Волчий Рубин (СИ)

Конрад тяжело опустился на пол, с хрипом дыша, а Влад зачиркал огнивом, поджигая факел. Пальцы слегка дрожали, и следующим делом парень вытянул сигарету из пачки и прикурил. С той стороны двери донеслись удары и ругань.
— За ключом, быстро!
Влад в последний раз глубоко затянулся, с сожалением выбросил почти целую сигарету, подхватил Лионеллу на руки, и они поспешили вперёд.
— Как сбежала?!! — Марко в ярости швырнул недопитый бокал с вином в стену. Брызнуло стекло. — Она же должна была спать! Кто ей помог? Почему неизвестные еретики вторые сутки ходят по Ватикану, как по собственному заднему двору?!!
Солдат, сообщивший дурную весть, испуганно мялся на пороге, опустив голову.
— Привести ублюдка ко мне! — рыкнул инквизитор через плечо и продолжил тише, разговаривая сам с собой, — Значит, точно он привёл врагов в резиденцию, по подземному ходу, а я-то сразу не сложил два и два. Нужно было тогда же обыскать весь тоннель!
Марко потянулся к бутылке с вином, чтобы налить ещё, но вспомнив, что бокал лежит на полу осколками, хлебнул прямо из горлышка, не почувствовав вкуса. Перед мысленным взором предстало выражение лица кардинала, когда он узнает обо всём произошедшем.
— Чёрт! — инквизитор еле удержался от того, чтобы не отправить бутылку вслед за бокалом.
Чезаре переступил порог кабинета Марко, внутренне радуясь завершению длинной ночи, потому что был уверен, что предстоит поездка к главе инквизиции. С одной стороны, будет время в дороге для обдумывания своих оправданий, а с другой… отец по крайней мере выслушает спокойно. Однако встретившись взглядом с Марко, мальчишка понял — что-то произошло. Инквизитор хмуро глянул из-под густых бровей и голосом, дрожащим от еле сдерживаемого гнева спросил:
— Кто был с тобой в ту ночь? Когда напали на резиденцию?
— Я, кажется, вчера ясно сказал, что с тобой это обсуждать не собираюсь, — огрызнулся Чезаре. — Пришёл ответ от… его высокопреосвященства?
Он почувствовал внезапно свинцовую усталость, сказывалась бессонная ночь, и рана в боку опять разболелась с утра. Чезаре с трудом ровно удерживался на ногах. Время от времени накатывали приступы головокружения, и комната начинала отплясывать вокруг, как подвыпившая селянка на празднике урожая. И бессмысленный разговор об одном и том же, зашедший на очередной виток, только усугублял плохое самочувствие.
— Ответ-то доставили ещё вчера, — протянул Марко, — но за ночь появились новые обстоятельства… Сейчас я считаю более целесообразным выяснить всё немедленно, не откладывая в долгий ящик.
Мальчишка усмехнулся одним углом рта и ядовито спросил:
— Хочешь ослушаться приказа кардинала?
По лицу инквизитора пробежала тень. Он в ярости сжал горлышко бутылки, чуть не раздробив его.
— Зря ты думаешь, сопляк, что с монсеньором тебе будет легче разговаривать. Он уже знает обо всем, случившемся в Ватикане. Ты только отсрочишь момент признания, и ничего более. Не хочется облегчить душу поскорее?
— Перед вами не хочется, святой отец, — абсолютно честно произнёс Чезаре. — И сейчас вы затягиваете, а не я. Можно уже и в путь выдвигаться. — Он поймал себя на мысли, что не знает стопроцентно, какое распоряжение отдал отец, но если уж Марко так бесится, значит, предположения верны, и кардинал Гаэтано желает разбираться со своим сыном лично.
Инквизитор в последний раз полыхнул взглядом и неохотно кивнул:
— Выезжаем через полчаса.
Лионелла проснулась от того, что ощутила чужое прикосновение на щеке. Она дёрнулась в сторону, распахнула глаза… и не поверила им. Куда делась тёмная душная камера, в которой она провела почти двое суток? Над девушкой склонился Влад, это он ласково проводит пальцами по её лицу. Красноватый солнечный зайчик, посланник восходящего солнца, плеснул светом в глаза. Магичка, ничего не понимая, улыбнулась и приподнялась на локте. Лавка, несмотря на жёсткость, казалась такой удобной…
— Влад, ты… Я думала, что больше тебя не увижу…
 
Парень порывисто прижал девушку к груди, словно боясь, что та исчезнет, и начал покрывать поцелуями её лицо, шею, грудь, руки… да всё, до чего мог дотянуться. Лионелла, смеясь, отвечала на ласки, всё ещё не веря в чудесное освобождение. Только когда они в полной мере насладились обществом друг друга, магичка начала расспрашивать подробности.
