Писарь Первой конной (СИ)

Наш возница соскочил с телеги и побежал куда-то в степь, а я присел под телегу. Безоружные красноармейцы стояли столбами. Некоторые подняли руки вверх, пытаясь таким образом защититься от приближающихся казаков.
Бой закончился не начавшись. Все, кто оказал вооруженное сопротивление лежали порубленными. Среди казаков, убитых или раненых, я не заметил. Нас, безоружных, возвращающихся из госпиталя после ранения красноармейцев и новобранцев, казаки, орудуя нагайками согнали в кучу в стороне от обоза. Через пять минут мы стояли толпой в окружении казачьей сотни.
— Митрий! Ты, что ли? — сказал здоровый казак в лихо заломленной на голове папахе. — А ну-ка, подь сюды.
Я вышел из толпы.
— Не узнаешь, меня? Я твой дядя, Андрей, — казак сделал знак рукой, — давай, отойдем.
Он повернул коня и отъехал в сторону. Я пошел за ним, меня никто не задерживал. Позади страшно закричали. Оглянулся, казаки рубили безоружных людей. Казак, назвавшийся моим дядей, заметил, какое впечатление на меня произвела расправа над красноармейцами.
— А ты как думал? Мы с ними чичкатца будем?!
— Это же обычные деревенские парни, — сказал я, пытаясь побороть подступившую к горлу дурноту, — их призвали в Красную армию, просто потому, что по возрасту подошли.
— Нам с ними валандаться некогда, — сказал казак, назвавшийся дядей Андреем, — мы в тылу у красных.
Он наклонился с коня и снял с моей головы шапку кубанку.
— Это лишнее, — одним движением сорвал красную ленточку, и протянул шапку мне, — вот теперь надевай.
Казаки уже рылись в обозе. Некоторые снимали ботинки с убитых красноармейцев.
— Товарищи, — крикнул дядя Андрей, он, оказывается, был сотник, — ничего лишнего не брать! Уходим!
— Товарищи? — удивился я. — Разве у белых так говорят?
— Господа над мужиками, а над казаками господ нет, — ответил подбоченясь дядя Андрей, — казаки народ вольный, мы все друг другу товарищи.
— И атаман товарищ?
— Атаман первый товарищ любому казаку.
Мне подвели коня, на котором ехал комиссар, сопровождавший наш обоз.
— На коне то сидеть не разучился у красных? — спросил «дядя» с ехидцей в голосе.
— Нет, — я легко взлетел в седло, как будто всю жизнь так делал. Пригодились тренировки у красных кавалеристов. Казаки уже строились в походный порядок. Груженые телеги с лошадьми из нашего обоза пристроились сзади. В них уже сидели белоказаки.
Все время перехода по степи я двигался с правой стороны от дяди Андрея. Конечно, это дядя Митрия, а мне он никто, но в данной ситуации — это обстоятельство спасло мне жизнь. Если бы «дядя» меня не узнал, лежал бы я сейчас порубленный посреди степи.
Я оглянулся. Сотня была не полная, я насчитал 75 человек вместе со мной. К вечеру, когда начало темнеть подъехали к небольшому хутору в низине. Залаяли собаки. В сумерках я сумел насчитать около десяти мазанок. Над горизонтом висела полная луна, поэтому было относительно светло.
Казаки спешивались, расседлывали коней. Я тоже вслед за дядей Андреем сошел с коня, стал его расседлывать и чистить. Хорошо, что всему этому успел научиться у красных, иначе выглядел бы сейчас среди казаков довольно странно.
Ужин для сотни был готов, хуторские хозяйки накрывали столы прямо на улице в саду. Было такое впечатление, что сотня останавливается здесь на ночлег не в первый раз. На столах появились бутылки самогона, но немного, так, чтобы казакам, как здесь говорят, «было чем перед сном промочить горло».
Дядя Андрей налил самогон в глиняные кружки и придвинул одну мне. За столом мы сидели рядом.
— Помянем твою сестру Наталью, злодеями убиенную, — сказал он.
Мы, не чокаясь молча выпили. Стали хлебать деревянными ложками из одной большой глиняной миски горячий кулеш.
— То, что ты к красным ушел, я тебя за это не осуждаю, — сказал дядя Андрей, — сам был молодой, горячий, может и еще не такое бы учудил.
— Так получилось, — сказал я осторожно.
