Заложница в академии (СИ)

— Нет.
— Почему?
— Меня не могут исключить, — Брайт мрачнеет.
Глубоко вдыхает пряный воздух и разминает шею, будто та затекла. Кутается в пальто. 
Сильно пахнет сладкой выпечкой, и Брайт невольно крутит головой. В животе урчит от голода, и хочется кофе, приходится прибавить шагу, чтобы не свалиться в обморок. После такого всплеска магии организм истощён.
— Это как?
— Я тут в тюрьме, — из её горла вырывается насмешливое «ха», а Энг хмурится.
Он вдруг сворачивает с аллеи, ведущей в деревню, и усаживает Брайт на холодную деревянную лавочку.
— Что? Я вообще-то хотела пообедать и идти отбывать принудительные работы.
— Пикник? — улыбается Энг.
— Не интересует.
Но с Энграмом спорить невозможно, он машет руками и призывает к тишине.
— Одна нога здесь, другая — там, — в центре парка стоит крошечный деревянный лоток, за которым пухлая волшебница продаёт сладкие пышные булочки посыпанные хлопьями миндаля и политые солёной карамелью.
Вот откуда божественный запах. И, кажется, волшебница готова обогатиться на обеде, когда студенты вывалят из Академии в поисках еды. Она расставляет на прилавке, которому неведома осенняя прохлада, подносы со сдобой.
— Какой кофе пьёшь? — на ходу спрашивает Энграм.
— Чёрный без сахара, — очень тихо отвечает Брайт и неуверенно улыбается.
За ней никогда не ухаживали. И это оказалось очень просто. Никаких вопросов, обещаний, долгов. А как теперь поступать? Вернуть Энграму деньги за кофе и булочку? Или друзья такое делают бесплатно? А они друзья? Нет. Они даже не знакомые.
Но очень хочется всё ему рассказать, чтобы сбросить с больной головы на здоровую, освободить мозги от мусора, так что нужно принять неожиданные дары и заткнуть совесть.
А ещё душит невероятная благодарность, потому что через пару минут замёрзшие пальцы греет стаканчик чёрного кофе, а на колени тёплым котёнком ложится бумажный пакетик с тремя булочками.
— Ну что? Я волшебник?
— Нет, — вздыхает Брайт, с наслаждением глядя на булочку. — Ты Богатенький мальчишка, который всё делает по-своему. 
— А ты ешь и плати мне за булочки рассказами, — смеётся он, хоть ничего смешного никто и не сказал.
— Ты всё время смеёшься? Это странно.
— Я не пойму, Госпожа Сирена, ты что никогда не влюблялась?
Брайт давится кусочком миндаля и отставляет на лавочку кофе.
— Ты что несёшь?
Хочется схватить вещи и бежать, но кофе с булочкой хочется куда больше.
— Ладно, понял, не время для страстных признаний.
Он издевается.
Но Брайт даже в шутку не готова слушать такую чепуху.
— Так почему ты в тюрьме? Нас же тут никто особо не держит.
— Вас тут никто не держит. 
Брайт не думает, можно ли такое рассказывать, ей плевать. Она никогда не собиралась ничего ни от кого скрывать, уж точно не от Истинных, которые живут в своём прекрасном розовом медовом мире.
— А мой отец в заложниках у Ордена пяти, пока не придумает лекарство от болезни, которая убивает таких, как вы, — и Брайт так смело смотрит в глаза Энгу, что тот опускает голову.
— Таких, как они, — поправляет он. — Болеют те, кто использует тёмную магию. Предположительно… 
— И ты здоров?
— Ну… — Энг откашливается и дёргает плечом. — Я пью таблетки, если ты об этом. Но профилактическую дозу, во избежании развития болезни. Все дети в Траминере пьют лекарство, это уже вошло в привычку.
— Шок, — хмыкает Брайт, чувствуя себя последней сволочью, потому что ей совершенно не жаль траминерских детей.
Голос Энга становится тише, глуше. А булочка отправляется в пакет. Он упирается локтями в колени и сгорбливает спину, будто на неё давит тяжкая ноша.
— Значит, ты тут, а твой отец там?.. Умно, — сухо произносит он, а Брайт с наслаждением закидывает ногу на ногу, делает глоток кофе и кивает.
Ей нравится, что Истинным бывает стыдно, это видно по трагично согнувшейся спине Энга.
— Там Одрен Пяти… тут их дети… будь осторожна, — он чуть поворачивает голову, глядя на носки ботинок Брайт. 
— Что?
— Что слышала, — Энграм откидывается на спинку лавочки и снова берёт в руки стаканчик кофе. Греет о него пальцы, но не пьёт. — Некоторые из студентов… уже близки к Ордену. В особенности дети Пяти. После отбоя тут иногда такое творится…
 
