Любовь черного лорда
— Я не буду сопротивляться, — еле слышно сказала Эмма. — Сожалею, если вас это огорчило, но у меня просто нет сил бороться. В конце концов вы все равно победите. Вы всегда побеждаете — играя в карты, кости или решая, жить либо умереть другим.
Киллоран провел пальцем по ее щеке.
— Да. Мне везет во всем. Меня любит фортуна, — он усмехнулся.
Эмма чувствовала силу этого человека. Физическую. Эмоциональную. Ей снова стало страшно, но где было укрыться от этого страха? Разве только в самом отдаленном уголке своей души, которым еще не завладел Киллоран, но остался ли такой уголок? Эмма отдавала себе отчет, что боится не графа. Она боится саму себя.
Конечно, теперь уже он ее не отпустит.
Граф поцеловал ее в краешек глаза. Это стало предвестием новых, неизведанных ощущений. Его губы пробежались по лицу девушки, и веки Эммы сомкнулись. Она слышала неистовое биение своего сердца — оно стучало отчаянно, как молот в руках обезумевшего кузнеца…
Никогда еще она не была так близко с мужчиной. Сила и жар, исходившие от Киллорана, включили в новый ритм не только ее сердце. В голове билась одна мысль: «Нельзя показать, как мне хорошо вместе с ним…» А будет еще лучше… Ее ждет что-то волшебное… Эмму накрыла волна чувств, названия которым она не знала.
Киллоран поцеловал ее второй глаз — сомкнутый, и Эмма уже была готова сойти с ума от этой ласки. Губы графа скользнули по ее виску, нежно дотронулись до щеки… А затем они слились с ее губами в страстном поцелуе.
В нем были свет и тьма, грех и искупление, муки ада и райское наслаждение. Эмма обняла Киллорана за плечи, притягивая ближе к себе. Батистовая рубашка графа показалась ей такой горячей, словно он час грел спину около камина. Но это был жар его тела… Рука Киллорана поглаживала ткань ее платья, и Эмма с досадой подумала, что вся эта одежда совершенно лишняя.
Он уже владел ее душой, ее жизнью, ее дыханием. Она отдавала все это с наслаждением, готовая заплатить за то, чего жаждала, самую высокую цену. Эмма прильнула к Киллорану в порыве всепоглощающей страсти и не сразу поняла, что он пытается ее оттолкнуть.
Она еще крепче прижалась к графу, желая слиться с ним в одно целое, но Киллоран был намного сильнее и сумел оторвать Эмму от себя. Он чуть ли не отшвырнул ее… Сгорая от стыда, она вопросительно посмотрела на графа.
— Скажи «нет», Эмма. — Если голос может быть треснувшим, как чашка от крутого кипятка, то сейчас именно таким он и был у Джеймса Киллорана. — Скажи, чтобы я ушел.
— Не уходи. Поцелуй меня, — она и не заметила, что сказала графу «ты».
— Что с твоим рассудком, Эмма? Где твоя гордость? Ты же губишь себя! Скажи мне «нет».
Это не тот Киллоран, которого она знала, — ко всему равнодушный, день и ночь скучающий циник! Рядом с ней был мужчина, разрывающийся между желанием и невозможностью его удовлетворить. Ее мужчина — пусть хоть на одну ночь.
— Да, — шепнула она и протянула руки.
Пальцы ее слегка дрожали. А вдруг Киллоран встанет и уйдет?
На лице графа появилась так хорошо знакомая ей холодно-отстраненная маска. Эмма почувствовала, что сейчас ее душа разорвется от отчаяния. Киллоран смотрел на нее ничего не выражающими глазами, а на его губах играла полуулыбка.
— Ну что же. Пусть будет «да», — он кивнул. — Как можно отказать даме в удовольствии?
Эмма отдернула руки, словно обожглась, но это уже ничего не решало. Пальцы Киллорана сжали ее запястья.
— Тебе понравится, — и голос стал тем самым — завораживающим. — Фортуна меня действительно любит и никогда мне не изменяет. В любой игре я неизменно оказываюсь победителем. Я знаю все о лошадях и прихожу к финишу первым или срываю банк, поставив на жокея. Женщины сходят от меня с ума. Мне не раз удавалось выиграть целое состояние, укротить самого бешеного жеребца и довести до любовного экстаза послушницу из монастыря или вдову, поклявшуюся на могиле мужа, что никто больше не снимет с нее чулки.