Объяснять мотивы поступков Митрия мне не хотелось.
— То, что случилось у вас на хуторе, я тоже не сразу узнал. Дом ваш на отшибе. Никто ничего не видел, не слышал. Я навел справки, узнал, какая часть армии Деникина проходила через ваши места. Догнали мы их уже в Ростове-на-Дону. Дал моим ребятам денег, они ходили по кабакам, солдат поили, осторожно расспрашивали. Случайно узнали, что одному солдату офицеры подарили серебряные часы, без всякой на то причины. Взяли этого солдата в оборот, напоили до бесчувствия, привезли ко мне. Солдат проспался, увидел, к кому попал, испугался, рассказал все не скрывая. Оказалось, они отстали от части, два офицера и солдат денщик. Наталья работала на огороде, день был жаркий, она одета легко, девка фигуристая, красивая, в доме больше никого не было. Изнасиловали и убили. Солдату подарили серебряные часы, наказали чтоб молчал. Мы с ребятами этой же ночью вошли в дом, где жили те два офицера, оглушили, на коней и в степь. Думал долго буду их мучить, кожу на спине ремнями резать. Офицеры, как только поняли, за что их взяли, в ногах валялись, пощады просили, скулили, обгадились оба. Не захотел об них руки марать. Обоих застрелил.
 
— Спасибо, дядя Андрей, — после паузы сказал я.
— Как твой отец на фронте погиб, я должен был за вами присматривать, как старший родственник, — сказал задумчиво дядя Андрей, — вот только из-за этих войн к вам на хутор приехал, когда Наталья погибла, а ты к красным ушел.
— Чего же с белыми остались, сами к красным не ушли? — спросил я.
— У красных меня сразу к стенке поставят, руки уже по локоть в крови. А с белыми мы лишь союзники. Вот возьмем Москву и обратно на Дон. Наши атаманы с Деникиным договорились. Создадим свою казацкую республику, будем жить, как нам заповедовали наши деды и прадеды, как казаки испокон веку живут, своей властью, своим обычаем.
— Это вряд ли, — невольно вырвалось у меня. Дядя Андрей внимательно на меня посмотрел, с таким прищуром, как через оптический прицел.
— Не веришь?
— Нет. Никому казацкая республика на Дону не нужна, ни красным, ни белым, а одним казакам не выстоять. Сомнут либо те, либо другие. Тем более, что по всему выходит, победят в этой войне красные.
— Это ты не видел, какая сила на красных прет, — уверенно сказал дядя Андрей, — осталось немного додавить их, здесь в степях под Царицыным, и побегут до самой Москвы, а может и до Петрограда.
— Не знаю, может ты и прав, — я не стал изображать из себя пророка перед «дядей». Кто знает, как он отреагирует, если я ему начнут рассказывать о ближайшем будущем, как рассказал друзьям Божены.
— А ты изменился, с тех пор, как я тебя видел в последний раз, — сказал дядя Андрей, — в степи, в толпе красноармейцев сразу узнал, а сейчас поговорил с тобой... Как будто совсем другой человек.
И сам себе ответил:
— Вот как война меняет характер человека.
Сам «дядя» с виду настоящий волчара: фигура мощная, движения гибкие, кошачьи, в каждом движении чувствуется сила опасного зверя, что не по нем, убьет не задумываясь.
У красных, конечно, знали биографию Дмитрия Пашкова, но никто не знал разных тонкостей, свойственных человеческой личности с детства: как ест, как пьет, как двигается, как говорит, какие слова чаще употребляет в речи и многое другое. Таких нюансов сотни. Людям, живущим долгое время рядом, в первую очередь родственникам, эти особенности близкого человека хорошо знакомы. Именно поэтому у красных мое появление в теле Мити никто не заметил. А вот «дядя», немного поговорил со мной и эти несоответствия с личностью своего племянника сразу обнаружил, но пока списал на войну. Тем более, что с Митрием они не виделись пять лет, а за это время человек действительно может сильно измениться, повзрослеть, приобрести новые привычки и манеру поведения.
— Чего плечо перевязано, ранен? — спросил «дядя».
— Один дезертир подстрелил, рана загноилась, лечился в городе в госпитале.
— Понятно. Ладно, раз пока раненый, побудешь при мне писарем. Писать и одной рукой можно. Почерк у тебя, я помню, хороший был.