Полынь - трава горькая (СИ)
— Не будет, — оборвал его Сергей
— А ты что знаешь? — мужчина опешил, но удивление тут же сменилось злобой, пьяным ехидством. — Раскомандовался заезжий, за девкой бы своей досматривал лучше…
Роман дернулся вперед, на отца, но Сергей не пустил
— Стой, не начинай сейчас, не время, — а Дмитрию бросил коротко. — Вот хозяин!
Глава 36. Скандал на поминках
Нина не участвовала в приготовлениях к поминкам. После ухода Сергея на нее навалился крепкий сон. Утренняя дурнота отступила, Нина выпила чаю, прилегла, думала на минутку, а на самом деле неизвестно на сколько.
Спала бы и дальше, но разбудила ее Клавдия. Мягко тронула за плечо. Нина открыла глаза и не сразу поняла, где находится, почему соседка тут? Еще раз огляделась — лежит она на большом диване, прикрытая легкой простыней. Большая комната, стол, комод, занавешенное цветастой шторой окно, иконы на стене…
— Ну что? Полегчало? Я в чай тебе травок добавила, вот и помогли. Скажу как заваривать, с собой мешочек сбора дам, как домой соберетесь, ты про токсикоз и думать забудешь. Ранний у тебя, он через месяц проходит.
— Домой? Да… А Сережа? — Нина отбросила простыню, села, стала поправлять волосы.
— Вернулись они с Ромкой, уж часа полтора тому.
— А я все сплю! — хотела встать, бежать к Сергею, но Клавдия удержала.
— Ты постой, еще тут побудь у меня, они там сами по-мужски. А мы по хозяйству с соседками, уже почти все сладили, с божьей помощью, — женщина поправила на плечах темный платок и перекрестилась на иконы. — Батюшку дожидаем, после похорон обещал сразу быть, тогда и начнем.
Только тут Нина обратила внимание, что Клавдия переоделась, и платье на ней было синее, почти черное.
— Это все сегодня? Сережа мне ничего не сказал…
— Они и сами не знали, наверное, получится ли, в Приморский поехали, оттуда мне Степан позвонил. Потом Сергей Рому привез, а Степа с… — она запнулась, посмотрела на Нину виновато, — ни к чему тебе сейчас все это, а что поделать, жизнь. Бог дал, бог взял. Степан с Раисой на наше кладбище поехал, туда же и батюшка, святой человек! Отпоет, потом мы посидим, помянем, вот и будет ей облегчение.
— Как же я, мне не в чем за стол сесть, яркое все, цветастое.
Нина отчего-то смутилась проявившейся набожности Клавдии, строгого платья.
— Я тебе плат дам большой, накинешь, он черный, сейчас найду, — женщина отошла к комоду, выдвинула ящик и продолжала рассказывать, перебирая вещи, — отец Федор к Дмитрию в дом сначала и идти не хотел, но Степан упросил, он же староста церковный батюшку хорошо знает.
— Почему не хотел, с Раисой ссорился? — Нина все пыталась собрать в узел перепутанные волосы.
— Нет, из-за Дмитрия все, тот в мармонство ударился, к секте примкнул, есть тут у нас, приехали, дом купили, детишек собрали сирот беспризорных, мы сначала и не поняли, председатель им все разрешил и дом оформил, с документами помог, а они как начали проповедовать. Вот и Дмитрий попался на их удочку, долго ли пьянчужку сговорить? На вот гребень, расчешись, шпильки дать?
— Если можно…
— Отчего же нельзя. Вот и плат, смотри, он шелковый, это я для паломничества берегу, собираюсь, собираюсь… а земное не отпускает. Осенью, как с садом управимся — пойду! А то, как Раиса…
— Ну что вы говорите такое?
— Да что же, никто своего часа не знает, в любой надо готовым быть, перед собой, людьми чистым.
— А перед богом? — Нина спросила и сникла, волосы снова упали на лицо и плечи.
— Перед богом то, что мы о себе знать можем? Он уж сам разберет, наше дело жить правильно. Вот, например, как Сергей твой. И где ты нашла его? Сейчас таких и нет, правильный он… А ты что это, опять не хорошо? Побледнела.
— Нет, нормально все. Вы не отвлекайтесь на меня, скажите, что помочь?
