобы бедняжка поняла свою ошибку. Мы с мужем работали тогда на соседней ферме и стали свидетелями разыгравшейся драмы.
— Что же произошло? — Жанна, и без того сидевшая на самом краешке стула, всем корпусом подалась вперед.
Эмми подперла подбородок здоровой рукой и с минуту предавалась воспоминаниям.
— Мириам, очевидно, представляла себе ранчо, как фешенебельную загородную дачу, где полно слуг, а в «файф-о-клок» официант в белоснежной ливрее разливает по рюмкам напитки. Лоуэл даже нанял прислугу для домашней работы, хотя это было ему совершенно не по средствам, но все равно на долю Мириам приходилось много забот, особенно после появления на свет Сета. Пока они могли ездить в гости к своим друзьям и хотя бы раз в месяц посещать родителей в Финиксе, Мириам не роптала. К ее чести, поначалу она ни на что не жаловалась.
— Но ее хватило ненадолго?
— Да. Зима шестьдесят седьмого года выдалась необычайно снежной, таких метелей я еще здесь не видела. Сугробы, доходили до пяти футов в вышину, но случались и более серьезные заносы. Иногда люди бывали по нескольку дней отрезаны от своих конюшен и скотных дворов, а уж от города — целыми неделями. Вот тут-то Мириам и сникла. Она заявила Лоуэлу, что ему придется выбирать между нею и ранчо. Перед решающим разговором Лоуэл привез своего семилетнего сынишку к нам.
— Но отцу Сета так и не удалось разубедить жену?
— Нет, более того! Когда он возвратился от нас, вещи ее и сына были уже уложены и погружены в багажник автомобиля. — На лице Эмми появилось огорченное выражение. — Мириам даже воспротивилась тому, чтобы он сохранил ранчо, передав его в ведение управляющего — боялась, очевидно, что это будет искушать его. И Лоуэл продал ранчо нам, поступил на работу в фирму тестя и больше в наших местах не показывался.
— Но ведь ранчо целых три поколения принадлежало семейству Броуди. Как же он мог расстаться с ним?
— Мириам была для него важнее. Таковы уж мужчины Броуди, Жанна. Если кого полюбят, то всей душой. Лоуэл любил Мириам больше, чем ранчо.
— А как воспринял эту новость Сет?
— Он боролся, как лев!
Жанна рассмеялась.
— Я не шучу. Когда они уже окончательно покидали дом, Сет вцепился в дверной косяк и его с трудом оторвали. Тогда он схватился за перила террасы, обвил их руками и ногами и кричал благим матом, словно его убивают. Его опять с силой оттащили и поволокли к выходу, но он и там ухватился за столб, и, когда его, наконец, удалось отодрать, обе его ладони были утыканы занозами. Пока они спускались с холма вниз, его отчаянные вопли были слышны даже у нас. Впоследствии, Лоуэл рассказал мне, что мальчик рыдал всю дорогу до Финикса, а это как-никак четыре с половиной часа.