Отражение: Разбитое зеркало (СИ)

— А еще ее можно использовать как дубинку, когда кончились патроны, и как весло, когда нечем грести, — с совершенно серьезным лицом выдал он.
Франсуа расхохотался.
— А еще ею можно глушить сомов в реке, если паек закончился, — добавил он.
— Нет, можно, конечно, — возможность глушить трехлинейкой сомов Барнс не рассматривал никогда, он их руками ловил, если надо. — Только его же выманить надо, а квока у меня никогда не было. Затейник, блин. Где ты тут сомов нашел?
— Тут нет, а там, где я жил в четырнадцать, была река и в ней здоровенные сомы. Я тогда речной рыбой на всю оставшуюся жизнь наелся, — сказал Франсуа.
— Понятно, речной рыбой тебя не кормить, — Барнс улыбнулся и, обняв Франсуа, принялся поглаживать его по пояснице, забираясь под футболку. — А теперь пошли чистить эту бабушку.
Франсуа прильнул к нему, обнял одной рукой за пояс.
— Это скорее прапрапрабабушка, — сказал он. — Пойдем. А как ее чистят, такую железную?
— Нет, это всего лишь бабушка. Ну, может, прабабушка, — не согласился Барнс, проведя ладонью по спине до шеи, погладив затылок. — Прародительница винтовок была изобретена в шестнадцатом веке. Но до Анри Дельвиня, то есть до начала девятнадцатого века, этот вид оружия популярен не был из-за времени и неудобства перезарядки.
— Ты столько всего знаешь! — восхитился Франсуа. — Пойдем, покажешь мне, как ее чистить. Ведь не силиконовым же очистителем.
— Немного, на самом деле, — Барнс выпустил Франсуа из объятий, и они пошли обратно в сторону арсенала. Закат полыхал пастельными переливами оранжево-розового, сумерки сгустились и стали темно-серыми, а с востока наступала звездная тьма. — Просто я сам написал несколько книг по истории оружия, но за двадцать первый и двадцатый век, перевел несколько исторических энциклопедий об оружии, ну и просто много общался с разными людьми, которые увлекались оружием разных эпох. Нужно же мне было чем-то заниматься целых двадцать лет на Гавайях.
— Дашь почитать? — спросил Франсуа. — Мне интересно.
— Бери, — пожал плечами Барнс. — Книги в оружейке на полке стоят. Одна полка — мои переводы, другая — то, что я сам написал. Или тебе электронную версию скинуть?
— Не-е-е, — покачал головой Франсуа. — Я никогда бумажных книг не читал, мне интересно, каково это. А ты много языков знаешь?
— Прилично, — Барнс и сейчас занимался тем, что учил новые языки и не запускал те, что уже знал, постоянно совершенствуясь. Но эта сверхобучаемость была наследием Зимнего Солдата, и он четко понимал, что не случись ему побывать живым оружием, хрен бы он таким умным сейчас был. — А что, тоже хочешь еще какой-нибудь язык выучить?
— Я знаю английский и французский, немного испанский, — ответил Франсуа. — Испанский я подтягиваю, если что, у меня есть приятели в Коста-Рике, мы онлайн разговариваем, когда есть время.
— Я без акцента говорю на мандаринском и кантонском, — для сравнения сказал Барнс. Он всегда находил время, чтобы пообщаться с носителями языка. Но сейчас он отчасти хвастался, хотя уже и забыл, когда делал это последний раз. Он словно оживал изнутри, словно высохшее дерево, сохранившее корневую систему, которое стали поливать, и на нем начали появляться почки и бутоны. Ощущения были странные, но приятные.
— Ну, у тебя было столько времени, чтобы выучить все эти языки, — улыбнулся Франсуа и остановился у двери в арсенал.
— На самом деле не так много, — Барнс открыл дверь, потом другую, в личное хранилище. — У многопрофильного оружия должна была быть соответствующая подготовка.
За одним из стеллажей обнаружился стол, на котором стояла странного вида фиговина, похожая на подставку, и несколько емкостей, подписанных от руки. Барнс включил над столом яркий свет.
