Человек, который умер смеясь

Хог: И в чем была разница?
Дэй: Общий опыт. Мы все жили одной жизнью, все боялись того, что будет дальше. Плюс еще Гейб…
Хог: А что Гейб?
Дэй: (Пауза.) Он был великолепен в амплуа простака. Я только через много лет себе в этом признался. Когда мы были на вершине славы, я всегда думал, что все дело во мне. Все так говорили. Говорили, что его роль любой может сыграть, что он деревянный, что причина нашего успеха во мне. Я в это верил. И я ошибался. Он был прекрасным простаком. Лучшим в шоу-бизнесе.
Хог: Серьезное заявление с вашей стороны.
Дэй: Это правда. Мы просто идеально подошли друг другу. Я был очень взвинченный, такой типичный парень из Нью-Йорка — ну ты знаешь. Сплошное «давай-давай-давай». Он был спокойный и собранный. Воплощение Среднего Запада. Сама невинность. И красивый, хотя мне всегда казалось, что кадык у него слишком уж выпирает… У нас с ним был отличный ритм. У Гейба был какой-то инстинкт — он чувствовал, когда нужно поднажать, чтобы я казался еще смешнее. И знал, когда меня попридержать и перейти к следующему номеру. Ровно тогда, когда нужно — ни секундой раньше, ни секундой позже. Он это чувствовал.
Хог: А вы разговаривали о будущем? О том, чтобы работать вместе?
Дэй: Мы мечтали о том, чтобы стать звездами, примерно так же, как другие ребята мечтали переспать с Бетти Грейбл. Была война, в будущее люди заглядывали максимум на шаг вперед. Наш шаг вперед состоял в том, чтобы попасть на сцену. На базе по субботам обычно были танцы. Оркестр, местные девушки, хорошие такие. И однажды в субботу, когда оркестр сделал перерыв, кто-то из ребят подговорил нас выйти на сцену. Первые пару минут все думали, мы придурки какие-то. Но когда мы разошлись и стали шутить насчет сержантов, офицеров, еды… всем понравилось. Мы стали выступать на танцах каждую неделю. Мы были главным хитом вечера. И так получилось, что однажды в выходные нас увидел — но мы этого тогда не знали, учти, — офицер-вербовщик, который работал в «Уорнер Бразерс» «охотником за талантами». Эл Лафкин. Он потом стал вице-президентом студии. Знаешь, каждая история успеха в шоу-бизнесе обязательно включает какое-нибудь сумасшедшее совпадение. У меня было такое: этот Эл Лафкин вот-вот должен был жениться в Нью-Йорке на сестре Лена Файна.
Хог: Того самого Лена Файна из «Пайн Три»?
Дэй: Да-да, его самого. И Эл упомянул Лену про двух солдат-юмористов в Миссисипи, а Лен ему говорит — а, Санни Дэй, да, он настоящий талант, это я его открыл.
Хог: А вы ничего этого не знаете.
Дэй: Абсолютно ничего. Я знаю только то, что мы заканчиваем курс боевой подготовки, садимся на поезд до Форт-Дикса [40] в штате Нью-Джерси и наше подразделение отправляют в Европу. Но не нас с Гейбом — нам поступает приказ явиться в какое-то особое вербовочное подразделение.
Хог: Что за вербовочное подразделение?
Дэй: Мы ничего не знаем. Нам просто говорят явиться в театр на Западной Пятьдесят третьей улице в Нью-Йорке. Ну, мы находим театр. Гейб пялится на высоченные дома — чуть шею себе не свернул. Мы показываем солдату у входа свои бумаги, заходим — и оказываемся на репетиции какого-то серьезного шоу. Там кордебалет, музыканты, руководитель оркестра чертовски смахивает на Кея Кайсера [41], а еще три певички — наверняка это сестры Эндрюс. Но какого черта тут делают сестры Эндрюс? И какого черта тут делаем мы? Оказалось, они здесь ставят ревю под названием «Теперь ты в армии» — его будут показывать по всей стране, чтобы собирать средства, поддерживать дух американцев и способствовать призыву в армию. И нас тоже решили вставить в это шоу — ну понимаешь, парочка настоящих новобранцев демонстрирует смешные стороны армейской жизни. Так-то мы и попали в шоу-бизнес — благодаря дяде Сэму. К нам приставили парня, который писал тексты для радиопередачи Эдгара Бергена — он тоже был в армии, как и мы. Он помог нам доработать наши номера, подкинул пару новых строчек. Через две недели мы отправились в турне. В последний вечер перед отъездом я поехал в Бруклин и сходил в больницу к своему старику. Мама меня заставила. Больше я его не видел. (Пауза.) Он был совсем не в себе, даже не узнал меня. Во мне скопилось столько ненависти к нему, столько гнева, и все это никуда не делось просто потому, что он лежал и умирал у меня на глазах. Я… ну, это было жутко мучительно.
