Возвращение в Чарлстон
Вики. Вики знает. Она с удовольствием поможет.
Гарден была уверена, что заметила ухмылку на лице швейцара, когда она входила в «Пакен». Маленькая темноволосая женщина поспешила ей навстречу. Гарден почувствовала, что должна извиниться за свои слишком длинные платья и пальто. Юбка женщины едва доходила до колен.
Но Гарден была теперь гораздо умудреннее, чем год-другой назад. Она знала, что соболя говорят сами за себя.
– Бонжур, – произнесла она. – Я мадам Скайлер Харрис.
– Я жду вас, миссис Харрис. Принчипесса звонила. Я буду вами заниматься, я мадемуазель Распай.
– Вы прекрасно говорите по-английски, мадемуазель. Ну что ж, так будет проще.
– Рада услужить вам, мадам. Пройдемте со мной. Лифт здесь. Обычно коллекцию показывают в одиннадцать часов. Сегодня мы задержали демонстрацию до вашего прибытия.
Гарден полагала, что ей покажут несколько платьев на манекене или на манекенщице. Именно так поступали портные в Нью-Йорке. Потом, если ей что-то понравится, она выберет ткань, и по ее мерке будет сшито платье. В Париже, как она скоро выяснила, это делалось совсем по-другому.
Женщина проводила ее в большую комнату, вручила программу, карандаш и шепнула:
– После показа я буду ждать вас в фойе.
В центре зала располагался высокий, длинный подиум. По сторонам стояли три ряда золоченых кресел. В них сидели около полусотни рассерженных женщин, которых заставили ждать. Гарден села на ближайший свободный стул.
Из-за бархатного занавеса в дальнем конце подиума вышла седоволосая женщина. Платье, как заметила Гарден, сидело на этой женщине совсем иначе, чем те, которые носила она. Женщина встала рядом с выходом на подиум.
– Здравствуйте. Добро пожаловать в «Пакен». Номер сто двадцать два.
Из-за занавеса появилась манекенщица в синем платье, отделанном золотыми пуговицами и шнуром. Она быстро прошлась по подиуму; ноги ее промелькнули у самого лица Гарден. В конце подиума манекенщица остановилась, повернулась, снова остановилась и пошла обратно. За то короткое время, пока шла туда и обратно, она успела снять жакет, продемонстрировав, что платье, на которое смотрела Гарден, в действительности является костюмом. Она исчезла в проеме, и ее сменила другая манекенщица.
– Номер сто двадцать пять, – сказала женщина у двери.
Гарден взглянула в программку. А что случилось с номерами сто двадцать два, сто двадцать три и сто двадцать четыре? Подняв голову, она успела увидеть лишь мелькнувшие за занавесом туфли манекенщицы.
Сидевшая рядом женщина коснулась карандашом руки Гарден.
– Первый раз? – громко шепнула она. Женщина явно была американкой.
Гарден кивнула.
– Они торопятся, чтобы успеть. Не беспокойтесь. К концу, когда начнут показывать лучшие вещи, пойдет помедленнее.
Гарден взглянула на соседку и улыбнулась, пропустив еще одно платье.
– Послушайте, вы не Гарден Харрис?
Несколько женщин зашикали на них. Соседка жестами сначала перерезала себе горло, потом застрелилась. Гарден прикрыла рот программкой. Она смотрела на вереницу платьев, завороженная сложностью отделки и плавными, стремительными движениями манекенщиц.
Потом манекенщицы стали быстро выходить друг за другом – одна, вторая, третья, четвертая – все в длинных платьях из бледно-зеленого шелка. Платья отличались одно от другого, все были изысканно украшены бусами, каждое было произведением искусства. Вместе они казались ошеломляюще красивыми и изящными, живая композиция женственности и праздника. Гарден с энтузиазмом присоединилась к аплодисментам.
Женщины вокруг стали собирать свои перчатки, сумочки и программки. Гарден повернулась к соседке:
– Да, я Гарден Харрис. Я чувствую себя очень глупой и невежливой, но не могу вспомнить ваше имя.
– Конечно, вы и не можете его знать. Мы никогда не встречались. Я видела ваши фотографии в газетах. Меня зовут Констанция Уэзерфорд, или просто Конни.
– Здравствуйте, Конни. Спасибо, что помогли.
– Пожалуйста… можно, я вас кое о чем спрошу? Гарден слегка насторожилась. Вдруг эта Конни журналистка.
– Пожалуйста, спрашивайте.
