Кареглазая моя (ЛП)

свои идеи. Чего-то сверх, какой-то искры оригинальности… этого не было. Однако
подруга заявила, что я фантастический предприниматель. Что у меня отлично получается
налаживать деловые контакты и продвигать, что я чувствую деловую изнанку моды, как
никто другой. Услышанное мне не понравилось, я хотела быть творческим гением.
Впрочем, должна признать, что от бизнеса я получала больше удовольствия, чем от работы
дизайнером.
– В этом нет ничего плохого.
– Это теперь я понимаю. А тогда трудно было отказаться от того, ради чего так тяжко
трудилась. Вскорости после этого моего отца хватил удар. Тогда я поехала навестить его в
больнице, там встретила Софию, и моя жизнь полностью изменилась.
– А разорванная помолвка? – к моему удивлению спросил Джо. – Когда это случилось?
Мне стало не по себе от его вопроса.
– Не люблю говорить об этом.
– Тогда не будем. – Его мягкий голос развязал тугой узел у меня в груди. Я глубже
зарылась в подушку. Джо спросил: – Ты скучаешь по Нью-Йорку?
– Временами. – Я помолчала и уныло призналась: – Сильно. Но в иные дни почти о нем не
вспоминаю.
– О чем скучаешь больше всего?
– Больше всего по друзьям. И… как бы это сказать… Нью-Йорк – единственное место, где
я могла быть тем, кем хотела. Он заставлял меня ускоряться и думать о большем. Боже, что
за город. Я все еще мечтаю когда-нибудь туда вернуться.
– Почему же ты уехала оттуда?
– Я была в некотором роде… не в себе… после неудачной помолвки, после смерти отца.
Мне нужны были перемены. И особенно ощущалась потребность быть с Софией. Мы
только что обрели друг друга. Приехать сюда было правильным решением. Когда София
будет готова взять дела на себя, я вернусь в Нью-Йорк и сделаю еще одну попытку
завоевать город.
– По-моему, ты прекрасно со всем справишься, где бы ни жила. Пока же – ты ведь можешь
съездить туда в гости?
– Да, но последние три года я была сильно занята. Надеюсь, скоро. Хочу встретиться с
друзьями. Сходить на пару пьес, посетить любимые рестораны, поискать уличные
рыночки, где продают пятидолларовые шали-пашмины, поесть настоящей пиццы, и там
еще есть бар на крыше на Пятой, где открывается самый лучший вид на Эмпайр-стейт-
билдинг…
– Я знаю этот бар.
– Знаешь?
– Конечно. С садиком.
– Да! Поверить не могу, что ты там бывал.
Джо развеселился.
– Я бывал за пределами Техаса, несмотря на обратное впечатление.
Он рассказал о двух последних посещениях Нью-Йорка. Мы обменялись историями о
местах, где бывали, о тех, куда хотели вернуться и куда нет. О том, что, путешествуя сам
по себе, обретаешь свободу, но и чувствуешь себя тогда очень одиноким.
Когда я спохватилась, как уже поздно, то поверить не могла, что мы проболтали больше
двух часов. Мы согласились, что пора заканчивать. Однако так не хотелось прекращать. Я
могла бы еще говорить и говорить.
– Весело поболтали, – сказала я, чувствуя на душе тепло и даже легкое головокружение. –
Хотелось бы повторить.
Последовало короткое молчание, и я прикрыла глаза рукой, уже пожалев о невольно
вырвавшихся словах.
В голосе Джо послышалась улыбка.
– Я буду звонить, – пообещал он, – ты только отвечай.
Глава 11
Перевод - Linara
Редактирование - Нюрочек
Оформление – Кристюша
Всю следующую неделю мы с Джо созванивались каждый вечер, и даже когда он поздно
ночью возвращался на машине из Браунвуда. Там он снимал молодого конгрессмена,
только что избранного в Палату представителей на внеочередных выборах. С
конгрессменом оказалось трудно: нескладный, пытающийся всё контролировать, он
принимал величественные позы, несмотря на все усилия Джо сфотографировать его
расслабленным. К тому же он хвастался и бросался громкими именами, что было
невыносимо для любого члена семьи Тревисов.