— Давай так. Я показываю — ты делаешь. Разбирать будем полностью, так что запоминай сразу, — Барнс стал серьезен, с него слетела вся томная игривость, присутствовавшая ранее, он встал рядом, беря в руки винтовку. — Вот смотри. Все начинается вот с этой вот штуки. Это защелка магазинной коробки, — он указал на детальку, втопленную снизу почти под спусковым крючком. — Отодвигаешь ее…
  
Франсуа справился с разборкой винтовки Мосина довольно легко. Почитал надписи на емкостях.
— А из чего сделано оружейное масло? — спросил он.
— Из вазелинового масла, а это продукт, получаемый от перегонки нефти в керосин, — на автомате ответил Барнс. По крайней мере, у него было именно такое. — Плюс этанол и еще всякая херня по мелочи. Дальше мы должны все части оружия, которые страдают от нагара, замочить в специальном растворе, или залить его внутрь. Потом вычистить и смазать. Идея ясна?
— Да, командир! — улыбнулся Франсуа и занялся чисткой.
Барнс не использовал перчатки при чистке оружия, и Франсуа не стал. Потом он спросит, чем отмывать руки. У Франсуа было тепло на душе: они с Джеймсом не только трахались, у них было общее занятие, которое нравилось им обоим.
Стол был большой, и целиком его Франсуа не использовал, поэтому, чтобы особо не скучать, Барнс пошел, взял себе пару “глоков” последней модели, сделанной из металла, и, усевшись на стол, принялся их чистить. И ему занятие, и для оружия полезно.
Барнс поглядывал на уверенные, хотя это был его первый раз с “мосинкой”, движения Франсуа краем глаза, и ему было хорошо и спокойно. Тепло. Невероятно после стольких лет навязанного самому себе одиночества.
— Собирать в обратном порядке, — сказал Барнс, когда все детали были тщательно вычищены и смазаны. — Помнишь, или подсказать?
— Помню, — уверенно ответил Франсуа и принялся собирать винтовку. — А приклад надо как-то специально обрабатывать?
— Можно содрать имеющийся лак, шлифануть и заново покрыть, наложив слоев пятьдесят нового, — отозвался Барнс, собирая второй пистолет, — но я не вижу в этом смысла, потому что и так все красиво. Но если хочешь, то флаг тебе в руки. Лак куплю.
— Эй, я просто спросил, — рассмеялся Франсуа. — Все-таки потрясающий материал — древесина. Обработанную от насекомых ведь можно столетиями использовать, я думаю, а современный углепластик уже через пять лет трескаться начинает.
— Зато его можно перерабатывать, а вот древесину только сжечь, — Барнс достал с полки над столом большую пластиковую банку с широким горлом, а из корзины под ним — чистую ветошь. Похоже, раньше это было веселенькой футболкой. — Держи, намазываешь руки и стираешь тряпочкой. Дома вымоешь.
Легко спрыгнув со стола, Барнс коротко обнял Франсуа со спины, поцеловав в шею, и пошел возвращать на место винтовку и пистолеты. Он чувствовал себя легко и беззаботно, как не чувствовал очень давно, невероятно давно.
Франсуа оттер руки, вычистил ногти. Очиститель пах почему-то апельсинами.
Убрав все по своим местам, Барнс снова обнял Франсуа, прижимаясь грудью к его спине, а пахом к заднице, и поглаживая по животу.
— Я рад, что тебе понравилось, — пробормотал он ему на ухо. — Расскажи мне, что ты еще любишь?
Внезапное осознание, что они, по сути, друг о друге ничего не знают, было и кстати, и некстати одновременно. Но если не спросишь, — не узнаешь, а спрашивать Барнс не стеснялся никогда.
— Ходить на лыжах, — Франсуа потерся о него задом. — И паззлы собирать, — смущенно добавил он. — Трехмерные. Смотреть старые мультфильмы с песнями. И… — он замялся, но все-таки собрался с духом и сказал: — Есть такие игры, в них интерьеры можно моделировать. Вот когда меня все задрало, я сажусь и моделирую интерьеры ванных комнат.
— А почему именно ванных? — спросил Барнс, потому что все остальное ему показалось совершенно нормальным. Сам он, если брать из странного, любил печь печенье.
Но теперь было ясно, что можно Франсуа дарить, чтобы ему точно понравилось.
— А я там горгулий в качестве кранов сажаю, ванна - пасть дракона, и все такое… С цветной подсветкой, и чтобы вода бурлила, — улыбнулся Франсуа.
— Любитель готики? — усмехнулся Барнс. — Пойдем пирожные доедать?