– Что вы делаете в «Пакен»? Я хочу сказать, такая женщина, как вы… Что вас здесь могло заинтересовать?
– Мне порекомендовали.
– А куда еще вы собираетесь пойти?
Гарден достала из кармана записку:
– Калло Сер и Пуаре.
– Послушайте, Гарден, та, кто вам это порекомендовала, вам вовсе не друг или же просто глупа. Все эти модельеры уже выходят из моды. Их звездный час прошел, мадам Пакен больше даже не делает модели для этого заведения. Она отошла от дел лет пять назад.
– Куда же мне обратиться?
– Это зависит от того, что вам надо. Есть Ланвен, Уорт, Шанель, Молино, Вьонне, Эрме и Фортюни, если вы можете не считать деньги. Вы ведь можете? Извините, это звучит невежливо. Я не хотела вас обидеть. Просто факт есть факт.
Они загораживали проход желающим выйти. Гарден надела перчатки и встала. Она умоляюще посмотрела на свою разговорчивую соседку:
– Как мне сбежать от распорядительницы? Новая подруга засмеялась.
– Смотрите так, словно где-то поблизости дурно пахнет, – сказала она. – Именно так продавщицы смотрят на большинство людей. Скажите, что, может быть, вернетесь. Только может быть. Так ей и надо.
Около дверей была толкучка.
– Скорей, – сказала Гарден, – меня уносит толпа. Встретимся внизу?
– Конечно, с удовольствием.
Конни Уэзерфорд рассказала, что работает машинисткой в парижском отделении журнала «Вог».
– Прошлым летом я путешествовала по Европе. Ну, знаете, как обычно, пятнадцать девушек под предводительством учительницы французского. Это был подарок к окончанию школы. Я сбежала, вот и все. Не захотела покидать Париж через три дня. Я пришла в «Вог», заявила, что умею быстро печатать и согласна на маленькую зарплату, и получила работу. Родители были в бешенстве, но что им оставалось делать? И вот я здесь, и очень недурно устроилась. По выходным хожу со своим журналистским удостоверением на демонстрации мод. Они, кажется, считают, что этим возмещают мне нищенскую зарплату. Да и я так считаю. Я обожаю моду. Когда-нибудь я тоже стану модельером.
Гарден заинтересовала эта смелая, независимая и честолюбивая девушка. Конни было девятнадцать, как и Гарден, но она казалась одновременно и старше, и младше. Она так много знала о некоторых вещах – как путешествовать, работать, жить самостоятельно – и все же была неловкой и неопытной, как ребенок. Говорила все, что придет в голову, ахала при виде самых обыкновенных вещей вроде внутреннего убранства автомобиля или меню в «Ритце», куда Гарден пригласила ее пообедать. Гарден поражалась, что девушка, связанная с «Вог», может быть такой неискушенной. Но ей нравилась эта девушка.
– Куда вы сегодня собираетесь? – спросила она Конни. – Пойдемте со мной к другим портным?
Конни фыркнула:
– Гарден, если кто-нибудь услышит, что вы называете парижских модельеров портными, вас отправят на гильотину. Они называются кутюрье, а их заведения – домами моды. Не понимаю, зачем вам Сер или Пуаре. Почему бы вам не пойти к Шанель? Мне она нравится больше всех. Все, что она делает, выглядит так современно!
– Вы думаете, я туда попаду?
Конни расхохоталась так громко, что на них стали оглядываться.
– Послушайте, Гарден, все, что от вас требуется, – пройти мимо в этом пальто. Швейцар просто втащит вас силой. На свете не так много людей, которые могут отдать четыре-пять сотен долларов за платье.
По тону, каким это было сказано, Гарден догадалась, что речь идет о большой сумме. Гарден понятия не имела, что сколько стоит. Она не имела никакого представления о деньгах. До свадьбы мама иногда давала ей несколько центов на кино или мороженое. А став миссис Скайлер Харрис, она просто выбирала в магазинах то, что ей нравилось, и эту вещь доставляли ей домой или относили в машину. Мисс Трейджер следила, чтобы у нее в сумочке всегда были деньги, но Гарден редко ими пользовалась и никогда не считала. Теперь ей показалось, что пятьсот долларов, похоже, немалая сумма, но кто знает? В действительности она равнялась годовой зарплате Конни Уэзерфорд и трети годовой зарплаты американского рабочего, содержащего жену и детей. В роскошных магазинах на Пятой авеню платье могло стоить до пятидесяти долларов, но это уже считалось немыслимо дорого. Гарден выбросила из головы мысль о деньгах. Ей это было неинтересно.