Волчий корень

— Понятно, после того как ты обнаружил умирающего Васку и скрылся с места преступления, на труп наткнулись люди Федора и арестовали меня за убийство, — закончил за него Волков. — Что же, понимаю твое горе, Митка, и скорблю вместе с тобой, но только ответственности за случившееся это с тебя не снимает. Если бы вы с Ваской сделали все, как было велено, и он был бы жив, и теперь вы оба уже держали бы путь в столицу.
Митка скорбно кивнул.
— Ладно, с этим понятно, теперь к расследованию, мне нужно поговорить с Настасьей Мазурой, и чем быстрее, тем лучше. Булыга?
— Провожу вас, отчего же не проводить, заодно и своих проведаю, — выпятил грудь Рогов. — Только я ведь говорил, дурная она стала, совсем из ума выжила.
— Где проживает?
— В имении проживает, где еще. В Санино.
— Полдня пути, верхом, разумеется, — кивнул Федор. — Я могу дорогу показать.
— А лошади?
— Лошадей можно у Петра Ильина занять, я попрошу. — Замятня кивнул. — Он же не знает, что я вроде как… — Он понурился. — Или отбери, с твоими полномочиями никто сопротивляться не станет, еще и в ноги поклонятся.
— Если у него есть лошади, мы можем поменяться. Тех, что отправили в деревню, на его лошадей, или я куплю. Казна при мне.
— Я договорюсь. — Федор кивнул и, оправив пояс, вышел из горницы.
— Как и планировали вначале, Митка поедет в Москву, разузнает о Максиме Греке и Николае Немчине. Хряк ему в помощь вместо покойного Васки. Булыга и остальные со мной в Санино. Затем в Москву, посмотрим на горницу Соломонии. Вопросы есть?
После того как Федор уладил вопрос с лошадьми, они попарились в баньке, поели и завалились спать, чтобы на рассвете отправиться в путь.
  
Глава 12
 
ВОЛЧЬЯ ОТМЕТИНА
 
— Бабушка моя Настасья Никитична на старости в детство впала, — рассказывал Булыга, когда они подъезжали к имению. — Оттого детишки вокруг нее день-деньской вьются, ждут, когда старая чудить начнет. Да и остальные домочадцы, хоть кол им на голове теши, не пропустят потех. Отец гонял сначала, мол, нечего над старухой потешаться, а потом ничего, и сам приохотился бабкины побасенки слушать. Да там есть из-за чего уши развесить, бабка моя знатная сказительница. А я так рассуждаю, наши-то не в обиду ей над сказками смеются. А коли всем в радость и ей не в тягость, так пусть себе лясы точит. Опять же, без присмотру не остается, во всякое время при ней кто-нибудь да находится.
Гостей заметили издали, и, когда подъезжали, Волков с удовольствием оглаживал усы, наблюдая за тем, как снуют по высокому крыльцу девки с горшками да мисками. Должно быть, отец Булыги признал сына и велел накрывать на стол. Как говорится: «Все, что есть в печи, на стол мечи». Но тут явно доставали не только из печи, а и из всех погребов и кладовок. Дабы не ударить в грязь лицом, принять дорогих гостей со всем полагающимся им почетом и уважением.
Ворота распахнулись, когда небольшой отряд уже проезжал через богатую деревню, провожаемый собачьим лаем и любопытными взглядами шустрой детворы.
Роговы встречали гостей хлебом-солью. «Заходите, дорогие гости! Просим!» — Дородная хозяйка с красными крупными бусами-трехрядкой, для особенного шику надетыми поверх шубы и узорчатого платка, должно быть, мать Булыги, с поклоном поднесла Волкову каравай хлеба. Тот степенно стянул с рук меховые рукавицы, сначала одну, затем другую: в таком деле, как первое знакомство, тем более знакомство с семьей побратима, не место спешке и недостойной суете. Засунув рукавицы за пояс, он отломил ломоть от еще теплого, славно пахнущего хлеба и макнул его в солонку, после чего положил кусок в рот, смакуя хлебный аромат. Каравай тут же был предложен следующему гостю, а Волков, нежно обняв хозяйку, на секунду прильнул к ее устам. Тут же перед Волковым появился ковшик, который ему поднесла красавица с нарумяненными свеклой щеками. Поверх теплого голубого платка был водружен высокий кокошник, расшитый крупным речным жемчугом. Юрий Сигизмундович с удовольствием глотнул сладкой сливовицы, по жилам растеклось приятное тепло, и передал чашу улыбающемуся во весь рот Булыге, но тот сперва решил угостить гостей, так что второй глоток достался Федору. Волков же подался вперед и, улыбнувшись, заключил в объятия и нарумяненную молодуху. Когда все раскланялись и Булыга представил своих друзей, а хозяин назвал имена своих сродников, все пошли в дом.
 
