Машина лорда Келвина
— Что вы здесь делаете? — вопросила женщина.
Вошедший с нею мужчина, выглядывавший из-за ее плеча, тупо воззрился на Сент-Ива, потом стушевался и шагнул назад. Этот субъект был в стельку пьян — намного сильнее ее самой.
— Кто это? — кивнул на пьяного Сент-Ив, вложив в этот вопрос все презрение, на которое был способен, словно ответ имел какое-то значение. В тот же миг мужчина развернулся, выскочил в коридор и побежал к лестнице. Дробный стук шагов по ступеням, хлопок наружной двери, — и все смолкло.
— Плакали мои полкроны, — ровным голосом протянула женщина. — Я не какая-то попрошайка. Если вас подослал хозяин жилья, передайте ему, что я всегда плачу вовремя. На улицах будет вполовину меньше побирушек, если типы вроде него прекратят обирать нас дочиста.
— Я здесь не за этим, голубушка, — покачал головою Сент-Ив, дивясь тому, что эта женщина изъясняется таким правильным языком. И сразу поправил себя: она ведь была женой известного или, во всяком случае, уважаемого в научных кругах биолога. Эта мысль его опечалила. Низко же ей пришлось пасть! В ней и сейчас можно было разглядеть юную сельчанку, без памяти влюбившуюся в человека, которым она восхищалась. Ныне она продает свои ласки, прозябая в дрянном съемном жилье.
Женщина не отходила от двери, — видимо, в ожидании объяснений, — и Сент-Ив, к стыду своему, внезапно понял: в ее сердце еще теплится надежда… на что? Что она, в конечном счете, не упустит свои полкроны? И отлично понимает, что Сент-Ив не принадлежит к типичным обитателям Вест-Энда. Перед нею — не очередной матрос, что шатается по Пеннифилдс перед выходом в море.
— Я врач, мэм.
— Вот как? — Она все же вошла в комнату, прикрыла за собою дверь. — А у вас, случаем, не найдется глоточка джина? Врач, говорите? Нет лучшего врача, чем бренди.
Женщина лукаво улыбнулась, явно заигрывая, но это слабое движение губ так обезобразило ее лицо, что Сент-Иву стало ясно: она изначально не создана для подобных театральных сцен. Ее голос звучал безжизненно, а глаза, казалось, смотрели только в пустоту. Та сельская девушка, которая когда-то влюбилась в ученого и которую Сент-Ив все еще различал в ней, исчезала прямо у него на глазах. Однажды наступит день, когда джин и продажная жизнь на улицах Лаймхауса вытравят ее совершенно.
— Боюсь, у меня нет с собой бренди. И джина нет. Зато я принес эту банку говяжьего бульона…
Сент-Ив повернулся, чтобы указать на банку в тени под окном.
— Что? — с сомнением переспросила она, словно не расслышала его слов — или, лучше сказать, словно не поверила своим ушам.
— Говяжий бульон. Проще говоря, лекарство для ребенка. — Сент-Ив указал подбородком на спящего мальчика, который успел перевернуться на живот и теперь спал, упершись щекой в пол. — Ваш сын не здоров.
Женщина бросила на сына короткий косой взгляд.
— Не настолько, чтобы поить его какой-то дрянью.
— Все гораздо серьезнее, чем вы полагаете. Если не помочь ему сейчас, через две недели он умрет.
— Да кто вы, черт возьми, такой? — повысила голос женщина, захлопнула наконец дверь и разожгла стоявшую на буфете лампу. Комната озарилась желтым светом, и к темному пятну на потолке поднялся завиток грязно-серого дыма. — С какой стати ему умирать?
— Ваш муж был моим другом, — ответил Сент-Ив, которого посетило вдруг вдохновение. — Я обещал ему, что буду время от времени навещать мальчика. Я приходил уже трижды, стучал, но никто не отзывался, и на сей раз я просто влез в окно. Я врач, мэм, и говорю вам как врач: этот ребенок может погибнуть.
При упоминании о муже женщина тяжело опустилась на табурет возле стола и закрыла лицо руками. Посидев немного в этой позе, она резко выпрямилась, и в глазах ее сверкнули искорки гнева.
— Что вам нужно? — спросила она. — Говорите и убирайтесь вон.
— Этот бульон, — вздохнул Сент-Ив, отходя к мальчику и слегка тормоша его за плечо, — единственная надежда на его спасение.
Ребенок проснулся и при виде склонившегося над ним Сент-Ива отпрянул в испуге.
— Все хорошо, мой ягненок, — проворковала мать, опускаясь рядом на колени и приглаживая его длинные, тонкие волосы. — Этот человек доктор, друг твоего отца.