 
Хог: Вы были в турне, когда ваш отец умер?
Дэй: Я приехал на похороны из Кливленда. Были только мы с мамой и пара родственников. Когда все закончилось, мы вернулись в квартиру, выпили пару рюмок шнапса, и я уехал ближайшим же поездом. Можно сказать, Хоги, что на этом моя прежняя жизнь закончилась. И началась новая.
(конец записи)
(Запись № 5 беседы с Санни Дэем. Записано в его кабинете 21 февраля)
Дэй: Знаешь, от чего бы я сейчас не отказался? От батончика «Бейби Рут». Я их десятками ел, когда напивался.
Хог: То есть последний кусок ананаса вы оставляете мне?
Дэй: Обойдешься.
Хог: Ну, рассказывайте, как было в турне с «Теперь ты в армии».
Дэй: Я так еще никогда не веселился. Начали мы в Буффало. Выступали там пару недель. Потом Детройт, Кливленд, Чикаго, Сент-Луис. У нас был собственный поезд. Мы останавливались в лучших отелях. Оказалось, за все платят «Уорнерс». Они собирались в какой-то момент все это отснять на кинопленку. Каждые шесть — восемь недель они присылали к нам каких-нибудь актеров, с которыми у них был контракт, — Джека Карсона, Джоанн Блонделл. Актеры обычно вели шоу и выступали со скетчами. Все это было как сон. Мы с Гейбом выходили на сцену минут на десять в середине шоу. В остальном у нас была одна сплошная вечеринка. А какие там были девочки, Хоги! Мы путешествовали с двумя десятками веселых девочек из кордебалета, изголодавшихся по мужскому вниманию. Эх, как же мы развлекались, особенно в поезде. Устраивали вечеринки в пижамах. Пели. Пили. Но это были приличные девушки, Хоги, просто им нужно было немного любви. Они считали нас ужасно милыми. Мне было двадцать один, Гейбу двадцать три. Ну что тут скажешь, там была нехватка мужчин.
Хог: А Гейба это не смущало, ведь он был такой правильный?
Дэй: Оказалось, что Гейб Найт из тех ребят, которые любят манную кашу просто потому, что ничего другого не пробовали. Стоило ему распробовать секс, как у него непрерывный стояк пошел. К нему круглые сутки ходили девчонки. Он то и дело выпихивал меня из нашей комнаты, и мне приходилось идти искать соседку очередной его девушки. Да и я тоже времени даром не терял.
Хог: Как вы с Гейбом уживались?
Дэй: Он храпел. Фальшиво свистел. Таскал еду с моей тарелки. Я это ненавижу, кого угодно спроси. Но мы с ним были товарищи, и у нас отлично шло дело. Публика была в восторге. Нам даже написали новый номер. Гейб сидит в лунном свете на ступенях казармы, играет на укулеле и поет «При свете серебряной луны». Я выхожу и сажусь рядом. Я новобранец из Бруклина, он новобранец из Небраски, мы оба страшно скучаем по дому и напуганы. Так что мы курим вместе и разговариваем про дом, маму и девушку. А потом вместе допеваем песню. Я страшно нервничал, когда мы в первый раз с этим вышли. Я все говорил: а где тут смешное? Надо, чтоб было смешно. Но зрителям нравилось. Это выглядело искренне.
Хог: А вы чувствовали, что вот-вот станете звездами?
Дэй: В основном мы чувствовали, что нас несет какая-то огромная волна. Потом мы добрались до Лос-Анджелеса… да, зимой сорок третьего. «Уорнерс» готовы были сделать из нашего шоу фильм. Нам с Гейбом велели явиться на кинопробы. Мы познакомились с Джеком Уорнером, мы…
Хог: Не помните, что он вам сказал?
Дэй: Помню, я так испугался, что забыл, как меня зовут. Он спросил, кто из нас Найт, и мы оба ответили: «Я, сэр». Они сняли, как мы исполняем свой номер на фоне декораций. Потом мы вернулись в отель. На следующий день нас отозвали в сторону и сказали, что в фильм нас не включают. Мы ужасно расстроились. Решили, что это все, конец вечеринки. Но дело было в другом. Понимаешь, Джек Уорнер решил снять с нами отдельный фильм, «Вольно!» Мы ему страшно понравились. Это было как сон, Хоги. Я все ждал, что сейчас проснусь, но проснулся только через тридцать пять лет.