Путевой обходчик
Костя швырнул шлем на землю:
— Да хрен с ним, со шлемом. И со Шплинтом тоже. Гром, ты же сам сказал — надо идти к выходу.
Гром повернулся и посветил фонарем на стены.
— Назад пути нет, — угрюмо сказал он. — Остается идти вперед.
За спиной у Кости послышался шорох. Он обернулся и увидел, что Пахомов пытается высвободить руки из пластикового хомута.
— Даже не думай — сразу грохну, — предупредил бандит.
Пахомов прервал свое занятие и с ненавистью посмотрел на Костю.
— О господи! — воскликнула Катя. — Да развяжите же нам руки, изверги. Мы не убежим. Даю вам честное слово! Ольга из-за вас чуть ногу не сломала!
Гром задумчиво посмотрел на заложников. Катя хотела добавить еще что-то, но он не дал ей такой возможности:
— Отставить разговоры. Все за мной! Иркут, на тебе разведка.
Иркут кивнул и через секунду исчез во тьме. Гром поправил на плече сумку с деньгами и двинулся за ним следом.
Пропустив вперед заложников, Костя остановился и поднял шлем. Глянул, не смотрит ли кто, и быстро пошарил в нем рукой. Достал ультрафиолетовый фонарик и скользнул лучом по стенам.
— Костя! — окликнул его Гром. — Не отставай!
— Да, Гром, иду.
Он бросил шлем, передернул затвор пистолета и быстрыми шагами нагнал группу.
Катя с Ольгой, пошатываясь и спотыкаясь, брели по туннелю. Обе девушки устали. Кроме того, они были страшно напуганы.
— Оль, — шепотом позвала Катя. — А ты веришь в байку, которую этот придурок рассказал?
— Про чернобыльцев в подземелье?
— Угу.
Ольга покачала головой:
— Не верю. Она из серии, когда маленький крокодильчик упал в унитаз и попал в канализацию, там питался крысами и достиг неимоверных размеров.
— А мне кажется, что в этом что-то есть. Ну, то есть… Господи, Оль, да неужели ты не чувствуешь, что здесь что-то не так?
Ольга посмотрела по сторонам и поежилась.
— Еще как чувствую, — тихо согласилась она.
Некоторое время девушки шли молча. Потом Катя опасливо покосилась на Костю и, понизив голос до хриплого шепота, спросила:
— Оль, а ты заметила, как этот гад что-то искал в шлеме?
— Да, видела.
— Может, сказать Грому?
Ольга сдвинула брови.
— Если хочешь выжить, лучше не вмешивайся, а то быстро на тебя стрелки переведут, — твердо сказала она. Помолчала и добавила: — Это бандиты, у них волчьи законы.
Катя вздохнула.
— Может, милиционеру сказать? — робко спросила она. — Все-таки он представитель закона.
Ольга не удержалась от горькой усмешки:
— Какой он здесь милиционер. Он такой же заложник, как и мы. Ему еще хуже.
— Ну и правильно, — со злостью проговорила Катя и даже сжала кулачки. — Нечего глазки строить. «Аргумент закона», «Направлю — не направлю». Размазня. Вот Гром — это мужик!
Ольга посмотрела на Катю с удивлением:
— Катя, о чем ты думаешь? Мы не знаем, что с нами будет через десять минут!
Та потупила взгляд:
— Ты думаешь, все так плохо?
— Я думаю, даже они не понимают, насколько все плохо, — ответила Ольга.
Катя снова вздохнула. Хотела еще что-то спросить, но передумала. Чего тут спрашивать, когда и так все ясно. Вернее, ничего не ясно, и от этого еще страшнее.
Пахомов шел, прихрамывая и что-то бормоча себе под нос. Ольга посмотрела на его спину и вдруг вспомнила все сегодняшнее утро. Еще вчера вечером ее одолевали мрачные предчувствия. Во-первых, кошка. Весь вчерашний вечер она ходила за Ольгой как привязанная. А стоило Ольге сесть, как тут же прыгала на колени и, поднимаясь на задние лапы, клала мордочку ей на плечо.
— Да что с тобой такое, Алиса? — смеясь, спрашивала Ольга. — Я ведь дома.
Обычно кошка вела себя так, когда Ольга собиралась в дорогу. На несколько дней в Алушту, или на недельку к маме, в Ростов. Обычно в такие вечера в прихожей наготове стояла дорожная сумка. Но сейчас никакой дороги не предвиделось, и пустая сумка валялась на антресолях.