При этих словах мальчик метнул в Сент-Ива взгляд, исполненный отвращения и ненависти такой силы, что тот едва не отшатнулся. Да уж, несть числа людским страданиям, и объять их умом невозможно…
— У вас есть чашка? — спросил он у матери, и та принесла из буфета фужер — тот самый, которым Сент-Ив воспользовался неделю тому назад, чтобы… Чтобы что? Неожиданный приступ головокружения — результат возникшей в сознании путаницы — едва не сбил его с ног.
— Осторожно! — вскрикнула женщина, пытаясь выхватить у него лишь до половины наполненный фужер.
— Вот именно. — Сент-Ив долил недостающее. — Мальчик должен это выпить. До дна.
— А куда остальное? — спросила она. — Лошадь и та не выхлебает этакий жбан.
— Давайте ему два полных стакана в день, пока настой не закончится. Это необходимо, чтобы сохранить вашему сыну жизнь.
Женщина колебалась, глядя на него со смесью сарказма и любопытства, утверждавшей, что такая жизнь не стоит того, чтобы за нее цепляться, даже если Сент-Иву взбрело на ум обратное.
— Хорошо, — наконец произнесла она, ставя стакан в буфет, а затем обратилась к мальчику: — Постарайся уснуть, милый.
Тот натянул одеяло на голову и отвернулся к стене. Женщина же принялась поправлять прическу, словно ждала, что Сент-Ив вот-вот предложит с лихвой возместить ей утрату сбежавшей с моряком монетки в полкроны.
— Ну что ж, — неловко произнес Сент-Ив, отступая к окну, — тогда я, пожалуй…
Взгляд его, блуждая, уткнулся в банку с лечебным настоем, и Сент-Ив вздохнул с облегчением, отыскав тему для продолжения разговора:
— Эту банку следует хранить в прохладном месте. Мой вам совет: выставьте ее на крышу, за окно.
По правде говоря, в самой мансарде было немногим теплее, чем на улице, но банка дала Сент-Иву подходящий предлог распахнуть окно и вылезти на крышу. Спеша, он чуть было не растянулся на влажной черепице. Поднялся, отер колени и, склонившись, заглянул в окно.
— Удираете по крышам? — спросила женщина с ноткой обиды в голосе. Вот для чего, оказывается, он туда вылез! Его совсем не интересовал предлагаемый ею товар. Моряка спугнул — и что дальше? Теперь ей придется искать нового клиента…
— Лестница для вас недостаточно хороша? — задала она следующий вопрос, повысив голос. — Не желаете, чтобы люди видели, как вы выходите от шлюхи? Тоже мне врач!
Сент-Ив робко кивнул, но сразу спохватился и замотал головой.
— Моя… карета…
— На крыше?
— Да. То есть я имею в виду… — Он совсем смешался. — Я хотел сказать, остается решить денежный вопрос.
— Да катитесь вы к черту со своими вонючими деньгами! Подыхать буду, а к ним не притронусь! Оставьте свои подачки для кого-нибудь другого! Благодетель! Если мой сыночек поправится, скажу спасибо, а пока — скатертью дорожка, и оставьте свои деньги при себе.
— Это не мои деньги, мэм, уверяю вас. Четыре года назад мы с вашим мужем рискнули небольшой суммой. Я задолжал ему кое-что, плюс проценты… — Сент-Ив вытащил из кармана набитый кошелек — тот самый, что он прихватил из кабинета в Харрогейте. Сумма, вне сомнений, озадачит ее. Впрочем, она быстро найдет деньгам применение… «Еще двадцать фунтов выброшены на ветер», — подумал Сент-Ив, протягивая женщине кошелек. (Какая, впрочем, разница? В туманном будущем он вернет их себе, выиграв пари у Флеминга. Нами правят время и случай…) Недолго помедлив, та жадно выхватила подношение: неважно, сколько там монет, но на них можно купить порцию-другую джина!
Сент-Ив надвинул шляпу на лоб и зашагал по крыше. Сказать ему было больше нечего. Оставалось довериться судьбе. Он откинул крышку люка, залез в батискаф и принялся возиться с управлением, ни о чем не думая — голова была совершенно пуста. И только после сообразил, что за все время, проведенное в мансарде, он ни единожды не связал в своих мыслях больного малыша с доктором Игнасио Нарбондо. Казалось, между ними вовсе нет никакой связи. А выражение лица ребенка при упоминании об отце… Да какое там выражение! Всего лишь тень, но такая густая и темная, что за ней не угадаешь возраста мальчика. Впрочем, к чему теперь думать об этом?