Чисто шведские убийства. Отпуск в раю

— Ладно, ладно… — Кристина вытянула ноги, пятками в песок, задумчиво пошевелила большими пальцами и начала: — Никлас — спортивная элита. Привык всегда думать о себе и ставить свои потребности на первое место. Даниэлла — типичный единственный ребенок. Повышенное самомнение, которое подкрепляется тем, что она красива, всегда в центре внимания и у нее муж, на которого все заглядываются. Ты, наверное, знаешь, что Даниэлла снималась в одном шоу с Джесси? Они еще пару раз сцепились.
— Даниэлла тоже берет уроки у Софи, — с жаром вмешалась Аманда. — Она хорошая наездница, хотя не такая умелая, как сама о себе думает. Когда у нее что-то не получается, винит или лошадь, или дорожку, или устроителей. Однажды я видела, как она от злости сломала хлыст о колено. Даниэлла Мудиг ненавидит проигрывать. Именно что ненавидит!
Аманда открыла еще бутылку газировки, сделала несколько глотков и рыгнула так громко, что Винстон дернулся.
— Прошу прощения, — улыбнулась она, однако, судя по довольной физиономии, Аманда вряд ли так уж сожалела. Да и сам Винстон не мог сдержать улыбки.
— Вы заметили?
Кристина указывала на воду.
— Ветер меняется. Наверное, вечером будет дождь. Может, даже гроза.
Винстон перевел взгляд туда, куда указывал ее палец. Вдали, на горизонте, собирались темные тучи.
  
Глава 30
 
Фредрик Урдаль курил, стоя на крыльце. Он проработал допоздна, уже успело стемнеть. В лесу царила тишина, свет фонаря слабо отражался в озерце, на котором дождевые капли начали рисовать мишени.
В камышах урчала жаба, и звук выходил какой-то потусторонний. Вдали угрожающе перекатывался гром.
Урдаль был в этой дыре совершенно один, и человек более робкого десятка наверняка поспешил бы убраться отсюда, как только начали опускаться сумерки.
Но Фредрик Урдаль был не из робких. Он не испугался даже легавых, которые явились сюда и пытались запугать его.
Страха он не испытывал уже много лет. С тех пор, как тощим пацаном слышал, как по субботам, ближе к полуночи, на подъездную дорожку заворачивает машина отчима.
Все перенесенные Фредриком побои научили его двум вещам. Большой и сильный всегда одолеет маленького и слабого. Второй урок, может быть, оказался еще важнее: не хочешь бояться сам — сделай так, чтобы тебя боялись другие.
Так Фредрик и жил с этим девизом. В школе, в спортивной команде, в армии. И его везде боялись. Везде он подчинял других своей воле. И чем старше и сильнее он становился, тем легче ему это удавалось.
Надо было остаться в армии. Там ему было бы хорошо.
Но он демобилизовался, отправился прямиком домой, в Тумелиллу, сделал Осе ребенка — и всё, куда денешься. Увяз по горло. И понеслось: работа, кредит в банке, дом; жизнь превратилась черт знает во что. Молодой самоуверенный Фредрик исчез в зеркале заднего вида, сменившись угрюмым мужиком под сорок, чьей единственной радостью были спортзал да пиво и игровая приставка по пятницам.
Ссоры с Осой, проблемы с легавыми, развод, алименты, махинации с налоговой, банк, социальная служба и судебный исполнитель. И вишенка на торте — Джесси Андерсон со своим чертовым проектом. При одной только мысли об этой крашеной стерве Фредрик закипал. Но она получила по заслугам. Насадилась на железный крюк, как какой-нибудь червяк. После этого счастливого события фортуна Фредрика наконец переменилась. Ему выпал шанс вернуть себе хоть что-то из того, что он потерял.
Через какую-нибудь неделю он забудет про все это дерьмо. Заказчик из Стокгольма, который купил эту крысиную дыру, заплатит ему наличкой, он купит билет в один конец до Таиланда, и ноги его больше не будет в Сконе. Один его старинный приятель по армии открыл бар в Паттайе и позвал его в партнеры.
Сидеть в шезлонге под пальмами и потягивать «Сингху», пока послушные таечки ублажают его, — таким виделось Фредрику будущее.
Оса, банк и судебный исполнитель удавиться готовы за лишнюю крону из его потом и кровью заработанных денег. Фредрик закрыл глаза; он почти чуял запах ледяного тайского пива. Оставалось всего одно, но немаловажное дельце.
 
