Карнавал костей (ЛП)

— Скажи «да», — просто сказал он, впиваясь пальцами в мою кожу.
Однако это было не больно, а только интенсивно. Его голос был насыщенным и почти слишком глубоким, чтобы быть естественным, и от этого у меня потеплело в животе. Я не должна была находить этот голос привлекательным. Мне следовало бежать куда глаза глядят.
И все же…
Сказать «да»? «Да» на что?
Я не смогла заставить себя выдавить вопрос. Однако я откинулась на его твердую грудь. Страх сковал мой язык, поэтому я стояла там, разинув рот, глядя на его отражение.
Сказать «да»? Насколько я знала, я могла бы сказать «да» своей собственной смерти. Он был похож на жнеца, пришедшего съесть мою душу. Но почему-то я чувствовала, что ему нужно от меня что-то еще, прежде чем это произойдет.
В тяжелой тишине мое сердце билось, как барабан. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что это был единственный стук, который я могла слышать. Даже когда его мускулистое тело прижалось ко мне сзади, теплое и твердое, его грудь была неподвижна, как камень.
Как бы я ни была напугана, было только одно, что я знала с абсолютной уверенностью, и это то, как сильно я хотела убраться из этого проклятого «Дома веселья». В настоящее время Теодор был моим единственным вариантом.
Поэтому я встретилась с ним взглядом, вздернула подбородок и выпрямилась, изображая уверенность, которой у меня не было, и сказала:
— Да.
Мы исчезли в мгновение ока. Единственным ощущением, на котором я могла сосредоточиться, было ощущение его сильных рук, обхвативших меня и крепко прижавших к себе. Затем все затуманилось.
Следующее, что я помнила, это то, что я завалилась набок, зацепившись за что-то деревянное, прежде чем ударилась лицом. На секунду мой желудок скрутило, а голова закружилась, но мне удалось медленно дышать через нос, и мир начал возвращаться в фокус.
Первое, что я услышала, были звуки сверчков, казалось, их были миллионы, затем звук плещущейся воды.
Я сидела в деревянной лодке. Широкой, но короткой, с тремя рядами скамеек. Это был ялик (Двухвесельная или четырёхвесельная небольшая шлюпка), и он мягко покачивался на едва колышущихся водах болота. В данный момент я сидела в среднем ряду, а позади меня был…Теодор. Он сел на последнюю скамейку, глядя прямо на меня, его глаза снова приобрели сияющий серебристый цвет, который, казалось, мерцал в темноте, как звездный свет.
По обе стороны от него было два деревянных весла, но они гребли сами по себе, словно управляемые невидимыми руками, в то время как он просто лениво развалился, зажав во рту свернутую трубку, выпуская дым во влажный ветер.
Он сидел на скамейке рядом со снятой шляпой. Его пиджак был широко распахнут, обнажая подтянутую грудь, которая в лунном свете блестела, как полуночный бархат. С босыми ногами, несмотря на красивую одежду, он был похож на какого-то темного бога, притворяющегося человеком, но не совсем правильно делающего это.
— Расскажи мне об этом твоем женихе, — ни с того ни с сего попросил он. Его тон был непринужденным, как будто мы часами сидели здесь и рассказывали истории.
— Что, прости? — Я нахмурилась, чувствуя неловкость, но не тот ужас, который я испытывала в «Доме веселья». — Почему ты хочешь узнать о нем? — Я не понимала, какое отношение Остин имеет к этой ситуации.
Теодор пару раз пыхнул трубкой, окидывая меня оценивающим взглядом. Я повернулась на стуле так, чтобы полностью видеть его лицо. Маленькая часть меня знала, что это было сделано для того, чтобы я не стояла спиной к очевидному хищнику.
— Ты презираешь этого человека.
Это был не столько вопрос, сколько утверждение, замаскированное под него. Каким-то образом он кое-что знал обо мне. Он уже упоминал мою бабушку по имени, так что меня не особо удивили эти обвинения, какими бы правыми они ни были.
 
— Конечно, я ненавижу его. Он засранец, который любит бить по чему попало, когда злится. А именно по моему лицу…
Последнюю часть я произнесла вслух, хотя и тихо, но было слишком поздно брать слова обратно.