— Какое?
— Охота. Они называют это охотой, — сдавленно сообщает Энг.
— А ты?
Он качает головой.
— Твой брат? Я так понимаю он один из главных старост.
Энг мелко кивает.
— Мой отец тоже… один из Ордена. И он… один из Пяти. Как и Блауэр, и Прето, и Блан. 
— И Хейз, — тихо говорит Брайт.
Энграм дёргается и отставляет стаканчик, поворачивается к Брайт всем корпусом.
— А от него лучше и вовсе держаться подальше, — говорит быстро и тихо. — Правда, не нарывайся.
— Почему? Он так страшен?
— Он… Он сын Хейза, и этого достаточно. Никто не знает его достаточно хорошо, чтобы сказать, что на самом деле в голове у Рейва. Блауэр и Прето открыто выражают всё, что думают. Открыто нападают, а чем занимается Хейз — тайна. Он… ходит на «охоту» — это всё, что я знаю. Но… он сын Хейза. Держись от него подальше. Эта семья… это они всё устроили.
Брайт холодно кивает и морщится.
Легко сказать… держись подальше, когда проблемы настигают сами, без постороннего вмешательства.
  
Глава десятая. Взрыв
 
|ВЗРЫВ, — а, м.
Разрыв с большой разрушительной силой специального снаряда, оболочки и т. п.|
Энграм вызывается проводить до библиотеки, и не оставляет, даже когда Брайт уже настойчиво просит его уйти. Тащится за ней внутрь и торжественно обводит стеллажи рукой:
— Вуаля! Место твоего наказания, — улыбается он с гордостью, будто сам, лично всё тут построил и расставил книги по алфавиту.
— Спасибо, а теперь про-ва-ли-вай, мне няньки не нужны.
Энграма слишком много, хоть он и пытается быть милым.
— Эй, я не в няньки набиваюсь… Но вдруг станет скучно? Будешь старые книги подклеивать, а я…
— Слушай… — начинает она, но договорить не получается.
— Хардин, — Брайт оборачивается и застывает. В глубине библиотеки, среди стеллажей стоит Рейв Хейз. — Мне кажется, или это студентка не твоего факультета? Опекай своих, будь добр.
Опять этот стальной голос, Брайт вздрагивает и поджимает губы.
— Я провожал подругу, — смело говорит Хардин, откидывает кудри со лба, будто павлин расправляет хвост.
— Уже. Проводил, — чеканит Хейз и скрещивает на груди руки.
Его голос становится будто ещё холоднее, хотя кажется, уже некуда. Брайт сжимается, хмурится.
— Энг, иди уже. Мне не нужна помощь. 
— Тебя встр…
— Не надо меня встречать, ради сил святых, иди! — шипит она, угрожающе глядя в глаза глупому мальчишке с кукольным лицом.
А потом поворачивается к Хейзу.
— Я сама разберусь со своими «друзьями», не нуждаюсь в посторонней помощи.
Он смотрит с насмешкой, сверху вниз, будто оценивает внешний вид напарницы.
— Я заметил. Не спали библиотеку в приступе самостоятельности.
Его изумрудные глаза мерцают в бархатной библиотечной темноте, и он кажется потусторонним пришельцем. Кожа гладкая, подбородок острый, на лоб падают совсем белые волосы. Они кажутся необычно густыми, завиваются на концах слабыми мягкими завитками.
Брайт сглатывает.
— Постараюсь.
Рейв высокий, поджарый. Но при этом он крупнее Энграма и не кажется таким мальчишкой. Брайт невольно вспоминает их первую встречу, вот так же, в темноте, она изучала лицо Хейза и не могла оторваться от его глаз, а он слушал её голос и не мог пошевелиться. 
Тогда он казался Брайт ровестником, сейчас между ними будто пропасть. Он старше лет на пять, ему уже двадцать три или двадцать четыре. 
Он выпускник, скоро сможет взять лунный нож и препарировать чужие мозги. Тот факт, что он, должно быть, куда умнее — пугает.