Блестящая партия
— Прошу простить меня, миледи. Я понимаю, что вам с отцом хочется побыть наедине, — сказала Джин и спокойно ушла.
Джорджина постаралась скрыть свое огорчение. Герцог Гордон часто бывал по делам в Эдинбургском замке, но, конечно, он не брал с собой свою любовницу.
— Вы ездили в замок? — спросила Джорджина.
— Да, Джин показалась врачу. Я привез ее в город, пока погода еще не испортилась. Не поедешь ли ты в замок вместе с нами? Как всегда осенью, я собираюсь там поохотиться на вальдшнепов. Можешь присоединиться ко мне. — Он заметил, что дочь едва подавила дрожь. — Поговорим об этом за обедом, моя девочка. Тогда ты расскажешь своему старику отцу, что тебя тревожит.
Пока Джорджина мыла руки и лицо и переодевалась, она поняла, что радость, которая охватила ее по приезде в Шотландию и при встрече с отцом, начала затухать. Но она спустилась к обеду, полная решимости не поддаваться разочарованию.
И обрадовалась, увидев, что в столовой их только двое.
— Ты сегодня кажешься очень взрослой, девочка.
— В прошлом месяце мне исполнилось восемнадцать.
— Неужели? Никак не могу уследить за днями рождений.
«У тебя слишком много детей от разных женщин», — подумала Джорджина.
— Я только что кончила позировать для своего портрета в придворном платье.
— Раз уж я ничего тебе не подарил, то заплачу за портрет. Кто его сделал?
— Джон Хопнер.
— Это так похоже на твою мать — пригласить непременно того, кто берет подороже. Хороший ли портрет он написал?
— Да, мне понравился. Я на нем выгляжу очень соблазнительной.
— А разве на первом портрете дебютантка не должна выглядеть молодой и невинной? — спросил герцог, подмигивая дочери.
— Условности того требуют, но ведь я происхожу из семьи, совершенно чуждой всяким условностям, — едко заметила Джорджина.
— По крайней мере со стороны матери, — согласился герцог.
— Не жди, что я предам маму. Я люблю вас обоих.
— Так оно и должно быть, моя милая девочка. А теперь скажи, что тебя так сильно огорчило, что ты сбежала в Шотландию?
«Что я могу на это ответить? Не могу же я пожаловаться, что мама безжалостно выставит меня на ярмарку невест и продаст тому, кто имеет самый высокий титул».
— Я поняла, что это моя последняя возможность устроить себе каникулы, перед тем как начнется зимний сезон. И еще я приехала, чтобы уговорить тебя быть в Лондоне в то время, когда меня представят королеве Шарлотте.
Александр нахмурился.
— Это, видишь ли, может оказаться немного сложным. Джин родит в начале октября.
Во рту у Джорджины пересохло, она с трудом сглотнула и сказала:
— Понимаю.
— Славная девочка. А почему бы нам не отправиться на рыбалку завтра утром на реку Эск? Это, конечно, не Спей, но в окрестностях Эдинбурга лучше ничего нет.
— Я с удовольствием, папа. И возьму с собой альбом для рисования.
— А я надену килт. Отправимся пораньше, ну, скажем, часов в пять?
Джорджина улыбнулась:
— Я буду готова. И попрошу кухарку приготовить нам корзину с едой для пикника.
Поднявшись наверх, она сказала Хелен, что хочет лечь пораньше, чтобы встать в пять часов.
— Надеюсь, тебе не будет здесь трудно без меня? Здесь Джин Кристи.
— Ах, эта женщина такая скромная, с ней у меня не будет никаких трудностей. А тебе с ней неловко?
— Нет, на самом деле нет. Просто я была ошеломлена, увидев, что она снова ждет ребенка.
Хелен понимающе кивнула:
— Что нельзя вылечить, то нужно вытерпеть.
— Ты мудрая женщина. — Джорджина вздохнула. — Доброй ночи, Хелен.
* * *
В следующие две недели герцог Гордон с дочерью провели вместе много радостных часов. Они удили рыбу в реке Эск, ходили под парусом в Ферт-оф-Форт и играли в гольф. Отец заказал для дочери килт из черно-белой шотландки — цвета клана Гордонов, — а также шляпу и черный бархатный дублет. Он купил ей серебряную брошь в виде чертополоха — эмблемы Шотландии — с огромным пурпурным аметистом в середине.