Он взглянул на часы. Начало двенадцатого.
За деревьями запрыгал свет фар.
Фредрик в последний раз затянулся и бросил окурок в воду. Машина плавно подъехала к дому. Мотор заглох, и фары потухли.
— Опаздываешь, — сказал Фредрик, когда водитель вышел. — Если денег нет — пеняй на себя.
Водитель, в резиновых сапогах и длинном дождевике с надвинутым на голову капюшоном, в ответ молча покачал черным мешком.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Фредрик. — Ну что, не опасно было?
Дождевые капли быстрее застучали по жести автомобиля. Вдалеке снова прогремел гром. Фредрик мог бы велеть водителю перебросить ему мешок и убраться. Но ему хотелось растянуть этот момент. В кои-то веки он ощущал абсолютное превосходство.
— Пошли, обсудим все в доме, — почти дружелюбно позвал он. — Может, ты пива хочешь? У меня есть.
Он повернулся и вошел в дом; водитель последовал за ним. Мокрые рифленые подошвы резиновых сапог со скрипом ступали по половицам. В прихожей Фредрику послышался слабый звук, похожий на тиканье старых стенных часов на батарейках.
«Тик-тик-тик».
Фредрик остановился. Наверное, щиток. Какой-нибудь контакт отошел, провод искрит, отчего старые деревянные стены вот-вот займутся.
— Слышишь? — спросил он через плечо. — Наверное, провод отошел. Я только щиток проверю.
Фредрик открыл дверь, ведущую в подвал, и сделал несколько шагов вниз по лестнице. Через несколько секунд он понял, что электрический звук исходит не от щитка.
«Тик-тик-тик».
Резиновые сапоги человека из машины снова скрипнули о пол, на этот раз ближе. Слишком близко.
Электрическое пощелкивание перешло в тревожное потрескивание, от которого у Фредрика похолодела шея.
И в первый раз с тех пор, когда он еще был тощим пацаном, Фредрик ощутил почти забытое чувство. Чувство, которого он старательно избегал полжизни.
Страх.
  
Глава 31
 
В пятницу утром Эспинг проснулась рано. Фелисия еще спала; спал и Боб. Пес всегда устраивался на той же стороне кровати, что и Фелисия, — может, чувствовал, что в смысле положительной энергетики это лучшее во всем доме место.
Эспинг его понимала.
Она еще немного полежала, глядя на свою девушку. Фелисии удавалось оставаться красивой даже во сне. Картины не портило даже то, что она тихо похрапывала. Скорее, наоборот.
Они познакомились случайно, на вечеринке, устроенной Эспинг в квартире, которую она снимала еще у одного съемщика. Дело было в Вэкшё. Когда Фелисия, дружившая с соучеником Эспинг по полицейской школе, возникла в дверях, все словно замерло.
— Это Фелисия, она из Мальмё, — произнес их общий приятель, и Эспинг, совершенно обалдевшая и от алкоголя, и от красоты Фелисии, выдала фразу, которой суждено было стать у них крылатой:
— Ну и ладно. Мы все равно ей очень рады.
Лицо Фелисии расцвело улыбкой, и Эспинг поняла, что пропала.
Фелисия могла выбрать любого, любую — а выбрала ее.
Эспинг осторожно выбралась из кровати и на цыпочках прокралась в кабинет, тихо, чтобы не стукнуть, закрыв за собой дверь. Вчера она опять заработалась допоздна. Прошлась по хронологии туда-сюда и столько раз прокрутила запись с видеокамеры, что сбилась со счета.
И вот она снова уселась перед экраном.
Там кто-то был. Кто-то тайком пробрался на виллу и, вероятно, толкнул Джесси Андерсон на верную смерть. Но кто? И почему?
И что, в конце концов, происходит с Эл-Йо?
Хороший вопрос, как сказал бы Винстон. В глубине души Эспинг признавала: если бы не Винстон, она удовольствовалась бы заключением о том, что Джесси Андерсон погибла из-за трагической случайности. Не начала бы разрабатывать Фредрика Урдаля. Потому что чем больше Эспинг размышляла, тем больше уверялась, что тень на записи — это именно он. Не хватало только решающего доказательства, с помощью которого она могла бы убедить в своей правоте и шефа, и этого скептика Винстона.