Теперь отпрянуть попыталась Эмма, но граф не позволил ей это сделать. Девушка никак не могла избавиться от ощущения, что сейчас перед ней вовсе не Киллоран — рядом был тот, кого она когда-то увидела в «Груше и куропатке», а не тот, что уговаривал ее сказать «нет» несколько минут назад.
Но изменить уже ничего не представлялось возможным. Граф встал и зажег свечу.
— Повернись, — властно сказал он через мгновение, и Эмма безропотно повернулась.
Киллоран отвел рукой ее волосы и прильнул губами к основанию шеи. Корсет он расшнуровал так быстро, что этой сноровке могла бы позавидовать любая камеристка. Минута, и платье с легким шелестом соскользнуло на пол. Граф стал целовать плечи Эммы, и по всему ее телу пробежала судорога наслаждения.
Он развязал завязки нижней юбки, и та полетела вслед за платьем. Граф опустился на колени и провел языком по ее бедрам. Теперь не было даже судороги. Душа Эммы расставалась с телом.
Девушка словно со стороны услышала протяжный стон и замерла, не в силах поверить, что стонет она сама, теперь лежа на боку. Пальцы Киллорана скользили по ее обнаженным ногам, поднимаясь выше и выше, прямо к лону. Все тело Эммы пылало, как в огне. Ей вдруг нестерпимо захотелось схватить его руки и подтянуть их к своей груди, к затвердевшим соскам. Но вместо этого она сцепила пальцы и крепко сжала губы, чтобы больше не было никаких стонов. Тем временем пальцы Киллорана добрались до ее лона. Эмма изо всех сил сжала ноги. Граф рассмеялся, и она вдруг испугалась, что последует новый разговор о «да» и «нет».
Опасения оказались напрасными. Руки Киллорана легли ей на плечи. Она снова лежала лицом вниз. Меховая полость ласкала ей живот, а граф спину. Он сжал ее ноги своими, и это ощущение оказалось столь сладостным, что помыслить о дальнейшем наслаждении уже было невозможно.
Не успела она так подумать, как это наслаждение последовало. Киллоран скользил губами по телу Эммы — от ягодиц до плеч.
— Нравится? — он на мгновение оторвался от шелковой кожи. — Я не сомневался в том, что все будет именно так. Ты на редкость чувственна, хотя видно, что стараешься это побороть. Ты просто создана для любви, Эмма.
Девушка хотела было возразить. Нет! Она создана не просто для любви, а для любви с ним.
Конечно, она промолчала, спрятав лицо в белоснежный мех. Киллоран снова припал к ее телу, и руки его неутомимо следовали за губами. Он целовал ее шею, плечи, спину, бока. С каждой минутой возбуждение Эммы нарастало.
— Я мог бы взять тебя так, — прошептал Киллоран. — Мне это нравится. И не пришлось бы смотреть тебе в лицо, в твои медовые глаза. Почему бы не представить, что это вовсе не ты, а, допустим, леди Барбара? Я был бы свободен в своих чувствах — ни вины, ни сожаления.
Эмма промолчала. Что она могла возразить?
Киллоран продолжал шептать:
— Но ты ведь девственница. Ты первый раз с мужчиной и можешь просто испугаться. Впрочем, и сейчас еще не поздно остановиться. Может быть, с тебя хватит и этого, Эмма? Ты ведь отдаешь мне свое единственное сокровище, как вы, девушки, это называете, а взамен не получаешь ничего.
Эмма слушала все это, уже совершенно не принадлежа себе. А тот, кому она принадлежала, хотя он еще не овладел ею, продолжал:
— Ты просто еще одна девственница. Их было без счета… Тут есть свои тонкости, но я давно не был с девицами… Отдаю предпочтение тем, кто уже все знает и все умеет. Но, уж конечно, ты не будешь разочарована.
Если бы он сейчас снова спросил ее — «да» или «нет», она бы ответила «нет», но Киллоран уже ни о чем не спрашивал. Он на мгновение приподнялся, чтобы повернуть ее на спину.
Граф разглядывал ее тело, словно хотел запомнить навсегда. Вот родинка под левой грудью, вот вторая — на бедре, вот небольшой шрам на голени. Он видел то, чего прежде не видел ни один мужчина…
Пауза в ласках становилась невыносимой для Эммы. Она закрыла глаза, пытаясь справиться с собой.
Киллоран продолжал разглядывать ее. Это был взгляд знатока, и Эмма в ужасе замерла, понимая, что даже с закрытыми глазами она не сможет скрыть свое желание. Наверное, ему нравятся женщины, которые не столь покорны, а она так явно готова расстаться со своим «сокровищем»…