Во время своего долгого возвращения в Хьюстон Джо рассказал мне об этой фотосессии, а
я поведала о подготовке к вечеринке Хейвен. Вечеринка пройдет в особняке Тревисов в
Ривер-Оукс, пустовавшем после смерти Черчилля, поскольку никто не знал, что делать с
 
домом. Продавать его не хотели – здесь они выросли – но и жить в нем не желали.
Слишком большой. Слишком многое напоминало о родителях, которых теперь нет в
живых. А вот для вечеринок он прекрасно подходил: бассейн, патио, сам дом на
территории в три акра – идеальный вариант.
– Сегодня я была в Ривер-Оукс. Элла показала мне поместье.
– Что думаешь?
– Впечатляет.
Огромный каменный дом был спроектирован как французский замок, окруженный
подстриженными лужайками, аккуратной живой изгородью и изысканными цветочными
клубами. Увидев отделанные бежевой декоративной штукатуркой стены и окна с
замысловатыми шторами и ламбрекенами, я согласилась с заключением Эллы: это место
нужно «освободить от восьмидесятых».
– Элла сказала, что Джек спросил ее, хочет ли она туда переехать, – продолжила я, – ведь у
них двое детей и в квартире становится тесно.
– А она?
– Ответила, что дом слишком велик для семьи из четырех человек. Джек же возразил, что
им все равно нужно переехать и просто продолжить делать детей.
Джо рассмеялся.
– Удачи ему. Сомневаюсь, что ему когда-нибудь удастся уговорить Эллу переехать туда, и
неважно, сколько у них будет детей. Такой дом не в ее вкусе. И не в его, если уж на то
пошло.
– Что насчет Гейджа и Либерти?
– Они построили собственный дом в Танглвуде. И Хейвен с Харди скорее всего не больше
меня стремятся жить в Ривер-Оукс.
– Ваш отец хотел, чтобы кто-то из вас там жил?
– Он не говорил ничего конкретного. – Пауза. – Но отец гордился поместьем. Оно
говорило о его достижениях.
Джо уже рассказал мне о своем отце, упорном и энергичном человеке, который начал с
нуля. Лишения, через которые Черчилль прошел в детстве, придали ему ярое, почти
неистовое стремление к успеху, которое никогда полностью не оставляло его. Джоанна, его первая жена, умерла вскоре после рождения сына, Гейджа. Несколько лет спустя
Черчилль женился на Аве Чейз, эффектной, образованной, чрезвычайно изысканной
женщине. В своих амбициях она не уступала Черчиллю, а это говорило о многом. Она
сглаживала его резкость, учила деликатности и дипломатичности. И подарила ему двух
сыновей, Джека и Джо, и миниатюрную темноволосую дочь, Хейвен.
В воспитании сыновей Черчилль был строг: им следовало привить чувство
ответственности и долга, дабы они выросли мужчинами, заслуживающими его одобрение.
Похожими на него самого. Человек крайностей, он не видел серого, лишь белое и черное.
Хорошее или плохое, правильное или неправильное. Видя, какими избалованными и
бесхарактерными растут дети его состоятельных сверстников, Черчилль был полон
решимости научить своих отпрысков не принимать все как должное. От сыновей
требовалось добиться успехов в учебе, особенно в математике, и Гейдж овладел этим
предметом в совершенстве, Джек – на очень приличном уровне, а Джо и в свои лучшие
дни не поднимался выше среднего. У Джо оказался талант к литературе, что Черчилль
находил неподобающим для мужчины, особенно потому что Ава любила литературу.
Отсутствие интереса у младшего сына к инвестициям и к консультированию по вопросам
управления финансами – два основных направления бизнеса Черчилля – в конечном счете
привело к громкому взрыву. Когда Джо исполнилось восемнадцать лет, Черчилль захотел
сделать его членом правления своей головной компании, как он поступил с Гейджем и
Джеком. Он всегда верил, что все три сына войдут в состав правления. Но Джо наотрез
отказался. Не принял даже номинальную должность. Разразился такой скандал, что