Стоянка поезда – двадцать минут
24
Де
нежные
реформы
Павлова
в самом
начале
1991 года, за два месяца
до референдума
по сохранению
СССР, и позже
дефолт
при Гайдаре
обернулись
для населения
страны
массовым
бедствием,
став катастрофой
для миллионов
людей.
— И что те
перь?
Брать раскладушку
и подаваться
к Лиде на постой?
— отчаянно,
будто
разговаривая
сама с собой,
спросила
Юлька.
— Две, — отоз
вался
Вячеслав,
не поворачивая
головы
в сторону
жены. Он сидел
на диванчике,
глядя
в раскрытую
книгу,
но ничего
не видя на страницах.
— Что две?
— Две, го
ворю,
раскладушки.
— Хо
чешь
сказать,
что уходишь
от меня? Бросаешь,
да? — Юльку
можно
понять,
исходя
из чисто
женской
психологии.
Остаться
одной
в такое
смутное
время.
Это равносильно
катастрофе!
Это рушится
мир, надвигается
армагеддон
применительно
к масштабам
одной
семьи.— Опять двад
цать
пять. Пора сменить
пластинку.
Заело
её, что ли? Как не в духе, так начинаешь,
извиняюсь
за каламбур,
плести
словесные
разводы
про разводы.
Я про то, что на одной
раскладушке
мы у Лиды не поместимся.
— Сло
ва-
то какие
умные.
Каламбур…
Зубы заговариваешь?
— А ты что по
думала,
глупенькая?
— Что-что. Сам зна
ешь что…
— Ну, вот. Вби
ла же
себе в голову?
Самое,
конечно,
время
о ерунде
такой
думать.
— Ты счи
таешь
семейные
дела ерундой?
— Я так не счи
таю.
Я считаю,
что сейчас
надо думать
о главном.
В семейных
делах
у нас полный
порядок.
Куда же я без тебя? — Вячеслав
обнял
жену. Та прижалась
щекой
к его плечу.
— Ну, вык
рутились же,
когда
при первой
реформе?
Что-нибудь
придумаем
и теперь, —
попыталась
Юлька
успокоить
мужа.— Что здесь мож
но
придумать?
Как бы квартиру
пришлось
не заложить, —
отозвался
тот, словно
читая
её мысли
о финансовой
ситуации,
в которой
они оказались.
Теперь
для них обоих
это стало
главной
больной
проблемой.
Более
того, если сказать,
что это проблема,
значит,
ничего
не сказать…
— Да, — продолжил
он, как бы говоря
самому
себе, — Не каждый
гражданин
способен
ограбить
банк, но банк может
ограбить
каждого.
— Сла
вик?
— Что?
— Я иног
да
задумываюсь,
может
быть, не стоило
тебе уходить
из армии?
Ведь служат же
люди?— Слу
жат.
Недавно
с командиром
своим
встретился
— Ка
ким
командиром?
Ты не рассказывал.
— Как-то по
вода
не было. Теперь
есть, раз ты о службе
разговор
завела.
— Я не хо
тела
тебя обидеть.
— А чего оби
жаться?
Сам принял
решение,
сам написал
рапорт
на увольнение.
Какие
тут могут
быть обиды?
В училище
тоже никто
на аркане
не тянул.
Человек
во всём должен
спрашивать
только
с самого
себя, самому
себе задавать
вопросы
и самому
на них отвечать.
И каждый
из окружающих,
наверное,
живёт
или должен
жить по такому
принципу.
Так что, какие,
Юля, обиды?
— Ну, хо
рошо-
хорошо!
Что за встреча
с командиром?
— Слу
чайно
на железнодорожной
станции
столкнулся
с ним. Подполковник
Самойлов.
Командир
танкового
полка,
в котором
я служил
в Германии.
— Он те
перь
служит
здесь?— Обож
ди!
Не перебивай!
Служит…
На рефрижераторе
с мороженой
рыбой!
— Как?
— Я тебе го
ворил,
что все наши войска
из-за границы
вывели?
В том числе
и Германии?
— Да, ко
нечно.
— Ну, вот и весь от
вет!
Кто-то из офицеров
сам ушёл из армии,
кто-то, как Самойлов,
попал
под сокращение.
В общем,
тысячи
ребят
в погонах
остались
не у дел. Кинули
их и забыли…
Плевать
хотели
на них с высокой
кремлёвской
колокольни…
— Ой, Сла
вик!
— Юлька
присела
на кухонный
стульчик
у обеденного
столика. —
Что-то мне нехорошо…
То ли поумнела,
то ли подурнела
я в последнее
время…
Вот бьёмся-
бьёмся
мы с тобой,
и всё, как рыба об лёд! Не так я себе представляла
нашу жизнь!
Не так! Думала,
что надо чуть-чуть потерпеть,
и всё наладится.
А что наладиться,
если чувствуешь
ведь, что-то не то творится
в стране.
Топчемся-
топчемся.
Цены растут!
А бизнесу
какая
поддержка?
Мне уже начинает
казаться,
что, если нет наворованных
денег
или имущества,
так по-честному
никакой
бизнес
и не построить.
Слава,
может,
пора спуститься
с небес
на землю,
а? Как ты думаешь?
Чего молчишь?
Ответь
мне что-нибудь,
а?! Успокой…
Ты же всегда
раньше
говорил:
«Что-нибудь
придумаем»?
Придумалки
закончились, да?
Вя
чеслав
стоял
у окна, глядя
через
стекло
на противоположную
сторону
улицы.
В ржавых
железных
контейнерах
для бытового
мусора
рылись
бомжи.
«Мо
жет,
и среди
них кто-то из наших?
» — вдруг
подумалось
в тему Вячеславу,
и он отвернулся
от окна. Юлька
сидела
на стуле,
положив
руки на коленки
и отрешённо
склонив
голову.
Вячеслав
подошёл,
обнял
жену за голову.
— И ре
бёночка
не родили, —
Юлька
подняла
лицо, в глазах
блеснули
капельки
слезинок, —
и не родим
уже, — добавила
она дрожащим
голосом.
Всхлипнув,
опустила
лицо, вытирая
глаза
рукавом
халатика.
Вя
чеслав
пытался
что-нибудь
сказать,
но не мог найти
нужных
слов. А, может
быть, в таких
случаях
они и не нужны?
Он молчал
и нежно
гладил
жену по шелковистым
волосам,
чувствуя
печальное
ощущение
какой-
то невозвратности,
беспомощности
и по-мужски
потаённого
угрызения
совести.
* * *Ст
роить
дальше
карьеру военного
капитан
Вячеслав
Шмель не захотел.
Оставалось
найти
своё место
под солнцем.
Ещё со службы
он знал о той породе
людей,
которые
при определённых
условиях
могут
извлечь
выгоду
даже из того худшего,
что преподносит
им жизнь…
Одними
из таких
можно
считать
цеховиков,
уникальном
и неоднозначном
явлении
советской
эпохи.
Среди
них встречались
как подпольные
производители,
дельцы-
махинаторы,
так и просто
люди с предпринимательской
жилкой,
не желавшие
в обществе
официального
равенства
жить на одну зарплату
и научившиеся
извлекать
прибыль
из незаконной —
на то время —
деятельности.