— Уже ничего не надо, мы всей улицей враз уладили. И стулья притащили к Дмитрию, и посуду, наготовили всего. Димка бы только не испортил, он как выпьет дурной становится, да с Раисой как не спиться было? Прости господи, о мертвых дурно говорить нельзя. Но ведь заела мужика. И Ромочке досталось, а какой мальчик славный. Жалко его! Дай я тебе заколю волосы, сначала заплетем, — Клавдия встала сзади, начала плести косу, — Красивые они у тебя, никогда не стригла?
— В школе с короткими ходила, до пятого класса, а потом отросли.
Руки у Клавдии были добрые, быстрые, ни разу не дернула, не сделала больно.
— Ну вот, — удовлетворенно взглянула, улыбнулась, — а ты и так красавица, как с картинки! — набросила на плечи Нины шелковую шаль, — так хорошо будет. Идем, я тебя с соседками познакомлю. Может, вы бы с Сергеем к нам перешли, пожили еще? Они с Ромкой вон как сдружились, а тому сейчас одному тяжко будет…
— Не знаю, я — как Сережа скажет. Рому жалко, но домой уже хочется.
— Ладно, как бог даст, — не стала развивать тему Клавдия, — но сегодня точно у нас ночуйте, я уже и комнату приготовила. Нечего тебе в том дворе.
За весь этот страшный день Роман не оставался один, но чувства настолько притупились, что он не реагировал на людей. Когда к нему обращались — отвечал машинально, замкнутый в вязкую пустоту страдания. Боль души не прошла, стала привычной и отгородила от мира. Жизнь шла дальше, а Роман оставался на месте.
Единственное, что касалось его — это сострадание Сергея. Может быть потому, что между ними стояла вина Романа и точно такая же невозможность исправить совершенное, как невозможность попросить прощения у матери. Это парадоксальным образом сближало. Роман не мог понять, он не в состоянии был разобраться, почему не Нина, а Сергей сейчас рядом, почему вместо ревности и неприязни — дружба? И как вести себя?
Хотелось одного, чтобы чужие люди ушли из дома, а они, напротив набивались и набивались в комнату, переговаривались громко, даже смеялись. Принесли еще стол, притащили стулья, потеснились, расселись. Уже и повод казался не важен, чуть не вся улица собралась на поминки, но это был лишь предлог, чтобы выпить, закусить, посудачить.
Роман осматривал гостей без радости, но и без осуждения. Посидят и уйдут. Вот на дальнем конце стола собутыльники отца, среди них он чувствует себя уверенно, даже распрямился, плечи расправил и в глазах незнакомый не пьяный блеск. С другого конца Степан с Клавдией — уважаемые всей улицей соседи, только мать Степана вечно грязью поливала, знала бы, что он для нее именно у председателя земли попросит на упокоение. Нина, там же батюшка настоятель поселковой церкви — отец Феодор, еще женщины тетя Оля, Ирина Петровна, Лариса, Юлия… Почему же Нина не рядом с Сергеем? Поссорились? Но даже эта мысль оставила Романа безучастным, их дело, завтра Нина уедет и забудет, сама говорила "не настоящее" зачем бы ей помнить, у нее Сергей есть… В сравнении с ним все другие должны пустым местом казаться.
Сергей… а он почему не рядом с Ниной, а здесь, близко… дотронуться можно. Все неправильно и все неважно. Шли бы они все по домам… кроме Сергея. С ним можно говорить, легче тогда.
Ритуальный ужин шел своим чередом, после того, как батюшка благословил трапезу и все выпили не чокаясь за "упокой души и землю пухом" некоторое время только вилки звякали о тарелки, да булькала водка из горлышек. Степана с отцом Федором ждали долго, все проголодались.
Затем и разговоры потекли, для приличия заговаривали и о Раисе, сдержанно, кратко, в основном с пожеланиями благополучной райской жизни. Казалось бы, что может произойти на поминках? Посидели, да и разошлись.
Беседа на дальнем конце стола все больше оживлялась, обсуждали новый молитвенный дом, Дмитрий Николаевич, не обращая внимания на осуждение в глазах батюшки, пустился в разглагольствования.
— В книге Нефия сказано о новых пророках, те родителей чтить велели, вот что главное, слушать и почитать, — отец поднял вверх палец и вперился в Романа, пытаясь сфокусировать на нем блестящий возбужденный взгляд. — Ты всегда хороший был сын, таким и оставайся! Да, мать слушал и меня должен! В новую церковь пойдем… За Раечку помолимся…