Длиною в жизнь

Трейси пересекла кабинет, по дороге эффектным жестом избавилась от плаща и, дойдя до письменного стола Кевина, присела на край, закинув ногу за ногу.
— У тебя такой унылый вид, что тебе явно не помешает слегка взбодриться.
— Прекрасная идея! — Кевин откинулся на спинку кресла, с любопытством ожидая продолжения.
Трейси, вошедшая в роль роковой женщины, игриво покачала ногой и, опустив ресницы, лукаво заметила:
— Разумеется, если только я тебе не помешаю.
О, эта восхитительная игра в обольстительницу!
— Да ты же пришла сюда с явной целью помешать мне, — хмыкнул Кевин.
Она томно взглянула на него из-под полуприкрытых ресниц.
— Ну и как, сработало?
— Посмотрим. У тебя новое платье?
— Да, — она коснулась верхней пуговицы, — я купила его сегодня утром и захотела показать тебе. Нравится? — Расстегивая пуговицу, Трейси самым невинным взглядом смотрела Кевину в глаза.
— Да это не платье, а приманка!
Трейси соскользнула со стола и, усевшись к Кевину на колени, промурлыкала, проводя пальцами по его галстуку:
— Ты так считаешь?
— Еще бы! — Он положил руку на ее обнаженное бедро. — Оно способно совратить даже самого добродетельного человека.
— Так ты хочешь, чтобы я ушла?
— Нет, — ответил он, чувственно поглаживая ее бедро, — мне нравится, что меня соблазняет собственная жена.
— Позволь, я развяжу твой галстук… Когда мужчина застегнут, как говорится, на все пуговицы, это не способствует поднятию его настроения.
— Или кое-чего другого, — пробормотал Кевин.
Трейси засмеялась. Покончив с галстуком, она ловко расстегнула верхнюю пуговицу рубашки, ощущая себя самой настоящей развратницей. Как чудно будет устроиться на груди Кевина, поросшей темными и мягкими завитками волос!
Трейси расстегнула еще две пуговицы и замерла. Серебряный медальон с выгравированной на нем парусной шлюпкой. Трейси почувствовала, как под натиском прошлого предательски задрожал мыльный пузырь ее иллюзий, грозя лопнуть и разом покончить с очаровательной идиллией последних нескольких недель.
Она знала, что безоблачное счастье не может длиться вечно, но молила Бога об отсрочке. Однако правда об их с Кевином прошлом рано или поздно всплыла бы, и серебряный медальон, на который она сейчас смотрела, тому подтверждение.
И Трейси порезалась о свою печаль, как о зазубренное стекло. Нет, еще успела подумать она, пожалуйста, нет! Только не это и только не сейчас! — но ее глаза уже затуманили горячие и жгучие слезы.
— Что случилось? — Кевин взял ее за подбородок и удивленно заглянул в глаза. — Ты плачешь?
Она помотала головой — сдавленные рыдания рвались из ее горла с такой силой, что Трейси не могла говорить. Кевин провел рукой по своей обнаженной груди и тут же нащупал медальон.
— Это из-за него? Мне не следует его носить?
— Извини, — прошептала Трейси, — я просто не ожидала его увидеть.
— Я нашел его сегодня утром в потайном отделении своего портфеля. По-моему, прелестная вещица.
В свое время медальон сделали по заказу Трейси мастера Боуэна. На лицевой стороне была выгравирована парусная шлюпка, а на оборотной — дата.
— Сегодня вечером я собирался спросить тебя о нем.
— Это я тебе его подарила.
Только не спрашивай меня, по какому поводу! — мысленно взмолилась Трейси, пытаясь остановить потоки слез. Неужели эта боль никогда не кончится?
Кевин обнял ее и прижал к себе.
— Извини, я не знал.
Нужно срочно отвлечь его внимание, запаниковала Трейси, поскольку в следующую секунду он может задать тот вопрос, на который у меня нет ни малейшего желания отвечать.
— Когда мы жили в Боуэне, часто ходили под парусом, — дрожащим голосом пояснила она, и это была чистая правда.
Трейси попыталась встать с колен Кевина, чтобы убежать, забиться в самый темный угол и поплакать вволю, однако он не выпустил ее из объятий.
— Не уходи, поговори со мной еще.
Не поднимая глаз, Трейси отрицательно покачала головой.
— Мне нужно домой.