— Я больше ничего тебе не скажу, пока не получу несколько реальных ответов. — Я скрестила руки на груди. — Ты посадил меня на свою маленькую лодку, и, по-видимому, я не могу покинуть это место, так что ты вполне можешь выложить все.
Это не произвело того эффекта, который должно было оказать, из-за того факта, что я сидела в слегка покачивающейся лодке, стараясь не потерять равновесие. Я надеялась, что выгляжу не так глупо, как чувствовала себя.
Теодор только моргнул, глядя на меня с той пугающей невозмутимостью, которую, казалось, довел до совершенства.
— Кто ты? — Спросила я со всей прямотой, на которую была способна. Я медленно обвела его взглядом по всей длине. — Или, еще лучше, кто ты такой, Теодор?
Я была дерзка. Может быть, слишком дерзка. Может быть, даже достаточно дерзка, чтобы разозлить его. В этот момент мне действительно нечего было терять. Я была потеряна и одинока, и мне нужны были настоящие ответы. Больше никаких этих гребаных загадок и игр разума.
— Я удивлен, что ты до сих пор этого не поняла, грустная девочка.
Застонав, я раздраженно запустила пальцы в волосы.
— Только не ты, пожалуйста.
На его полных, широких губах заиграла улыбка.
— Ах, но мне это слишком нравится. Один глаз карий, а другой голубой, как у кошки. Скажи мне, ты тоже такая же дерзкая, как одна из них?
Я сузила на него глаза.
— Отвечай на мои вопросы и перестань повторяться, это надоедает. Я сказала Баэлю, что рискну с болотом, и я не солгала.
Я посмотрела на мутную воду, съежившись от собственной угрозы. Я действительно не хотела снова прыгать туда.
— Это угроза? — Его улыбка была едва ли не злобной.
— Это может случиться, если ты не начнешь говорить.
Да, я дразнила зверя. Не удивлюсь, если он притащил меня сюда, чтобы скормить аллигаторам.
Он подался вперед, все еще осторожно попыхивая трубкой. Мне в лицо ударила струйка дыма, пахнущая гвоздикой. Это не было ужасно, но я знала, что он делал это, чтобы подшутить надо мной.
— За кого ты меня принимаешь, Мория Лаво? — спросил он. — Угадай, и я расскажу тебе все, что тебе нужно знать, и даже больше.
Я не была уверена, что поверила ему. Баэль говорил что-то подобное, и все же все, что он сделал, это напугал меня до чертиков и осталось еще больше вопросов. Но Теодор предлагал мне выбор. Я могла сыграть в его глупую игру и выяснить, или я могла дуться, как ребенок, пока ему не надоест играть.
Я вздохнула.
— Если это место должно быть Перекрестком, то, полагаю, ты что-то вроде священника?
Он определенно был одет как новоорлеанский священник вуду, хотя шестьдесят лет назад его наряд тоже не слишком выделялся бы. В некотором смысле, он был вне времени.
Теодор усмехнулся, и этот звук защекотал мои внутренности так, что я попыталась запихнуть его поглубже. Я не могла перестать смотреть в его серебристые глаза. Они засасывали меня, как вихрь извивающейся энергии. Он был столь же прекрасен, сколь и ужасен.
— Священник, да? Полагаю, можно сказать и так.
Он улыбнулся про себя, что-то похожее на веселье промелькнуло на его смуглом лице. Он трижды постучал пальцами по бедру.
— А теперь скажи мне, кто я на самом деле.
Тяжело сглотнув, я не хотела произносить это. Имя застряло у меня в горле, но произнести его было непросто само по себе.
Кто был этот человек? У меня было чувство, что я уже знала, но все внутри меня бежало от этого, от абсолютной невозможности. Но какое еще могло быть объяснение?
— Ты папа Легба, — сказала я наконец после того, как мне показалось, что я несколько часов смотрела ему в глаза. Как только он погас, они вспыхнули, и серебро снова закружилось, как расплавленный звездный свет.
Он должен был быть Легбой. Я чувствовала его сущность повсюду в этом месте. Если это действительно был печально известный Перекресток, то Легба должен был быть поблизости. Сила, которая исходила из каждой поры Теодора, была густой, мощной и ошеломляющей. Чем бы — кем бы он ни был, я знала, что он не был человеком. Не совсем.