Небо надо мной (СИ)
– …чтобы посмотреть кабельное, – храбро закончила я. – У Смоллхоков дома нет порноканалов.
Стив рухнул рядом со мной на одеяла, задыхаясь от хохота, а потом ехидно спросил:
– И что? Хочешь попробовать всё, что там показывали?
О Боже… Всё?! Я вспомнила увиденное по телевизору в убогом номере мотеля и похолодела. Но отступать было поздно.
– Да! – гордо заявила я. И добавила, опять не удержавшись: – Если у тебя хватит сил на это «всё».
– Ах ты-ы… – простонал Стив, опять вздрагивая от смеха и дёргая меня за руки так, что я опрокинулась на него, снова ощущая всем телом, – теперь вообще без одежды, без всякой преграды, – его обнажённое тело. – Сильно смелая, что ли? Тогда давай, смелая, начинай.
Я ахнула – изумлённо и возмущённо. Это было нечестно! Так, значит? Ну хорошо же…
Во рту у меня пересыхало от предвкушения, а сердце громыхало, как боевой барабан, но я медленно встала на колени, склонившись над ним. И внезапно даже для себя провела языком по его прохладной смуглой коже – от ямки между ключицами к шрамам на груди, к плоскому мускулистому животу. Стив втянул в себя воздух сквозь зубы и сжал кулаки, но больше не шевельнулся, и я, всё-таки трусливо зажмурившись, нашла его напрягшийся член пальцами и губами. И подскочила, широко раскрыв глаза, а Стив вновь затрясся от смеха:
– Что?
– Н-ничего… – пробормотала я, но подумала, что всё-таки должна объяснить: – Когда Вай рассказывала, что бывает член, как у жеребца, я думала, что она это в переносном смы…
Я не договорила, потому что Стив наконец распластал меня на одеялах, как лягушонка, заткнув мне рот своим горячим ртом. На секунду он оторвался, чтобы прорычать:
– Выпорю обеих!
И опять жадно приник к моим губам. А пальцы его, раздвинув мои колени, стали настолько бесстыдно и безжалостно исследовать укромные складки моего тела, что я так же бесстыдно захныкала, извиваясь и неосознанно прося большего… большего!
Боже, и я ещё считала себя асексуальной!
– Сейчас, Птичка, не спеши, – прохрипел Стив.
Да какое там «не спеши»… Я попыталась объяснить, что просто умру, если не получу его целиком и немедленно, но из пересохшего рта вырвался лишь жалобный стон.
Стив ещё шире раздвинул мне бёдра, подсунул ладони под ягодицы, приподнял меня и скользнул внутрь одним сильным режущим ударом, пронзив, затронув, задев все нервные окончания – как мне показалось, до самого горла.
И застыл.
– Что, больно? – шепнул он мне в самые губы.
– Сладко, – выдохнула я в ответ, крепко обхватив его сразу руками и ногами, и потёрлась об него грудью. – Так сладко. Так… Ох!
Стало ещё слаще, когда он начал двигаться внутри меня. Не в силах больше сдерживаться, я заметалась, отчаянно всхлипывая и инстинктивно подаваясь навстречу ему при каждом толчке, с бешеным восторгом слыша, как он дышит всё чаще и чаще, стискивая мои бёдра всё сильней.
И наконец я закричала, уткнувшись ему в грудь, прикусывая солёную от пота кожу и чувствуя, как всё его сильное тело сводит такой же яростной судорогой освобождения.
Это было как полёт. Как взрыв. Как… смерть.
Качнулась земля.
Я была этой землей. Травой, примятой нашими телами. Одиноким криком вспугнутой птицы. Всей этой ночью, опрокинувшейся над нами, полной ветра, звёзд, стрёкота цикад, запаха дыма. Полной жизни. Полной смерти.
Всё ещё цепляясь за Стива, я провела ладонями по его груди и плечам, стирая испарину, впитывая запах его кожи. Теплая липкая струя его семени, смешанного с моей кровью, медленно высыхала у меня на бёдрах. Жизнь? Смерть?
Я решила, что никогда больше не смогу шевелиться, и только беспомощно заскулила, когда Стив наконец оторвался от меня, но тут же опять схватил на руки и куда-то понёс. Куда-то… Что?!
