Беглецы

Го глянул на Суджу и кивнул на дверь, затем рухнул на диван рядом с Юн-сином и достал сигареты.
Дверь, на которую показал Го, вела в ванную, и Суджа воспользовалась возможностью хотя бы на время освободиться об общества мужчин. Ванная была небольшая, выложенная от пола до потолка плиткой бледно-голубого цвета. Там имелись смеситель с душем, раковина и унитаз. Быстро спустив штаны, Суджа села на унитаз и с облегчением выдохнула, освободив наконец мочевой пузырь. «Ну хоть это», — с горечью подумала она.
Выглянув из расположенного прямо над унитазом окна, девушка увидела освещенные окна жилых зданий напротив. Встав на ноги, она прильнула к стеклу, чтобы посмотреть, как далеко до парковки, и сердце ее упало: до земли было не меньше десяти этажей, а то и больше. Спрыгнуть и убежать было невозможно.
Суджа подошла к раковине, чтобы умыть лицо, и заметила в зеркале красноватую линию у себя на щеке: ей пришлось долго лежать в машине, прижавшись лицом к сиденью. Девушка разглядывала брови полумесяцем, нос, бледные губы и заправленные за уши жирные пряди волос. Сейчас она выглядела почти такой же, какой ушла из дома, но обстоятельства ее жизни изменились так круто, что страшно было подумать о том, к чему это приведет.
Если бы только она могла повернуть время вспять и оказаться опять в Пхеньяне с родителями! Или хотя бы на границе, где приняла бы другое решение: возможно, ей стоило пойти с попрошайкой Чо. В любой из этих моментов у Суджи был шанс выбрать другой путь и изменить линию судьбы. Но что можно было поделать теперь, когда она сидела взаперти в этой ванной, а у двери ее караулили двое мужчин?
Ей было слышно, как они разговаривают за дверью. Или это Юн-син говорит по телефону? Он общался короткими фразами, громко и напористо. Несколько секунд Суджа постояла за дверью ванной, затем вернулась к унитазу, опустила крышку и уселась на нее. До нее доносились шарканье ног на лестнице и звуки ритмичной музыки, которую передавали по радио. Ее так и подмывало постучать в потолок или закричать, но она понимала, что это ей ничем не поможет. Никто, скорее всего, не придаст этому значения, зато она еще больше разозлит Юн-сина. Суджа с горечью поглядела в окно, гадая, нет ли в этом здании других женщин, которых удерживают против их воли.
В конце концов Суджа открыла дверь. В комнате работал телевизор, и мужчины смотрели какое-то шоу. Там женщина в блестящем платье пела на мандаринском диалекте. На кофейном столике стояло несколько стаканчиков с лапшой в бульоне; один из них Го пододвинул девушке. Суджа взяла стаканчик. Она ничего не ела с предыдущего утра, и от запаха лапшичного супа рот наполнился слюной.
Юн-син убрал телефон и что-то сказал Го. Тот встал и пошел на кухню. Вернулся он с двумя банками пива «Циндао», открыл их и протянул одну Юн-сину. Мужчины закурили и снова уставились в телевизор, перед которым просидели часа два.
Поев, Суджа свернулась калачиком на полу и уснула.
Следующим вечером мужчины повели Суджу со связанными сзади руками обратно в машину. На этот раз ей позволили сидеть, чему она была рада. Девушка глядела в окно на улицы и здания, стараясь понять, куда ее везут. Она смотрела на проплывающий мимо город, освещенный множеством огней, на бесконечный поток неоновых вывесок, на горящие светофоры и желтый свет в окнах квартир многоэтажек. Суджа была ошеломлена взрывом света и толпами народа на улицах. Чем занимаются все эти люди? Какие у них квартиры и как они живут?
Машина вывернула на шоссе, ведущее за город. Суджа печально глядела в окна других автомобилей, и ей удалось поймать взгляд женщины, сидевшей на пассажирском месте проезжавшего мимо седана. Должно быть, что-то во взгляде Суджи задело ее, потому что та смотрела на девушку в замешательстве. Сообразив, что ей удалось привлечь внимание женщины, Суджа беззвучно произнесла, глядя в окно: «Помогите мне!»
