Пляска в степи (СИ)
Чудно как-то. Раньше-то девка-в-портках все нос воротила, приказ князя приглядывать за княгиней исполняла с неохотой. Всем видом показывала, что встал он ей поперек горла. А нынче же… смотрит на княгиню побитой собакой и следует безропотно всюду, куда бы та ни пошла.
Оставив молодчиков допивать квас да пиво, воевода вылез из-за стола. Староват он стал для таких попоек, пора и честь знать. А под вечер так и вовсе мерзнуть начал, ну прям как нежная девица! И ведь меховую безрукавку надел, поддавшись уговорам да причитанием жены. А все одно — холодно было старым костям.
Да уж, считай, свое-то он пожил. Выросли дети, нарожали им с Любавой Судиславной внучат. Двух девок осталось ему пристроить в хорошие семьи, и можно помирать. Князя ведь тоже он вырастил. Из сопливца трех зим отроду превратился в достойного мужа…
Задумавшись, воевода медленно брел от накрытых столов в сторону ворот. По-осеннему ярко светила полная луна на безоблачном небе. На стене горели факелы, освещая силуэты зорких дозорных, не сводящих глаз с темного горизонта. И даже княжеский пир не отвлекал их от дела.
Дядька Крут засмотрелся на звездное небо и потому слегка оторопел, когда перевел взгляд прямо перед собой и увидел со спины женщину, что стояла у входа в одну из клетей в тереме. Совсем уже утратил былой нюх, старый растяпа. Так зазеваться, что проглядеть у себя под носом бабу!
Что-то зацепило его взор, и потому воевода резким движением поправил воинский пояс и шагнул в сторону клети. Он не таился особо — вот еще, станет он в тереме у Мстиславича красться словно тять какой, и женщина вскоре услышала его шаги. Она тотчас обернулась, не скрывая лица, и дядька Крут опешил. Перед ним стояла знахарка, которой никто не видал с того дня, как добрались они до Ладоги! Много седмиц утекло с той поры.
— Здрав будь, воевода, — госпожа Зима улыбнулась ему, словно они расстались вчера.
Судя по лукавству в ее взгляде, изумленный вид дядьки Крута ее позабавил.
— И ты, госпожа, — медленно отозвался он.
Знахарка носила темный, длинный плащ с глубоким капюшоном, который полностью скрывал ее лицо. Заслышав шаги воеводы, она скинула капюшон на спину, позволив двум длинным косам упасть ей на плечи.
В темноте да под серебряным лунным светом всякое могло привидеться, но воеводе показалось, что в косах знахарки за прошедшее время изрядно прибавилось седины. И лицо у нее стало совсем другое. Чужое.
Ему почудилось, али знахарка и впрямь почти любовно поглаживала да смотрела на дверь в клеть?..
— Давненько не встречал тебя, госпожа, — воевода подбоченился, пристально вглядываясь в женщину.
Нюх старого, бывалого вояки говорил ему, что что-то не так. Понять бы еще, что.
— А что мне делать на княжьем подворье, коли нужды нет? — со спокойной улыбкой отозвалась госпожа Зима. — Нынче пришла вот на пиршество. На князя поглядеть да на терем.
Она смотрела на воеводу, чуть склонив голову на бок. Смотрела ему прямо в глаза и не отводила открытого, ясного взгляда. Дядька Крут же, напрочь, хмурился. Внутреннее чутье вопило об опасности, а он никак не мог разобрать! Поди, совсем уж стал стар. Утратил прежний нюх.
— Захаживала бы почаще. Княгиня бы тебя приветила, — вдруг предложил он, не успев даже подумать.
Знахарка рассмеялась тихим колокольчиком. Потом, посерьезнев, с чувством поблагодарила.
— Спасибо за честь, Крут Милонегович. Но я недолго еще пробуду в вашем гостеприимном городище. Меня ждет дальняя дорога.
— Куда же ты отправишься? — вновь против воли спросил воевода.
Он злился на самого себя! Щебечет подле знахарки слово безусый мальчишка! Но отойти почему-то не мог. Ноги будто налились свинцом и отказывались ему подчиняться. И светлые, сияющие глаза женщины так и манили его, заставляли топтаться на одном месте.
— Домой, — совсем уж что-то странное ответила госпожа Зима.