Я завизжала и попробовала вырваться – как же! Смеясь и по-прежнему сжимая меня железной хваткой, он кинулся в озеро. Я задыхалась от холода и от смеха, колотя его по груди, а он фыркал, даже не уворачиваясь. А потом снова с силой насадил меня на себя – прямо там, в воде, и я снова закричала, сдаваясь, отдаваясь…
Когда мы вновь лежали на одеялах, обсыхая, Стив вдруг стиснул зубы, глухо выругался и приподнялся на локте, вцепившись пальцами в правую ногу, которую бороздили шрамы. Я осторожно коснулась его запястья:
– Ляг. Пожалуйста.
– Чего ещё выдумала? – пробурчал он, исподлобья глянув на меня. Я терпеливо ждала, и он наконец неохотно перевернулся и лёг ничком на одеяло.
Я начала настойчиво разминать твёрдые, как дерево, мышцы под исполосованной шрамами кожей, с упавшим сердцем слыша его невольные болезненные вздохи, а потом с ликованием почувствовала, как он понемногу расслабляется под моими руками, переводя дух.
– Я никому раньше этого не позволял, – заметил он удивлённо, вновь приподнимаясь на локте.
Я вспомнила слова Вайноны: «Никого к себе не подпускает» – и прерывисто вздохнула.
– И тебе зря позволил… – сонно продолжал он, опять утыкаясь лбом в одеяло, пока я жадно смотрела на него в зыбком предутренем свете. – Мне нельзя ни к кому привязываться… и ко мне нельзя…
– Почему? – спросила я шёпотом.
– Я долго не заживусь, – спокойно отозвался он. – Потому что весь этот грёбаный мир – против меня.
Дыхание его совсем выровнялось, и я поняла, что он уснул.
– Я за тебя, Стив Токей Сапа, – проговорила я, как клятву, невесомо касаясь его жёстких чёрных волос. – Я за тебя.
А потом я прижалась губами к его тёплому плечу, – он чуть пошевелился и что-то сонно бормотнул, – и укрыла его вторым одеялом. Отыскала в траве свою разбросанную, влажную от росы одежду и побрела вдоль берега, чтобы найти Водородку – едва переставляя ноги, удивляясь тому, что вообще могу ходить, улыбаясь этому удивлению и смахивая дурацкие слёзы.
Всё тело ныло, каждая косточка, всё пело…
Мама, мама, спаси меня, я не смогу жить без этого человека.
Мама, я ждала его всю свою жизнь.
Помоги мне, мама.
***
А он просто исчез.
Люк Клауд объяснил Вай и Джемайме, что Стив, мол, собирался на родео в Неваду. Джемайма только головой покачала, Вай протяжно вздохнула, настороженно покосившись на меня, а я, не подымая глаз, продолжала лущить фасоль в большой глиняной миске. Тем летом фасоль уродилась просто на редкость.
Потом я незаметно выскользнула во двор и встала у изгороди, невидяще глядя на пустовавший выгон. Слёзы медленно капали мне на исцарапанные руки. Сердце больно щемило, и я неосознанно потирала ладонью грудь между ключицами. А потом опустила руку на живот.
Это было странно, очень странно, но я точно знала, что беременна, знала без всяких тестов из аптеки, без визитов к врачу… И ещё я точно знала, кому должна об этом сейчас же рассказать.
Я заглянула в дом:
– Вай?
Как я и предполагала, услышав всё, подруга взвилась ястребом до самых облаков, плотно застилавших предгрозовое небо:
– Я его убью!
– Вай… – Я не сдержала улыбки. – Он не виноват.
– Как же! Ты такая нежная, неопытная, а он…
– Я, нежная и неопытная, его практически изнасиловала, – вызывающе фыркнула я и утёрла ладонью мокрые щёки. – И наврала ему, что не мой день цикла. И… и я хочу этого ребёнка, Вай. Пусть я даже никогда больше Стива не… не увижу.
– Увидишь, даже если мне для этого придётся его связать и притащить сюда на верёвке, зловеще поклялась Вайнона, встряхнув волосами. А потом с прищуром покосилась на меня. – Расскажи, а? Рут?
– Что рассказать? – прикинулась я дурочкой.
– Ну-у… как ты с ним, а?
– Как, как… – проворчала я и опять вытерла щёки. – Как воробьиха с «Боингом», вот как!
На наш хохот прибежал не только Люк, но даже Джозеф.
А Стива всё не было.
Неделю.
Месяц.
И еще один.
И ещё…
Начались занятия в Школе за выживание. Начались дожди. Ручьи – крики – переполнялись водой, просёлочные дороги часто становились непроезжими. Журавлиные стаи с печальным курлыканьем потянулись над нашими головами с севера – в Мексику.