Когда отец отправился в Холируд-Хаус по делам, Джорджина поехала вместе с ним. Этот дворец просто очаровал ее, потому что там царила ни с чем не сравнимая атмосфера. Как всегда, Джорджина прошла в покои, занимаемые некогда Марией Стюарт, королевой шотландцев, и посмотрела на кровавые пятна на деревянном полу, где, по слухам, был убит Дарнли, супруг Марии.
«Сколько несчастий причиняет измена мужей и жен. Я не хочу такого брака, какой был у вас, Мария. И такого, какой у моих родителей». Джорджина закрыла глаза и страстно загадала желание, чтобы у нее был муж, который станет любить ее так глубоко, что никогда не посмотрит на другую женщину.
Александр сводил дочь в популярный устричный погребок в Кэннонгейт, где играл известный скрипач Нейл Гоу, а шотландские танцы начинались ровно в десять. В честь Гордонов, которые издавна были его покровителями, Гоу сыграл страспей, который написал сам герцог.
— Ах, хорошо бы Нейл Гоу приехал в Лондон и поиграл на моем первом балу, — задумчиво сказала Джорджина.
— Значит, твоя матушка устраивает очередной немыслимый бал? Предупреди ее, чтобы не приставала ко мне со счетами.
Джорджина хотела бы не чувствовать боли от этих прямых слов, но ей это не удалось. Герцог был одним из самых богатых шотландских аристократов и вполне мог оплатить прием по случаю первого выхода в свет своей младшей дочери. «Но я не младшая его дочь— у него есть другие, незаконные. Возможно ли, что он любит детей Джин Кристи больше, чем нас? — Она быстро прогнала эту мысль. — Перестань жалеть себя, Джорджина Гордон!»
Через две недели она поняла, что ее отец испытывает сильное желание вернуться в свой замок в Горной Шотландии, чтобы охотиться на вальдшнепов. Джорджина нежно простилась с ним, после чего они с Хелен Тейлор уселись в карету и направились обратно в Лондон. Визит получился горько-сладким, хотя она с удовольствием занималась вместе с отцом самыми разными делами.
Она сделала множество набросков с него и обрадовалась, что он пожелал оставить все у себя. Но она сохранила тот, на котором отец был изображен с удочкой у реки Эск. Когда карета бодро покатилась по дороге, Джорджина достала рисунок и принялась его рассматривать.
— На этом рисунке отец кого-то мне напоминает, — сказала она Хелен. — Кто бы это мог быть?
— Герцог человек властный, это сразу видно, и он так хорош собой с этими черными волосами, которые развеваются на ветру.
И вдруг Джорджина поняла, кого ей напомнил отец. Джона Расселла, маркиза Тавистока! Хотя тот и моложе, но фигура у этого грубияна выражает такую же властность, и волосы у него такие же черные. «Проклятие, а я-то хотела поместить этот рисунок в рамку и повесить у себя в комнате». И она быстро сунула рисунок, обнаруживший столь оскорбительное сходство, в ящичек с рисовальными принадлежностями.
— Рада узнать, что ты молодая леди с принципами. Ты сказала, что вернешься в середине сентября, и вернулась! — говорила Джейн. — А впрочем, чему я удивляюсь? Ты во всем похожа на меня.
— Отец был в Эдинбурге, поэтому поездка моя оказалась недолгой.
— Вот как? А что же он делал в Эдинбурге?
У Джорджины хватило ума не рассказывать о Джин Кристи.
— Кажется, посещал Эдинбургский замок и Холируд-Хаус в связи со своими обязанностями хранителя Большой государственной печати Шотландии.
— Понятно. А согласился ли этот великий человек оплатить твой первый бал хотя бы частично? — сухо осведомилась матушка Джорджины.
— Отец предложил заплатить за мой портрет.
— Это само собой разумеется. Я уже сообщила Хоппнеру, что герцог Гордон заплатит по счету. А что насчет расходов на бал?
Джорджина не стала повторять отцовское предостережение насчет приставания к нему со счетами.
— Я даже не уверена, что он сможет приехать в Лондон, когда я буду представлена ко двору.
— Хм! Опять ловит рыбку в мутной водичке, полагаю!