Дядька Крут думал, ее дом был в далеком степном княжестве. Раньше он мыслил, что увязалась она с ними, ища лучшей доли. В богатом да большом городище всяко посытнее жить! А тут вот оно что…
Насилу он совладал с собой, смирил дурной язык и не спросил, где же находится дом знахарки. Довольно уже с него любопытства. Как дитя!
— Мира тебе по дороге, госпожа, — вместо этого сказал воевода и слегка склонил голову.
Знахарка ответила ему тем же. И улыбнулась вслед, когда дядька Крут уже развернулся и отошел от нее на несколько шагов.
— Быть может, мы еще встретимся с тобой, Крут Милонегович.
Он услышал, но уже не обернулся, спеша уйти. Почему-то хотелось поскорее очутиться за воротами княжьего подворья, оставить позади знахарку, чья лукавая улыбка и таинственный взгляд сбивали с толку.
Спеша, воевода дошел до родного дома. Просторная изба встретила его сонной тишиной. Жена и дочки давно спали в горницах. Для него на столе заботливые руки оставили краюху каравая, прикрытую ручником, да чарку киселя. Коли вернется с пира голодным.
Дядька Крут улыбнулся, разглядывая снедь в неярком свете лучины. Бесшумно, чтобы никого не разбудить да не потревожить, он прошел в горницу. С устланной мехами постели доносилось тихое дыхание его спящей жены. Воевода снял плащ и воинский пояс, шерстяную безрукавку да рубаху с портками и лег подле жены, укрывшись меховым одеялом.
Он уже закрыл глаза и почти задремал, когда мысль — острая, яркая — пронзила его, заставив резко вынырнуть из сладкой полудрёмы.
Знахарка дважды назвала его по имени отца. Его уже давно величали воеводой али дядькой Крутом. Он и сам не помнил, когда в последний раз его звали Милонеговичем.
* Осенины — у славян прощание с летом и приветствие осени удостоились отдельных торжеств. В сентябре справляли серию праздников, которые получили общее название — Осенины. Гуляния устраивали в честь наступления осени, окончания полевых работ и собранного урожая.
* Аксамит (оксамит или самит) — с греческого языка переводится как шестиниточный, где hex — значит шесть и mitos — нить. Древнерусский термин, известен с XII в. (см., например, "оксамит" в "Слове о полку Игореве"). Драгоценная тяжелая шелковая ткань, напоминающая бархат и парчу, изготавливаемая вручную, нередко с красивым серебряным или золотистым орнаментом.
* Подлетки — ребёнок подросткового возраста
* Лов/ловита — охота
***
Как и обещал, через несколько дней Мстиславич собрал свою дружину на ловиту. Разогнать руду по жилам, вновь ощутить в ладони тяжесть сулицы. Будто кмети ее забывали: их нещадно гоняли по княжьему подворью денно и нощно. Начать череду охот порешили с кабанчика.
Выдался ясный, солнечный день. Ранним утром со всех концов Ладоги к терему стекали удалые молодцы. Внутри подворья за высоким забором беспокойно, неугомонно виляли хвостами лайки Серый и Айна, которым и предстояло загнать кабана. Не первый раз псы участвовали в ловите, потому и крутились нынче под ногами, томясь в ожидании. Знали, что в самом конце перепадет им по доброму куску мяса.
Мальчишки из детских деловито осматривали запряженных лошадей, поправляли поводья да потуже затягивали ремешки на седлах. Они же волочили за собой по земле огромные пустые колчаны и суетливо таскали туда-сюда тяжеленные копья. Их особо не ругали. В детские попадали сыновья, братья, племянники тех, кто сложил однажды за своего князя головы. Их ни к чему было строжить, как отроков.
Среди мальчишечьих порток ярко выделялись два длинных подола девчоночьих рубашек, в которых по двору бегали Любава да Яромира. Все им было интересно, всюду хотелось засунуть свои любопытные носы. Пока старшая унеслась куда-то к клети поглядеть, как будут точить топоры, Яромира доверчиво подошла поближе к воеводе.
Смурной, он стоял ото всех в стороне и изредка поглядывал за приготовлениями. Он растерял весь свой покой после вечера, когда нечаянно встретил на княжьем подворье знахарку. Промаявшись дурными мыслями всю ту ночь и так и не уснув, едва рассвело он отправился на поиски госпожи Зимы. Но никто не знал, где нынче жила знахарка, а еще больше про такую даже не слыхали.