Хрустальная пирамида

— Но как здесь…
— Несите его в мой дом! Поднимайте! * * *
В другом случае я смог бы описать усадьбу Леоны, вспоминая изящные кованые ворота, прекрасный сад в южном стиле, легкую рябь на поверхности просторного бассейна, а за ним двор с ухоженным газоном, но в тот момент я от отчаяния ничего не соображал и ничего не видел вокруг. Я держал Митараи за плечи, Дилейни — за ноги. Мы несли его вдоль бассейна, мимо белых скамеек, по выложенной камнем дорожке на газоне — и наконец оказались в доме Леоны, похожем на маленький белый дворец.
Мы прошли через прихожую с двумя рядами колонн в греческом стиле. Дальше, когда Леона зажгла свет, за дверью оказался вестибюль, просторный настолько, что в нем впору было бы продолжить вечеринку, с которой мы сбежали.
— Положите его туда! Я сейчас включу отопление.
Бросив стихи на пол и стягивая пальто, Леона указала на роскошную кушетку в стиле рококо. Мы быстро отнесли его туда и постарались положить как можно осторожнее, но все-таки Митараи застонал от этого еще громче.
— Это под голову. — Леона прибежала с атласной подушкой.
Я, приподняв голову моего друга, крепко сжимавшего зубы, подсунул подушку под нее. Дилейни расстегнул на Митараи одежду и ощупал руками его шею и голову.
— Это тоже, — снова прибежала Леона, теперь с одеялом.
Сняв шляпу, очки и пальто, она осталась в изящном золотисто-коричневом трикотажном платье до щиколоток.
— Господин Митараи, может быть, вам приложить холод к голове? Доктор, что еще мне сделать? — крикнула Леона Дилейни, стоя на коленях у кушетки.
— Вызовите «скорую». Это лучше всего. У меня с собой нет никаких инструментов, без них трудно что-нибудь сделать. А сейчас меня ждут друзья, извините.
— Доктор! — закричал я.
Я хотел, чтобы он остался хотя бы до приезда «скорой». Вдруг после его ухода состояние ухудшится? Даже если он ничего не может сделать, нам было бы спокойнее сознавать, что врач рядом.
— Так нельзя, доктор, задержитесь еще немного!
— Лучше быстрее звоните. Я должен идти.
— Доктор, не двигайтесь! Иначе о вашем секрете будут знать не только три человека, господин… Ричард Алексон!
Уже двинувшийся к двери доктор мгновенно замер. Потом он медленно повернулся к нам. Его добрые глаза за стеклами очков округлились от ужаса.
Митараи неторопливо встал с кушетки.
 Беверли-Хиллз, Америка — 18 
— Господин Митараи!
— Митараи! Как твоя голова? — оправившись от испуга, закричал я. — Что все это значит?
— Напугал? Сядь на стул, Исиока, и приди в себя.
— Ричард Алексон, говорите? — Леона осталась стоять, остолбенев.
Я обессиленно упал на кушетку. Перед глазами прыгали искры, все вокруг кружилось. Может быть, под влиянием выпитого шампанского я не очень понимал, что сейчас произошло, и был готов свалиться вместо Митараи.
Превозмогая головокружение, я попробовал оглядеться вокруг. На столике передо мной стоял сделанный Эриком Бернаром макет пирамиды Бич-Пойнт.
— Нет, так нельзя, господин Митараи! Вы все это разыграли? — Леона стукнула его в грудь.
— Ну как, я прошел кастинг? Может быть, сыграем с тобой вместе в следующем фильме?.. Я хотел увести доктора в тихое место подальше от посторонних глаз. Садитесь, господин Тимоти Дилейни, или Ричард Алексон, хотя, кажется, вам не нравится, когда вас так называют. Если уж вы представляетесь доктором, надо бы немного заняться медициной, хотя бы научиться измерять пульс.
— Ричард? Ричард Алексон? В самом деле?
— Мистер Холмс, у вас жар? Я Тимоти Дилейни. Тридцать лет живу на Огаст-авеню на окраине Филадельфии и давно веду медицинскую практику. Есть и врачебная лицензия.
— Лицензия, которую вы купили за кругленькую сумму. И документы господина Дилейни тоже. Но вы же не собираетесь провести остаток жизни врачом?
— Не собираюсь! Мне уже много лет. Уйду на покой и уеду за границу. Больше не могу переносить запах формалина.