Но женщина с беспокойством взглянула на нее и отвернулась. Сердце Суджи упало, когда до нее дошло, что женщина не понимает по-корейски. Вскоре машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, вдоль которой не было ни одного дорожного знака. Они ехали мимо пустых полей. Начали сгущаться сумерки, и Суджа смотрела на проплывающие за окном холмы, не в силах понять, в каком направлении они едут — на север, юг, восток или запад.
 
Когда они свернули на узкую грунтовку, по днищу машины начал барабанить гравий. Наконец они подъехали к ферме, возле которой рядами стояли полукруглые теплицы, крытые хлопавшим на ветру пластиком. Рядом с одной из теплиц выстроились садовые тачки, а возле них лежал сваленный в кучу дайкон. Суджа уныло взирала на это уединенное место, вокруг которого не было других строений, а лишь одни поля, которые простирались до самого горизонта.
Когда они проходили мимо дайкона, Судже показалось, что его бугристая белая мякоть, блестевшая под желтым светом голой лампочки, напоминает конечности бледнокожего человека. Они миновали угольный сарай и направились к жилому дому, из трубы которого поднималась тонкая струйка дыма. Юн-син постучал в дверь. На морозном воздухе от его дыхания поднимался пар. Дверь рывком открылась, и из-за нее появился смуглый мужчина с большими щеками.
— Господин Ван? — спросил Юн-син.
— Лай ай, лай ай. Проходите, проходите, — произнес господин Ван, жестом приглашая их внутрь.
Это был грузный человек в ватной куртке и таких же штанах. Он посмотрел на мужчин, потом его взгляд переместился на Суджу, и он пропустил ее, не выказав при этом никаких эмоций.
Го и Юн-син провели девушку в основную комнату дома, где повсюду лежали разноцветные покрывала из искусственного меха. Между двумя блестящими столиками из черного пластика с хромированными лампами стоял длинный диван, на котором, широко расставив ноги и опершись локтями на бедра, сидел молодой человек. Он казался выше господина Вана, но у него были такой же большой лоб и широко расставленные глаза. Этот молодой человек казался каким-то нервным, и его глаза беспрестанно бегали. Старший Ван уселся на диван рядом с ним и жестом пригласил Суджу и ее спутников присаживаться напротив. Они вошли в комнату друг за другом и сели на скользкий виниловый диванчик, рассчитанный на двоих. Юн-син и Го подпирали Суджу с обеих сторон. Девушка осмотрелась. В ярко украшенной комнате, среди блестящей черной с хромом мебели она совсем растерялась.
Вошла женщина с подносом, на котором стояла пластиковая тарелка с арахисом а также несколько бутылок пива. Такая же, как и у мужчин, стрижка — короткие волосы сзади и спереди и более длинные пряди над ушами — придавали хозяйке мужеподобный вид, который усиливали свободно висящие на ней толстые ватные штаны. Она была лишена и других внешних атрибутов, подчеркивающих женственность, однако манеры, свойственные почтенной женщине, были при ней. Двигаясь медленно, она опустила поднос, поставила тарелку с арахисом на стол, открыла пиво, подала мужчинам по бокалу на высокой ножке, а последний протянула парню на диване.
— Пин, — произнесла она.
Парень вышел из задумчивости и взял пиво из ее рук.
Суджа сидела как на иголках, пока Юн-син беседовал с хозяином дома. Они явно обсуждали ее, но она даже не представляла, о каких условиях шла речь. Девушка исподтишка наблюдала за тем, как женщина села рядом с молодым человеком, положила руку на его локоть и что-то ему зашептала. Они оба взглянули на Суджу, и она отвела взгляд. Разговор двух мужчин набирал обороты, и в какой-то момент пожилой фермер, выращивающий дайкон, встал и, сложив руки за спиной, принялся мерить шагами комнату, делая один неторопливый шаг за другим. Юн-син показал рукой на Суджу, убеждая господина Вана вернуться на диван.
Суджа вмешалась в разговор, обратившись к Юн-сину.
— Пожалуйста, давайте поедем! Мои родители будут искать меня, и они заплатят любую сумму! — взмолилась она на корейском.
— Заткнись! — отрезал Юн-син и снова повернулся к Вану, который, крякнув, сел обратно на диван.