Цена вздоха (СИ)

— Поторопись. — Отвечает он спокойно. — До утра ему не протянуть, если ты мне не поможешь. Иди за водой и возвращайся скорее. Потом я расскажу, какие травы искать.
И, промедлив, сердито фыркнув, колдунья все же отправляется исполнять поручение старика.
Ждать ее приходится дольше, чем можно было подумать. Старик успевает перетереть травы, оглядывается, вздыхает, но колдунья все не возвращается. Тогда, вывалив перетертую кашу в худой, но целый котелок, он снова копается в травах и, отыскав нужные, вновь начинает их толочь.
Скоро все полезные растения заканчиваются, и старику уже не остается, что делать. Но тогда колдунья, наконец, возвращается. Сердито фыркая, она заносит деревянные ведра с водой, расплескивая ее на ходу, ничего не говорит и молча ставит ведра рядом со стариком, избегая пользоваться силой ветра. А впрочем, старик быстро угадывает по ее виду, что женщина что-то задумала. И колдунья, подтверждая его догадки, тут же разворачивается к выходу и идет на улицу.
Миг спустя, она возвращается. Ветер, послушно следующий за ее ладонями, приносит в дом целый, огромный стог самых разных трав. И колдунья, свалив их на середине комнаты и затворив дверь, встает, упирая руки в упругие, круглые бедра. На ее лице появляется нехарактерная улыбка, обнажающая чуть ли не все белоснежные зубы, а не одну лишь половину, а сама колдунья, широко раскрыв глаза, таращится на старика с довольством, сверкая ярким, золотистым взглядом.
— Не ожидал, старик? — Ухмыляется она. — Вот тебе! Копайся в своих травах! А я отдохнуть хочу.
Только скорее занять себя бездельем или завалиться спать колдунья все же не торопится, а ждет, когда старик ответит. А он, хоть и не медлит, ничего не говорит. И Айва, быстро теряя довольную улыбку, остается ждать, присев на табурет у печи и положив на колени шляпу. Она все время оборачивается и глядит на старика. А он до сих пор не произносит ни слова. Вывалив в котелок травяную кашу из ступки, он отставляет ее в сторону, а сам усаживается прямо на пол, рядом с кучей сваленных трав.
Вначале, он достает из кучи лишь одну травинку, разглядывает и отбрасывает в сторону, ближе к двери. Затем, берет еще одну, и еще. Потом, начинает доставать по две, а вскоре по три, и после начинает уже доставать травы из стога небольшими охапками, внимательно рассматривает и продолжает почти все бросать на пол у порога.
Колдунья едва может стерпеть. Все время она поворачивается, оглядываясь на старика, но только хмурится, пытаясь удержать спокойствие. И все же, ждет, ничего не говорит и не торопит. Наконец, едва старик отбрасывает ко входу последние травинки, оставшиеся от целого стога, она тут же встает с табурета и снова упирается руками в бока.
— Ну и? — Смотрит она хмуро, не утруждаясь подробностями.
Старик молча собирает в ладонь несколько отложенных в сторону травинок, затем сам подходит к колдунье, становится рядом и выставляет руку перед Айвой.
— На самом деле, — спокойно говорит старик, — твой гордый и ветреный нрав иногда раскрывается самым удивительным для меня образом. Я и подумать не мог, что ты найдешь такие полезные растения. Взгляни сюда.
Колдунья мгновенно проникается его словами, хотя и продолжает изображать недовольство. Слегка растерявшись, она застывает взглядом на старике, но в тот же миг довольно ухмыляется, наклоняется к его руке и всматривается в травы, лежащие на стариковской ладони.
— Вот их тебе нужно отыскать еще по три каждой. Вот этой нужно всего пару штук. — Объясняет старик. — А все остальное, что принесла, выброси.
И тут же старик преспокойно разворачивается и начинает опять заниматься своими делами.
Колдунья даже не сразу заговаривает, хотя в ее взгляде легко читаются все эмоции. Сначала она лишь изумленно таращится на старика и ничего не говорит, смотрит, как он набирает воду из деревянных ведер в небольшую ступку, и только спустя несколько мгновений не сдерживается.
— Ты издеваешься? — Спрашивает она вдруг рассерженным, но пока еще тихим голосом.
Старик оглядывается.