— Здорово вы говорите, господин Дилейни, хорошо у вас получается. Но это не так. Потому что вы никогда и не пробовали работать врачом.
 
Дилейни рассмеялся.
— Холмс, с вами что-то не в порядке. Чрезмерно умны, наверное…
— Уже достаточно, господин Алексон. Я все прекрасно знаю. И говорю это не под влиянием случайной догадки. Все проверено точно. Я присяду, и вы тоже берите стул. Исиока, если ты не заснул, принеси-ка сюда тот столик. Госпожа Леона ведь знает, какие сигары по вкусу господину Алексону? Если есть запас, предложите ему.
— Да, есть сигары «Фигаро».
— Отлично. Наконец-то вы сели, потомок английских лордов… Вы меня недооценивали, господин Алексон. Думали, что Холмс — бездарный актеришка, играющий по вашему сценарию?
— Вы о чем?
— Исиока, спасибо большое. Поставь столик туда. Леона, положите на него сигары. И сядьте оба, пожалуйста.
— Господин Митараи, но Ричард умер, мы видели его труп. Он не может быть жив, — убежденно сказала Леона.
Тимоти Дилейни, которого помешавшийся Митараи почему-то называл Ричардом Алексоном, горько усмехнулся.
— Мисс Леона, скажите честно: у мистера Холмса от перенапряжения что-то стало с мозгами? У настоящего Холмса в Лондоне тоже такое бывало. У того-то от кокаина — а этот им балуется? — Ненадолго задумавшись, он засмеялся.
— Как насчет сигары? Вы же, господин Алексон, очень любите «Фигаро». Не стесняйтесь! — Митараи протянул ему сигару.
— Если вы так настаиваете, я закурю, но это будет первый раз в моей жизни.
Врач осторожно взял сигару и поджег ее спичкой.
— Господин Митараи, вы устали, — произнесла Леона. — Я своими глазами видела труп Ричарда.
— Я долго сомневался. Дело раскрыто. Никому не интересно, что за ним скрывается. Если вы устроили все это только для того, чтобы порвать с кланом Алексонов, который терпеть не можете, я готов закрыть на это глаза. Когда мы встретились на вечеринке, я сразу же понял, что это вы. Поскольку знал, что вы обязательно там появитесь. Чтобы устроить всю эту клоунаду. Как я и предполагал, вы пришли. Пожали мне руку. И гордо продемонстрировали результаты дорогой пластической операции и трехмесячных занятий по изменению голоса. Ведь как приятно ни от кого не прятаться… Уважая ваше упорство, я уже готов был закрыть на это глаза. И ваши прощальные слова о Ричарде Алексоне были неплохи. Если б не последняя фраза о Роджере, я бы помахал вам рукой и проводил в новую жизнь.
Пока Митараи говорил, Тимоти Дилейни с беспокойным видом смотрел в сторону и курил сигару.
— В дефолиантах не было необходимости. Не было никакого кризиса либерального общества. Было только своеволие цивилизованной державы и страшное оружие, заполнившее склады и ждавшее применения.
Митараи говорил с напором. Голос его отдавался эхом в холодном вестибюле. Потом воцарилось молчание.
— Поэтому Роджер не должен был родиться.
Молчание затянулось. Мы втроем сидели в холоде.
Врач протянул правую руку с зажатой в ней сигарой и стряхнул пепел в пепельницу. Поколебавшись, оставил сигару на ее краю.
— Вот-вот. Можно вытерпеть многое, но сигара — другое дело. Эти сигары довольно редкие, надо было поменять марку.
Я раскрыл рот. Произошло что-то невероятное. Перед носом пролетела искра от зажженной спички.
— Ричард! Все-таки Ричард?! — закричала Леона.
— Закурив «Фигаро», я как будто заново родился… Леона, я больше всего беспокоился из-за вас. Мы так тесно общались с вами, и я опасался, что вы меня узнаете. Поэтому не хотел к вам слишком приближаться. А в итоге вы не обратили на меня большого внимания.
И он рассмеялся своим характерным смехом.
— И наоборот, я совершенно не опасался этого сыщика. Да, я вас действительно недооценивал. Снимаю рубашку, как говорят в Испании. Я хотел поселиться там навсегда… У нашей великой цивилизации нет никакого будущего.
— Что за невероятный день сегодня, — прошептала
Леона.
Нарушив подавленное молчание, я заговорил по-японски: