Стоянка поезда – двадцать минут
В се
редине
90-х годов
на плечи
тех, кто кормит
народ,
был взвален
непомерный
груз рыночных
реформ,
и вкус которых
селянин
сполна
познал,
нередко
имея на обеденном
столе
печёную
картошку
да квашеную
капусту.
Такую
картину
нередко
можно
было видеть
в убогих
деревенских
избах
района.
Причина
во многом
кроется
в самих
хозяевах,
как правило,
многодетных,
где одним
только
и богаты,
что ребятишками:
грязными,
оборванными
и голодными.
По многу
месяцев
не белено.
Стены
чёрные
от копоти.
Дымящиеся
из всех щелей
печки,
промёрзшие
углы, потому
что толком
нечем
натопить:
нет ни дров, ни угля. Близлежащие
заборы
и сараюшки
давно
порублены
на жалкое
в условиях
суровой
забайкальской
зимы топливо.
В ус
ловиях
беспредела
ценовой
политики
труженики
полей
и ферм стали
самой
низкооплачиваемой
категорией
работников.
А, по сути, крестьянин
«живых»
денег
не видит,
обходясь
натуроплатой
со стороны
хозяйства.
Но доходы-
то хозяйства
зависят
от того, как и что оно смогло
произвести
и как продать.
Натуроплата —
сено, комбикорма,
дроблёнка,
хлеб с местной
деревенской
пекарни —
стала
наибольшим
проявлением
формы
соединения
личного
заработка
и конечного
произведенного
работником
продукта.
И всё бы ничего,
да слишком
низки
сегодня
закупочные
цены на сельхозпродукцию.
Тревожно
на душе. Шерсть
стоит
меньше
пакли,
а молоко
уступает
минеральной
воде. При частной
собственности
люди сильно
разобщены.
Нет ни сплочённости,
ни уверенности.
Психика
не выдерживает.
Мужик,
подавленный
безысходностью,
ищет успокоение
в стакане.
На деревне
через
двор — в любое
время
суток
спирта
нальют. Сельские
коммерсанты-
спиртоторговцы,
словно
некая
«пятая
колонна»,
спаивая
своих
земляков,
обеспечивают
деградацию
нации.
Призывники
в армию
из сельской
местности
всё чаще страдают
болезнями —
от олигофрении
до недостаточности
веса. Многие
физические
недостатки
в здоровье
молодёжи
заложены
ещё в родителях.
Чем питаются
сельские
женщины,
не имеющие
ни работы,
ни живности
во дворе?
Во что одеваются?
Чем лечатся
и как? И всегда ли
будущей
маме удаётся
попасть
из отдалённой
деревни
в райцентр
на приём
к гинекологу?
..В оби
ход
вошло
новое,
ранее
чуждое
советскому
строю,
понятие
безработный.
20-25-летние
ребята —
тунеядцы-
лодыри-
иждивенцы —
становятся
нормой
для демократической
России.
Следствием
этому —
всплеск
преступности.
Самый
большой
процент
в ней занимает
воровство,
бытовое
воровство,
когда
тащат
всё подряд…
И что плохо
лежит,
и что лежит
под замком,
который
сбить или взломать
не представляет
для будущих
уркаганов
особого
труда.
— Без
работных
становится
всё больше, —
отвечал
как-то Василий
одному
из пассажиров,
вышедшему
на перрон
купить
зелени,
на вопрос:
как тут жизнь?
Пассажир
уже в годах,
но не фронтовик.
По годам
не вышел.
По его словам,
труженик
тыла. Точил
мальчишкой
снарядные
гильзы
на одном
из Уральских
оборонных
заводов. —
Колхоз,
где я работал
механизатором,
развалился.
На железной
дороге,
где пристраиваются
селяне
из близлежащих
деревень,
частые
сокращения
идут. И к городу
люди не пристали,
как говорится,
и от грядок
огородных
поотвыкли.
Воруют,
сдают
на цветной
металл,
что под руку попадется.
Не осталось
ни меди, ни алюминия.
На ферме
доярки
не оставляют
подойников.
Так и носят
их туда-сюда. На дойку —
с дойки…
Так что, как говорится,
советская
власть
не давала
пропасть.
А теперь
что творится?
— Да, дела. У нас на за
паде
тоже бардака
хватает.
Еду вот погостить
на Дальний
Восток
к дочке.
Погляжу,
как там живут,
хотя дочка
пишет,
что предприятия
съедает
приватизация.
Наживаются
ловкачи
и прохиндеи.
Работягам
достаётся
кукиш
без масла.
Так что хорошего
везде
мало. На железной
дороге,
видно,
тоже нелады.
С опозданием,
видишь,
едем. Почти
на полтора
часа. Часто
поезда
опаздывают-
то?— Час
то.
Особенно
летом.
А раньше,
помните,
часы проверяли
по гудку
паровоза.
В 45-м такую
массу
войск
перебросили
с запада
на восток
к началу
войны
с Японией.
И ни одного
сбоя на железной
дороге!
— Как же? Ко
нечно,
помню!
Что и говорить, —
согласился
пассажир. —
Остаётся
только
вспоминать.
Из ди
намика
раздался
голос
дежурного
по вокзалу,
что до отправления
поезда
осталось
пять минут.
— Ну, спа
сибо,
отец, за зелень.
Удачи вам!
— Вам тоже счас
тливо
доехать, —
Василий
снял кепку
и махнул
пассажиру,
как старому
доброму
знакомому.
«Хо
рошие
и приветливые
люди живут
в Забайкалье!
», — подумал
тот, помахав
рукой
из открытого
тамбура,
когда
поезд
тронулся,
в ответ
фронтовику,
который
продавал
лук, огурцы
и варёный
картофель
за фанерным
ящиком
на перроне…
Наб
людая
печальную
судьбу —
развал —
колхозов
и совхозов,
Василий
полагал,
что на железной
дороге,
ситуация
стабильней
и надёжней.
Не зря многие
мужики
уходили
из сельского
хозяйства
на «железку».
Она выгодно
отличалась
гарантированным
заработком
и положенным
каждый
год отпуском.
Но аховое
положение
в стране
отразилось
и на стальной
магистрали.
Недавно
один знакомый
с разъезда
жаловался
на то, что закрыли
железнодорожную
кассу
и отменили
остановки
местного
пассажирского
поезда
Чита-Тында.
А ведь дело даже не в кассе
как таковой.
Для жителей
маленького
разъезда
она вроде
окна в большой
мир, пуповина,
связывающая
со страной,
дающая
ощущение
нужности
и востребованности.
Посёлок
рядом
с разъездом
медленно
умирает,
как и многие
деревни,
оказавшиеся
лишними
для «великой»
России.