— Проходите, гости дорогие, — суетилась мать Булыги, та самая, что подносила хлеб. — Жаль, не знали заранее, не ведали, что такая радость у порога, не успели собрать всего к столу, что-то в печке еще томится, что-то еще только из подпола поднимают да выкатывают. Но да опомниться не успеете, пир горой устроим.
Раздевшись в сенях, Волков первым прошел в просторную горницу, перекрестившись на красный угол, за ним следовали остальные гости.
— Никогда прежде такого не было, чтобы сын домой не просто друзей, а самого Юрия Сигизмундовича зазвал. Какая честь, наслышаны, наслышаны, — вторил своей половинке отец.
Извинившись, хозяйка покинула гостей, распоряжаться насчет угощения. Сейчас следовало поговорить о погоде, о том, что происходило в зимние месяцы и какой урожай удалось собрать осенью. Чего ждать от весны, а то и вдруг в доме имеются незамужние девицы, и хозяин, как бы невзначай, пожелает узнать, женаты ли его гости. Из-за дверей уже выглядывали хорошенькие молоденькие личики, наверное, младшие сестры Булыги. Предвкушая неторопливую и не имеющую ни малейшего смысла беседу, которой от него ждали и которую затем будут вспоминать долгими вечерами за чашкой клюквенного морса или травяного взвара, Волков был вынужден сразу же извиниться перед хозяином и сообщить, что находится на царской службе и как раз сейчас очень спешит, так что ни о ценах на зерно, ни о грядущей войне, ни тем более о смысле жизни и Боге он теперь говорить не может, хотя, безусловно, очень желает обсудить все это с гостеприимным семейством Роговых и даже жаждет. И самое большее, на что добрейшие хозяева могут в его лице рассчитывать, так это на то, что гости пообедают у них, после чего двинутся в дорогу.
Потом Волков испросил разрешение увидеться с Настасьей Никитичной, и хозяин не без удивления провел высокого гостя к своей престарелой матери. Умоляя не обижать старушку.
Настасья Мазура сидела в теплой горнице за столом, раскладывая перед собой мотки шелка. За спиной старушки возвышалась изрисованная цветами и птицами добротная печь. Вдоль стены тянулись укрытые вязаными ковриками лавки. На полу, под ногами, на всю ширину горницы раскинулась длинная вязаная дорожка всех цветов радуги. На этой дорожке возились с целым ворохом игрушек белоголовые, как цветы одуванчики, малыши, один из них заметив Булыгу, с радостным визгом бросился к нему.
Заметив гостей, бабулька подняла на них свои голубые, похожие на лесные фиалки глазки в белых пушистых ресничках и нежно улыбнулась.
— Доброе утречко, дяденька, или уже день?
Детки прыснули, Волков тоже не сумел сдержать улыбки, так весело и звонко это у нее вышло.
— Здравствуй, Настасья Никитична, — поздоровался Волков, и тут же на морщинистое личико озорной бабульки словно налетело облачко непонимания. Она перекинула из-за спины тощую, почти белую косицу и застенчиво начала перебирать пальчиками желтую атласную ленточку.
— Не взыщи, гость дорогой. Мамаша-то моя ныне себя не помнит, не только на вопросы царского дознавателя не ответит, а и своего имени, пожалуй, не вспомнит. — Хозяин развел руками. — Старость.
— Ан попробуем по-другому. — Волков огладил волосы. — Здравствуй, Настенька. Здравствуй, краса ненаглядная!
Дети снова прыснули, а старушка вдруг выпрямилась, и, зардевшись, потупила глазки.
— Здравствуйте, не припомню вашего имени.
— Я Юрий Волков.
— Волков! — обрадовалась та. — Как же, как же… Давеча великая княгиня сказывала, что скоро приедешь, бисер бирюзовый из дальних странствий привезешь, как она заказывала. Привез ли? Исполнил волю государыни? Взялась матушка великая княгиня покров на гроб святителя по обету вышить, дабы в великий праздник возложить. Ан не подходит наш бисер. Все перепробовали, купцы с ног сбились, один ты обещал достать правильный цвет — бирюзовый. И образец взял, чтобы в заморских землях не попутаться. Без него не выполнить Соломонии Юрьевне обета. А ты, значит, привез!