Стоянка поезда – двадцать минут
— Пока не за что, — ус
мехнулась
та, посветлев
лицом.
И те
перь
настроение
улучшилось
у всех троих.
У председательши
оттого,
что взялся,
надо надеяться,
человек
за ум. Свой, деревенский,
как говорится,
доморощенный
прибавится
в коллективе.
У Павла
промелькнула
та же самая
мысль,
что и у Николаевны.
А Петруха
был рад предстоящей
радости
матери,
когда
она узнает
об этом… мать, узнав
о этом.— Док
ладывай
ты теперь,
Павел, —
председательша
вглядывалась
в разобранный
двигатель.
— Из
ношенность
большая.
— Ещё бы! Все сро
ки
эксплуатации
перекрыты.
— Надо кое-что по
менять.
А так, передний
ведущий
мост я перебрал,
рулевой
механизм
тоже. Гидроусилитель
совсем
никакой
был, прочистил
его насос.
Короче,
сделаем.
Ещё побегает.
— Доб
ро-
добро!
Молодец!
— ободренная
председательша
обошла
вокруг
трактора. —
А я уже и не на надеялась.
Всё, думаю,
безнадёга
с этой хламидой.
Как отремонтируешь,
так и сядешь
на него, Павел.
Сколько
ещё надо времени?
— От зап
частей
зависит.
Я давеча
на бумажке
написал,
чего сколько
надо.— Знаю. Ле
жит
твоя бумажка.
Денег
маловато.
Не хватает.
Ладно.
Ладно,
что не весь ещё скот под нож пустили…
Ну, пошли,
Петруха.
Первое
тебе задание.
Завтра,
с утреца,
со скотниками
забить
пару животин
и свезти
в райцентр
на рынок.
— По
нял,
Николаевна.
Ког
да
вышли
из гаража,
председательша
остановилась
и повернулась
к Петрухе:
— Точ
но,
что ли за ум взялся?
— Точ
нее
не бывает,
Николаевна,
как на духу говорю, —
едва не взмолился
в ответ
Петруха.
— Лад
но.
Поверим
на слово.
Пошли, —
глянув
на часы, кивнула
Николаевна.
* * *Пос
ле
ухода
Петрухи
и Николаевны
в гараже
стихло.
Только
потрескивали
в железной
печке
с выведенной
наружу
гаража
железной
трубой
накинутые
на прогорающие
угля лиственничные
полешки
дров. Печку,
наподобие
«буржуйки»
сварили
из толстых
металлических
листов
тогда,
когда
в колхозе
имелась
более-
менее
приличная,
на ходу, техника.
Печка
выручала
механизаторов
зимой
во время
ремонта.
Какое-
никакое,
но тепло
сохранялось
в бревенчатом
гараже.
В верхонках
особо
не покопаешься
в механизмах.
И на руки дышать
не надо. А в сорокаградусные
морозы
без печки
в гараже,
что на улице.
Какая
может
быть работа?
Па
вел
обошёл
трактор
кругом.
— Ни
куда
не денешься, —
произнёс
он, будто
обращаясь
к технике,
и принялся
за работу,
прерванную
внезапным
приходом
Петрухи.
Па
вел
ковырялся
в двигателе
и поглядывал
на раскалённую
железную
печку.
…В тот зло
получный
во всех отношениях
декабрьский
вечер
Павел
домой
ночевать
не пришёл.
И не потому,
что боялся.
Дескать,
Татьяна станет
ругаться.
Наоборот,
она всегда
говорила
мужу, если сильно
пьяный, по морозу
не шарахайся,
на полу, на половике
или шубе место
у товарищей,
которых
она называла
коротко
и просто —
собутыльники,
всегда
найдётся.
Та зима, ров
но
восемь
лет назад,
выдалась
лютой
и снежной.
Жгучий
хиус резал
щёки. На реке лопался
лёд. Многие
из селян,
живущих
в старых,
ещё родительских
и дедовских
избах,
боялись,
как бы не замёрзла
в подпольях
картошка.
Со
образили
на четверых
ещё до обеда.
Товарищи
в тот день удачно
сдали
на пункт
приёма
в райцентре
металлолом.
Где они его откопали,
держали
в тайне.
Ладно,
хоть не замыкали
выручку,
предложили
дёрнуть
по-маленькой.
Предложили
очень даже кстати.
И Павел,
и корефан
Лёха были с будуна.
Купить
спирту
в деревне —
раз плюнуть.
Спиртоторговцы —
на выбор.
Лёха вто
рой
год горемычил
один. С первой
женой
развелись
давно.
Вторая,
гражданская,
бабёнка
помучилась
и тоже бросила,
уехав к матери
в райцентр.
В доме у Лёхи стоял
холод
собачий.
— Печ
ку-
то чего не топишь?
— спросил
первым
делом
у хозяина
Павел,
как только
переступил
порог. —
Того и гляди,
пар изо рта пойдёт.
Картошку
заморозишь.
— Кар
тошку
мать ещё по осени
забрала.
Выдаёт
по котелочку.
Забухал
я, не до печки.
— Дро
ва
вон чурками
в ограде
валяются.
— Кто бы на
колол…
— Ну, ты, Лёха, сов
сем
оборзел.
Колун
есть? — спросил
Павел,
пока товарищи
выставляли
на стол пластиковую
бутылку
со спиртом,
а хозяин
шарился
по кухне
в поисках
съестного.
— О, на
шёл.
Картоха
жареная,
только
холодная.
Вчера
бухали,
не доели.
И хлеб есть. Правда,
только
краюха.
— Ниш
тяк!
— одобрительно
кивнул
один из собутыльников.
— Ко
лун,
говорю,
есть? — переспросил
Павел.
— Где-то был. Там, в се
нях, —
махнул
рукой
Лёха и поинтересовался: —
А ты чего? Дрова
колоть
собрался?
Ну, мы не возражаем.
— Паха, дёр
ни
сначала!
— предложил
один из мужиков.
— Ну, прав
да,
давай
накатим
для сугрева, —
поддержал
второй.
Па
вел
не ответил
и вышел
в промороженные
сени. Сбивая
ладонью
изморозь
с дощатых
стен, нашарил
за пустой
дырявой
бочкой
колун.
Вышел
во двор. Скользко.
Жёлтый
обледеневший
снег. Уборная
в дальнем
углу огорода.
До неё нехоженая
снежная
целина.
Павел
выбрал
чурку
покрупнее,
смахнул
с неё прилипший
снег. При ударе
колун
чуть не слетел
с топорища.
— Хо
зяин
хренов,
по лбу бы тебе за такой
инструмент!
— выругался
Павел.
Взяв толстую
щепку,
заклинил
колун
на топорище
и стал колоть
дрова.
Вогнав
колун
в другую
чурку,
набрал
охапку
поленьев
и пошёл
в избу. Высыпал
с грохотом
дрова
на пол у печки.
Растопив
печку,
присоединился
к скудному
застолью.