Хрустальная пирамида

— Он был врачом мистера Ричарда Алексона.
— Очень хотел познакомиться с вами, мистер Холмс. Вы немного напоминаете Холмса в молодости.
— Это он похож на меня, — сказал Митараи. Тимоти Дилейни хрипло засмеялся.
— Может быть, и так. Я люблю старые детективы, особенно с Холмсом и Пуаро. Каждый раз, когда доходит до места, где они театрально раскрывают тайну преступления, это необыкновенно захватывает. Я хотел бы услышать от вас о гениальном трюке преступника, использовавшего эту стеклянную пирамиду Бич-Пойнт. Очень хочется узнать, как вы догадались об этом.
За толстыми очками деловито двигались его добродушные глаза. Я подумал, что люди такого склада встречаются везде, и внимательно следил за выражением лица господина Дилейни. Обычно они хорошо образованы, имеют статус и деньги и просто обожают знаменитостей. Он из тех людей, для которых цель жизни — сближаться с людьми, добившимися хотя бы небольшого успеха, и хвастаться перед другими этими знакомствами. Пока я гадал, что он собирается делать, Митараи, казалось, неожиданно проникся симпатией к этому доктору.
— О, я не возражаю. Расскажу вам все что угодно, — сказал он приветливо.
В этот момент раздались бурные аплодисменты. Под звуки оркестра на сцену поднимался Эрвин Тофлер. Оркестр сыграл несколько тактов и смолк.
На сцене появился ведущий и спросил Эрвина о фильме.
— Не спрашивайте меня, удачный ли получился фильм, — сказал режиссер. — Вон там стоит много страшных критиков, это вопрос к ним.
— Я слышал, что съемки были очень тяжелыми? — продолжал ведущий.
— Я снял двадцать четыре фильма, и каждый раз съемки были тяжелыми.
— Но в этот раз особенно? Я слышал, что тут примешалось дело об убийстве.
— Кто вам это сказал?.. У меня в группе предатели! Найду и срежу зарплату!
— Но все кончилось благополучно?
— Да, когда мы окончательно застряли, из Токио появился Шерлок Холмс и сразу все решил.
— Шерлок Холмс?
— Подозреваю, что прямо сейчас он где-то тут пьет шампанское.
— Да где же он? Мистер Холмс! Меня беспокоит разлад с женой. Покажитесь, посоветуйте, что мне делать.
Барабанщик оркестра застучал дробь, и американцы, заполнившие зал, стали, беспокойно оглядываясь по сторонам, искать Митараи. Тот, похоже, был не в восторге от того, что его называли Холмсом. Он нехотя поднял руку, на него сразу направили прожектор, и барабанная дробь завершилась ударом тарелок.
— Извините, мистер Холмс, вас вызывает Уотсон, выходите.
Заиграл оркестр, людское море расступилось, освобождая путь, и мой друг неохотно пробрался на сцену.
— Прошу вас, покороче, меня ждет следующий клиент, — неприветливо сказал он.
— Возможно, это банальный вопрос, но было ли это дело сложным?
— Вопрос действительно банальный, — сказал Митараи.
Послышался смех.
— Госпожа Мацудзаки спросила меня то же самое. Что сказать: раскрыть его было проще, чем режиссеру поставить «Аиду».
— Впереди какие-нибудь другие сложные дела?
— Разные дела будут.
— Мы хотели бы поподробнее услышать о деле Бич-Пойнт…
— Не стоит об этом говорить — шампанское в горло не польется. Мой друг, вероятно, напишет об этом книгу.
— Она выйдет в Америке?
— Это зависит от американского издателя.
— Если книга будет хорошо продаваться в Америке, я сниму по ней фильм, — сказал Тофлер.
— Это правильно, а Леона исполнит в нем роль танцующего и поющего детектива, — сказал Митараи.
— Хорошая идея, — поддержал режиссер. — Давайте оформим заявку на фильм пораньше, пока идею не похитил Спилберг.
Раздался смех.
— Мистер Холмс, пожалуйста, назовите свое имя.
— Я ждал этого вопроса. Меня зовут Митараи, а не Холмс.
— Мистер Митараи, в чем суть инцидента на Бич-Пойнт, в двух словах?
— В двух словах? Типичный американский вопрос. Залейте его горячей водой, подождите три минуты, и вы увидите полную картину происшествия.
— А-ха-ха! Да, прямо как свежеприготовленные спагетти, не переваренные и не слишком твердые.