И тогда Кевин прижался щекой к ее щеке.
— Пожалуйста, ничего от меня не скрывай. Говори, умоляю!
 
— Не могу. Пожалуйста, позволь мне уйти.
Наконец Трейси удалось встать, Кевин тоже поднялся и взял ее за руку.
— Ты сейчас явно расстроена. Пожалуйста, не уходи. Расскажи мне, в чем твоя проблема.
— Всего лишь в том, что я слишком эмоциональна, — пряча глаза, ответила она. — Когда ты вернешься домой, я уже буду в порядке, обещаю.
— Я люблю тебя, — проникновенно сказал Кевин.
— Я знаю. — И, ослепленная застилавшими глаза слезами, Трейси поспешно покинула кабинет.
Кевин не мог сосредоточиться на работе. Он непрерывно размышлял о жене.
Трейси явно что-то от него скрывала.
С того момента, когда Трейси неожиданно расплакалась у него в офисе, прошло уже два дня, в течение которых она пыталась вести себя так, словно ничего не случилось. Кевин много раз просил рассказать о тайне шлюпки, выгравированной на серебряном медальоне, но Трейси упорно не хотела об этом говорить.
Кевина пугало, с каким отчаянием и неистовством она отдается ему ночью: так, словно всерьез чего-то опасается.
Взяв в руки медальон, который он теперь хранил в ящике стола, Кевин снова занялся его изучением, стараясь хоть что-нибудь вспомнить. Повернув его тыльной стороной, он в который уже раз прочитал выгравированную там дату, но она абсолютно ничего ему не говорила — это и не его день рождения, и не день их свадьбы.
Поставив локти на стол, Кевин закрыл лицо руками и попытался вызвать из недр памяти хоть какой-то образ или воспоминание, которые могли бы хоть что-то подсказать, но тщетно. Тогда Кевин швырнул медальон в ящик и с треском захлопнул его.
— Проклятье! — выругался он сквозь зубы.
Опрокинув кресло, он вскочил и заметался по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Ему так хотелось снова ощутить себя нормальным человеком, но для этого требовалось вернуть память. Как жаль, что нельзя самому вернуться в собственное прошлое!
Его память каким-то таинственным образом была прочно заблокирована. Почему он никак не может вспомнить, что связано с этой шлюпкой? И почему Трейси не хочет говорить на эту тему?
Кевин взглянул на телефон, несколько мгновений колебался, а затем быстрыми шагами пересек комнату и снова сел за стол. Сняв трубку, он быстро набрал номер и принялся ждать.
— Том? Это Кевин.
Как странно разговаривать с человеком, который считал себя его близким другом, хотя сам Кевин этого отнюдь не чувствовал! Они беседовали уже несколько раз по самым разным поводам, но все эти разговоры были просто ужасны, поскольку отличались наигранной бодростью и дружелюбием.
— Рад тебя слышать, Кевин. Как поживаешь?
— Прекрасно. От амнезии пока не избавился, но врачи утверждают, что это дело времени. Как Лидия?
— Устала и измучилась оттого, что приходится целый день проводить в постели. Из-за этого она стала очень беспокойной, однако врачи уверяют, что беременность протекает нормально. А как Трейси?
— Прекрасно. Слушай, Том, я хотел тебя кое о чем спросить. Ты помнишь мой серебряный медальон на цепочке? На нем еще выгравирована парусная шлюпка.
— Конечно. Трейси заказала его мастеру у вас в Боуэне несколько лет назад. Прелестная вещица.
— Здесь на обратной стороне есть дата… — И Кевин прочел ее вслух. — Ты не знаешь, что она может означать?
— Понятия не имею. А почему ты не спросишь об этом Трейси?
Кевину захотелось сказать правду, что Трейси не хочет говорить об этом и что-то от него скрывает, но он быстро подавил искушение.
— Я так и сделаю, — солгал он.
Невольно задрожав, Трейси прикрыла за собой двери, ведущие из гостиной на террасу. Погода внезапно испортилась, стало темно и холодно, а влажный ветер врывался в открытые окна, теребя занавески и сметая со стола бумаги.
Последние два дня она неважно себя чувствовала — и причина крылась отнюдь не в физическом состоянии. Трейси просто не знала, как долго сможет носить в душе эту проклятую тяжесть, это ужасное ощущение надвигающейся катастрофы.