— Глупое создание, ты отстанешь от меня или нет?
Но кошка продолжала льнуть. На душе у Ольги сделалось неспокойно.
И ладно бы только кошка. За ужином Ольга вдруг заметила, что ест из треснувшей тарелки, чего она терпеть не могла. Потом, когда ложилась спать и пыталась завести будильник, выяснилось, что будильник не работает. Батарейки сели. Пришлось выбираться из постели и брести за мобильным телефоном.
А утро! Для начала она проспала на двадцать минут. Когда в спешке собиралась, перепутала сумки и схватила зимнюю, с меховой оторочкой. Заметила только в лифте. Пришлось возвращаться домой. Вернулась, поменяла сумку, вышла из квартиры, заперла дверь на ключ и вдруг вспомнила, что забыла посмотреться в зеркало. А ведь возвращаться — плохая примета; не посмотришь в зеркало — быть беде.
И вот, пожалуйста, беда не заставила себя ждать.
Ольга снова посмотрела в спину Пахомову и тяжело вздохнула. Ну почему это выпало именно ей? Хотя… стоит ли удивляться. Если человек неудачник, то ему не везет во всем. Скоро тридцать, а ни мужа, ни детей. Даже продолжительного романа ни с кем не было. Все какие-то пустяки. Пришел — ушел. Потом ждешь его неделю, пока снова не заглянет. Радуешься каждой встрече, как в детстве приходу Деда Мороза.
А то еще договоришься пойти вечером в театр. А за час до спектакля он звонит и говорит: «Прости, зая, я сегодня обещал жене поужинать вместе в ресторане». — «Но ты мог предупредить! У меня ведь билеты!» — «Зая, извини, замотался совсем. Насчет билетов не беспокойся, я оплачу».
Вот и весь разговор. У него свидание с собственной женой, а ты сидишь, как дура, дома и смотришь очередной идиотский сериал. А потом выключаешь телевизор и ложишься в холодную постель. И все это лишь для того, чтобы утром снова встать и, едва продрав глаза, плестись на работу. А потом снова домой, и снова телевизор. И снова холодная постель… Что за гадская жизнь! Интересно, долго это еще будет продолжаться?..
Девушка перевела взгляд на маячившего впереди Грома и с грустной усмешкой подумала: «Видимо, не очень. Они нас убьют, потому что мы свидетели. В лучшем случае, бросят в туннеле. Так или иначе, но хеппи-энда у этой истории, наверное, не будет…»
Ольга подняла руки, чтобы откинуть со лба волосы, и, коснувшись уха, поняла, что потеряла сережку.
— О черт, — страдальчески произнесла она.
— Что? — заволновалась Катя.
— Сережку потеряла. С жемчужиной. Мне их брат привез из Испании на двадцатипятилетие. — Она вздохнула и добавила: — Как жаль… Это были мои любимые сережки.
— Если мы отсюда когда-нибудь выберемся, я куплю тебе новые, — невесело пошутила Катя.
Туннель все не кончался. Костя прибавил шагу, нагнал Грома и тихо спросил:
— Слышь, Гром, зачем нам теперь эти заложники?
Гром покосился на Костю и глухо поинтересовался:
— Предлагаешь их замочить, отморозок?
— Зачем замочить? — возмутился Костя. — Можно просто отпустить.
Гром усмехнулся:
— Отпустить? Да мы сами дорогу ищем! Ты лучше скажи мне, где твой дружок Шплинт шляется?
Разговор перескочил на неприятную тему, и Костя слегка стушевался.
— Где Шплинт — не знаю, — неохотно ответил он. — Но если соскочил, то ведь у нас денег больше будет, правда?
— А дорога?
— Дорогу и без него найдем.
Гром неприязненно посмотрел на Костю.
«Стереть бы ухмылку с твоей тощей хари», — подумал он. Этот жилистый хлыщ не понравился ему сразу, еще в первую встречу. Гром понял тогда: «От этакой паскуды жди беды».
Встреча проходила в маленьком вьетнамском ресторанчике. Костя сел за столик и сразу же вальяжно развалился.
— Ты Гром? — начал он разговор.
— Я-то Гром. А ты что за хрен с горы?
— Я Костя. — Он повернулся и посмотрел на Иркута: — А ты Иркут, да?
— Угу, — согласился Иркут, ковыряя зубочисткой в зубах.
— Ну что ж, вижу, вы ребята крепкие. И рекомендации у вас самые надежные. Думаю, мы это дельце провернем без особых проблем.