— Гибель цивилизации, — сказал Митараи.
— Гибель цивилизации?
 
— Да. Даже кажущиеся бессмертными цивилизации имеют свою продолжительность жизни. Взошедшее утром солнце обязательно уйдет за горизонт, погаснут сверкающие на небе звезды, упокоится на дне могилы храбрый воин, казавшийся бессмертным. На Бич-Пойнт погибла цивилизация. Как мы знаем из легенды о Ноевом ковчеге, смерть цивилизации всегда связана с затоплением.
В зале стало тихо.
— Я вижу, ваши слова несут много смыслов… Поаплодируем поэту, прибывшему к нам из Токио!
Затем под бурные аплодисменты Митараи сошел со сцены и подошел ко мне и Тимоти Дилейни.
Внезапно началось энергичное представление. И режиссер, и ведущий скрылись за кулисами. Вместо них на сцену выбежала Леона в золотом костюме. Раздались громкие аплодисменты, свист, выкрики. Леона запела песню из «Аиды-87».
— Хорошее выступление, мистер Митараи. В такой краткой речи вы прекрасно показали сущность времени и цивилизации, — сказал Дилейни.
— Это так прозвучало? — сказал Митараи. — Вы меня не так поняли. Я лжец, не заслуживающий прощения.
— Вы говорите что-то странное, — в изумлении сказал Дилейни. Он был слишком прямодушен, чтобы привыкнуть к ядовитой манере моего друга. Доктор медленно показал на сцену. — Эта девушка — тоже лицо времени. Звезда — это фокусник, который превращает обычную целлулоидную ленту в фильм и возвышает его до искусства, просто показав свое лицо на экране. Все они таковы. Мэрилин Монро, Софи Лорен, Кларк Гейбл. Недостаточно быть просто красивым. Надо олицетворять музу. И она такая же. Восходящая муза! — прокричал Дилейни, заглушая пение Леоны.
Митараи кивнул и сказал по-японски тихим голосом, который мог слышать только я:
— Да, но муза несчастная.
К нам подошел Эрвин Тофлер. Он чокнулся с Митараи и поблагодарил его за помощь. Потом обратился к Тимоти Дилейни, и некоторое время они говорили о Ричарде Алексоне. Господин Дилейни, как я понял, был достаточно близок с Алексоном и очень много знал о нем. Знал не только о состоянии его здоровья, но и о том, какие женщины ему нравились и какую марку сигар он предпочитал.
После того как Леона исполнила две песни, на сцене снова появился ведущий и заговорил с ней. Говорили о трудностях, с которыми пришлось столкнуться на съемках, об изнурительных занятиях в танцклассе, об удовлетворении от работы, о желании сняться еще в паре фильмов с песнями и танцами, о Японии. Вспомнили и о поездке в Гизу. Казалось, Леона готова ответить на любой вопрос ведущего. Я подозревал, что, если бы ее спросили, какой тип мужчин ей нравится, она ответила бы, что это Киёси Митараи.
На вопрос, какую следующую роль она хотела бы сыграть, Леона ответила, что, как уже сказал режиссер, лучше всего была бы роль женщины-сыщика, которая поет и танцует. Она говорила, как хороша была режиссура Тофлера, хореография Антона Попоса. И работа художника Эрика Бернара была замечательна. Леона заботилась о том, чтобы не упустить никого из съемочной группы, которая обеспечила ее успех.
Затем появился Майкл Руни, и они спели дуэтом. Я впервые в жизни попал на шикарную голливудскую вечеринку. Поскольку это была редкая возможность, я хотел пробыть тут до конца, но видел, что Митараи вот-вот скажет, что пора домой. Ведь я не знаю языка, поэтому никуда не могу пойти один. Не остается ничего другого, кроме как передвигаться, держась возле Митараи.
Леона и Руни удалились, и на сцену вышли более десятка танцоров и танцовщиц, сыгравших в фильме роли второго плана. Они исполнили динамичный танец в ритме рок-н-ролла. Танцевальное шоу продолжалось долго. Танцовщики были высшего класса, какой только может представить американский шоу-бизнес; таких не увидишь даже в самых лучших ночных клубах Токио. Но Митараи явно заскучал. Было ясно видно, что он думает о том, как бы вернуться в свой гостиничный номер и почитать книгу.
В такие моменты пытаться убеждать его бесполезно. Его чувства не задевают вещи нетворческие, явления, которые он видел раньше. В такие моменты мой друг никого не слушает и быстро переключается на другую мозговую деятельность.