Путь океана: зов глубин (СИ)

Это что-то новенькое. Проволочки с ремонтом эскадры начали складываться в скверную картину. Нервная усмешка наползла на его лицо.
В голове вихрем пронеслись малейшие нюансы нарушений Кодекса, начиная от лёгкого панибратства в команде и заканчивая… заканчивая поддельными татуировками на лицах пассажиров. Внутри себя он горько вздохнул и попенял Дафне, Фаусто и Красавчику за длинный язык. Впрочем, как в основном на законопослушных членах команды, никакой вины на них и не могло быть. Они — хорошие моряки и следовали приказам своего капитана.
С поднятым подбородком он в очередной раз пересказал маршрут «Крылатого Марлина», избегая упоминать пассажиров, в упрямой надежде сохранить их выход из карантина в секрете.
Чиновница стряхнула невидимые крошки с погон и подперла лицо жилистым кулачком.
— Ваша байка безупречна, хочу отдать должное, капитан. Ваш чин первого ранга настолько ослепил вас, или как? Витал, Гильдия милостиво спускала с рук все ваши делишки строго до сих пор. Однако здесь вы уже перешли грань. Таких как вы, у меня на дню бывает человек по пять на три дюжины. Поэтому предлагаю сэкономить время нам обоим и доложить, как же было в действительности.
Голова Витала склонилась набок. Чего она добивается?
Что она знает?
Как много она знает?
Сколько она может знать?
Может ли она знать всё? Брут — нет. Нет-нет, только не Брут. Мгновенно ориентируется и понимает любую обстановку без лишних слов. Даром что армеец.
Селин… Что рассказала ей, либо кому-то из гвардейцев, Селин?
Может Антуан? Он ведь и так простоват, а если напоить…
Виталу стало не по себе.
Старые серьги чиновницы тускло мерцали истёртой позолотой. Её молчание может обойтись недорого. Если она, конечно же, продаётся, а продаются, как он знал, почти что все.
Всего лишь вопрос цены.
— Сударыня, по пункту один части три Морского Кодекса Лавраза я не обязан свидетельствовать ни против себя, ни против своего экипажа. Вы разумная опытная дама, несомненно преданная Гильдии, как и я сам…
Пространство под ногтями мореходки стало объектом её живейшего интереса. Она вынула новое перо из ящика стола и, чуть морщась, принялась чистить пальцы.
— … в связи с чем прошу, нет, требую, открыто предъявить мне обвинения…
Она снова надела лорнет и посмотрела на него уставшими глазами.
— Будь по-вашему. Капитан Витал Агилар. На вас и на всё ваше имущество, как и на экипажи линейных фрегатов шестого ранга «Крылатый Марлин», «Лентяй», «Золотые Пески» и «Фурия», находящиеся у вас на субподряде, налагается арест. Я зафиксировала в протоколе ваш отказ от признания, каковое бы существенно облегчило ваше наказание. Каждое сказанное вами слово будет приписано к делу и использовано против вас. С нынешнего момента и до трибунала вы являетесь подсудимым по обвинениям в нарушении статей Морского и Сухопутного Кодексов Гильдии Мореходов Лавраза по статьям…
…невидимый удар в солнечное сплетение ошеломил его и подбросил кверху.
Парящий под потолком, он целиком видел обстановку отсыревшей каморки, видел мореходку, которая монотонно зачитывала статьи обоих Кодексов, видел непроницаемые лица гвардейцев, видел окаменевшего себя.
Слово за словом он увязал в смолистой жиже, на поверхности которой всплывали гигантские пузыри «злоупотребление полномочиями», «нападение с целью наживы», «присвоение добытых разбоем ценностей», «расправа над бывшими членами Гильдии», «допуск нерезидентов в закрытые районы Малого Орфея», «причинение вреда судам, находящимся в собственности Гильдии», «разглашение тайн и промышленных секретов Гильдии»…
Каждая формулировка отзывалась глухой болью, что погребала его под всё новыми страшными словами.
Он видел, как тот, каменный, Витал, захохотал. Уперев руки в колени, он смеялся до слёз.
Треуголка с тихим стуком ударилась о мраморный пол и встала на ребро.
Мореходка тем временем задумчиво смотрела на него и неслышно размешивала сахар в дешёвой обсидиановой чашке. И ложка не звякала о края.