 
— А что случилось? — Удивляется старик, но от своих дел отвлекаться не собирается и тут же отворачивается. — Тебе даже не нужно открывать печати, чтобы отыскать эти растения. Я бы и сам их попытался найти, но мне и с печатями тяжело бы пришлось. Все же, мои силы для такого слишком… неуклюжие.
— Ты меня за этим похвалил? — Сердится колдунья. — Чтобы еще каким-нибудь делом занять? А, ясно. Я тебе девочка бестолковая что ли, на такое покупаться?
Но старик, обернувшись, застывает на миг на колдунье взглядом и смотрит с улыбкой.
— Чего?
— Неужели думаешь, — заговаривает старик, выждав мгновение, — что мне так уж хочется тебя каждый раз упрашивать?
Колдунья морщится и отводит с неудовольствием взгляд, а сама злится только сильнее. Несколько мгновений Айва молчит, но потом резко прерывает тишину.
— Ох, какая ты молодец! — Паясничает колдунья. — А теперь сходи-ка, сделай еще вот это. А теперь вот это. И еще… надоело.
И колдунья уже отворачивается, намереваясь избегать разговора так долго, как только можно.
— А ты чего так взъелась? — Подступает старик.
Колдунья не отвечает и только сердито хмыкает, сжимая руки на груди сильнее. Но он не отступает. Вытерев серым плащом чистую ступку, он заталкивает в нее все собранные на ладони травы, начинает толочь, а сам подходит ближе к колдунье.
— Что тебя так сердит?
Он подходит все ближе, даже отставляет ступку с пестиком, встает рядом, а колдунья продолжает уворачиваться, не желая вести разговор.
— Всего в сотне шагов, говоришь, от того места, где мы спорили? — Говорит старик изменившимся голосом. — Или лучше сказать неподалеку от того места, где ты использовала печати?
Айва только сейчас понимает, отчего старик так строг. Обычно он поддается ее капризам, и сколько бы колдунья ни сердилась, не дает себе разозлиться. А хуже всего то, что ответить ей нечего, ведь старик очень редко ошибается, когда решается что-нибудь высказать.
— А теперь иди и отыщи для мальчика трав. — Говорит старик, и его голос начинает звучать спокойней. — Возможно, ты сама и загнала его в ловушку, так что хоть этим помоги. Давай, Айва, иди, принеси мне нужные травы.
Замявшись на миг, колдунья все же встает и молча выходит из дома. А уже скоро возвращается назад. Войдя, она ничего не говорит, молча подходит к старику и бросает на кровать рядом с ним охапку трав. Сама же она тут же идет к печи, ложится на бок лицом к стене и больше не двигается.
Старик ей не мешает. Он собирает траву, очистив от ненужных листков и попавших в охапку соломинок, заталкивает все в ступку и вновь принимается толочь.
В доме воцаряется молчание. Колдунья продолжает лежать на боку, и старик не тревожит ее сна. Наоборот, он начинает ходить по дому еще медленнее, а когда старые доски под ногами начинают скрипеть, он останавливается и каждый раз взглядывает на колдунью.
Самому ему почти не удается отдохнуть. Дав воде еще покипеть, старик забрасывает в кастрюлю густую кашу из растертых трав. Почти все время, что кипит вода, он продолжает мешать отвар, ни на миг не прерываясь для отдыха.
Мешать приходится долго. Старик продолжает размешивать отвар до тех пор, пока из кастрюли не испаряется почти вся вода. Наконец, когда на самом дне кастрюли остается одна лишь густая, вязкая и жутко вонючая масса, старик убирает кастрюлю с печи и выносит на улицу.
Возвращается он лишь, когда варево остывает, и сразу же принимается раздевать мальчика. Штаны приходится разорвать на бедрах, а рубаху от шеи, но сами тряпки старик не убирает, не желая тревожить мальчика. Спокойно и неторопливо он наносит отвар прямо на раны, осторожно промыв их водой.
Старик щедро размазывает весь приготовленный отвар, и, оказавшись на коже, мазь быстро начинает твердеть. Налипнув, она стягивает кожу, и мальчишка ворочается от боли, корчится, но не просыпается. Зато, шум вдруг будит колдунью, хотя, она и уснула нечаянно, когда собиралась только притвориться.