Медленно ведя пальчиком по коже Влада, посочувствовала:
— Вам тяжело пришлось. Всё из-за меня. Не рассчитала силы в том бою. Альдо предупреждал меня, что надо отступать, а я не послушала. Он погиб по моей вине… И многие другие тоже…
«И не только оборотни пострадали», — подумал Влад, вспомнив мёртвых стражников, застреленного слугу в резиденции, почти доведённого до безумия юношу в доме кардинала, Чезаре, пережившего за одни сутки такое, что не каждый бывалый воин выдержит. Но вслух, конечно этого не сказал.
— Не казни себя, любимая. Ты защищала свой народ, тех, кто тебе доверился. Все мы когда-то проигрываем. Хорошо, что всё закончилось.
— Ничего не закончилось, Влад! — внезапно вспылила магичка. — Инквизиторы не ушли из леса. Сейчас у нас всего лишь краткая передышка. А через час самое большое — опять в бой!
— Я. Тебя. Никуда. Не. Отпущу, — раздельно проговорил Влад. — Одного раза достаточно. Всем нам повезло, что ты жива и невредима. И что мы с Конрадом не остались лежать где-нибудь в закоулках этих чёртовых подземелий!
В серых глазах Лионеллы скользнуло предвестие грозы, как будто сизая туча набежала на светило и погребла его сияние под своим ватным телом. Она слегка отстранилась и сказала:
— Волкам необходима моя помощь. Одни они не справятся. У инквизиции слишком много молящихся.
— Во-первых, в последний раз ты им не очень-то смогла помочь, только сама в плен попала. А во-вторых, волки пережили как-то целые сутки без присмотра магов, когда ты в камере сидела, а Конрад по Ватикану лазил.
Он притянул девушку обратно и чмокнул в бьющуюся на виске жилку.
— Нет, Влад, я не могу остаться здесь. Стая зовёт меня…
— Тогда я с тобой пойду, — вздохнул парень.
Лионелла нахмурилась, решая, какой вариант ей нравится меньше.
— Ладно, пойдём вместе.
Кардинал пригубил вино из бокала, но любимый сорт показался каким-то кислым и невкусным. Вообще со вчерашнего вечера весь мир выглядел неприятным и некрасивым. Неудобное походное ложе не дало выспаться, завтрак был подгоревшим, лица солдат — чересчур грубыми, в словах слуг слышалась наглость, а теперь и вино совершило предательство. Гаэтано старался не думать о доставленном вчера во время ужина письме, в котором было несколько строчек, написанных рукой сына, и подробное объяснение, которое добавил Марко. Глава Святой Палаты, конечно, сделал скидку на извечную ненависть секретаря, но даже с учётом данного обстоятельства обвинения в адрес Чезаре звучали весомо. И радость, что сын жив, не в силах была заглушить тревогу.
С края лагеря раздались приветственные возгласы. Кто-то приехал. Гаэтано, скривившись, всё-таки допил кислятину и приготовился встречать гостей. К полянке, где раскинулся главный шатёр, подъехали пятеро всадников. Процессию возглавлял Марко, горделиво восседающий на вороном жеребце, как триумфатор, вступающий в завоёванный город. Выражение лица у него было довольное донельзя. Чуть сзади в окружении трёх охранников ехал Чезаре. Кардиналу бросилось в глаза, что сын еле-еле держится в седле, а на светлой ткани рубашки сбоку алеет кровяное пятно.
Кавалькада остановилась, всадники один за другим спешились. Чезаре неуклюже сполз с седла и судорожно схватился за поводья, чтобы не упасть. Лошадь возмущённо всхрапнула и переступила копытами.
— Монсеньор… — начал Марко, но кардинал, досадливо отмахнувшись, отодвинул его в сторону и подошёл к сыну. Глянул в бледное лицо и приказал ближайшему солдату:
— Живо приведи кого-нибудь из санаторов.