— Уверяю, капитан Витал, мы в Гвардии смеялись ровно так же над вашей наивностью при попытках утаить часть реквизированного, — извещения о пропаже драгоценностей первой величины мы получаем незамедлительно, — так и над поползновениями причинить ущерб Гильдии и её Репутации вашими идиотскими выходками, навроде содействия посторонним уявлять Малый Орфей, утаивания личности Его Высочества, Антуана Адриана Урсуса Вильгельма де Сюлли со свитой, — их земли и регалии мне некогда да и неинтересно перечислять вам, — и прочего, — заметила она.
 
Витал рванул рубаху, предъявляя красный шрам, и повысил голос в надежде докричаться до чиновницы:
— Нападение с целью наживы⁈ Каждый шаг моей эскадры зафиксирован в судовых журналах на каждом из моих бортов! Вы, должно быть, шутите? Я шёл на Да-Гуа только с пассажирами, грузом по накладным и с балластом! В моей эскадре четыре судна, одно из которых — грузовое. По-вашему, я — полоумный с пассажирами на борту нападать на пять пиратских галеонов⁈
— Вот вы и попались, капитан. Мастерам баллистической экспертизы расскажете, как же удалось на вашем-то «Крылатом» потопить аж всех «Драконов» и самого, — она умолкла, — Венсана… Прекратите вводить Гильдию в заблуждение! Или хорошо. Как в честном бою торговый флот может одолеть пять военных судов?
— Да услышьте же вы! Лавразские воды неспокойны, и потому я всегда работал над модернизацией артиллерии…
— Вы не слышите себя, да, капитан? Снова вы свидетельствуете против себя же! Зачем, как не с целью грабежа, вам усиление вооружения? Других причин быть не может!
С минуту он разглядывал чиновницу.
— То есть, что бы я ни сказал, я всё равно буду во всем виноват? Верно?
Та лишь неслышно поставила чашку в блюдце. И, наконец, подняла на него глаза.
— Сударыня! Признаю, я был самонадеян, провозя посторонних! Это моё решение! Экипаж ни в чём не виноват! Они честные люди и следовали моим, слышите, моим, приказам! Пассажирам всё равно никто не поверит! И эти господа — люди Слова и Чести, и не нарушат их!
— Угу…
— По Морскому Кодексу и сообразно заслугам перед Гильдией Мореходов я имею право на аудиенцию Адмирала. Извольте предоставить!
Ответом стала скептическая усмешка. Снова вспомнились глупейшие причины отсрочивания ремонта. Ему вдруг стало невыносимо гадко:
— Похоже, вы выбрали путь найти во всем виноватого. И отчего-то я стал вдруг неугоден. Невзирая на все мои заслуги перед Гильдией……я всегда чтил наши Кодексы… Что же. Пусть это буду только я. Слышите⁈
Мореходка поцокала языком и с сочувствием вздохнула:
— Таких как вы, я чую за лигу. Не умеете лгать — просто не лгите… ну разве что себе?.. И кстати, с сего момента оба Кодекса больше не ваши.
Его глаза застыли в одной ослепительной точке. Шёпот на грани слышимости усилило эхо стен.
— … сообщите Росалес…
— Как же, как же. Добрая адмирал узнает обо всём, что вы натворили, можете не сомневаться.
Он смотрел на себя, обездвиженного, и удивлялся, как может содрогаться дыханием грудь, из которой только что вырвали сердце?
— Вас уведомят о дате трибунала.
Какой-то чужой Витал кивнул.
— И капитан. Постарайтесь не покидать остров… — бросила чиновница и стукнула огромной печатью.
В сопровождении конвоя его вывели на площадь перед Адмиралтейством.
Он так и остался стоять, не понимая, ни кто он, ни откуда, ни зачем пришёл.
* * *
Дощатый с проплешинами пол поскрипывал даже под легкой поступью де Круа. За неделю житья в этой дыре она уже успела привыкнуть к подобным досадным штрихам. Сейчас же запущенный вид временного пристанища и вовсе ее не волновал. Если бы не этот удушливый флёр…
В столовой гостевого дома пахло скисшим спиртным.
Де Круа поморщилась и распахнула все окна на пустующем этаже. Фигура в белом кителе махнула ей рукой и растворилась в предутреннем сумраке.
— Птичка, ты возвращаешься под утро! Ты что такое творишь? И что это на тебе⁈