Все лестницы ведут вниз (СИ)

— Ну бери, Агнюша, — протягивал он марки. — Или ты хочешь, чтобы я умолял? На колени встал? — сказал, будто удивившись. — Так я встану, только скажи, — и засмеялся.
Ноги сами дернули Аню в сторону рослого. Она подошла к нему не вынимая рук из карманов джинсов. Встав напротив, достала левую и взяла марки. На них были рисунки. На одной Аня увидела изображение жука-скарабея в древнеегипетском стиле, а на другой изгибающуюся красную розу, корнями уходящую в щель сухой почвы.
— Ты себе?
— Ну а если себе? — положила она марки в карман.
— Со скарабеем не шути, смелая девочка Агни. Ты так, по чуть-чуть. Давай я тебе покажу, — подался он вперед.
— Сама справлюсь, — шагнула она назад.
— Да ты не бойся, моя девочка Агни. Не хочу я тебя обидеть, успокойся. Девочка моя, ты же понимаешь, — протянул он, — если бы я хотел, уже давно бы взял тебя и ты бы ничего не сделала. — Глаза его блеснули злобой. — Ну не хмурься, девочка Агни. Кстати, а чего ты такая постоянно хмурая?
К выходу тянуло как магнитом. Аня потупилась в пол и быстро бросила взгляд в окно.
— Спасибо, что достал, — сказала она. — Увидимся, — и повернула к выходу, но в ту же секунду локоть ее левой руки сжали сильные пальцы рослого и потащили обратно. Аня чуть не споткнулась, невольно сделав два шага к окну.
— Эй! — вскричала она. — Ты что делаешь? Отпусти сейчас же! — вся отвага как улетучилась, а в глазах Ани обнажился неприкрытый страх, что хорошо заметил рослый. Сердце Ани больно застучало по ребрам, подбиваю к панике, но она все еще контролировала себя.
— Девочка Агни…
— Отпусти, я сказала! — дернулась Аня, но рука только сильнее сжала пальцами ее локоть.
— Судьба моя, — начал он. — Только одно, моя Агни. Один поцелуй, иконочка и все. Потом лети, красавица. Эх, — выдохнул он. — Ты не представляешь как тяжело отпускать свою любовь, — наиграно махал он головой. — Ну! Разве это сложно? В благодарность то… один раз!
— Отпусти меня! — не давалась Аня. Страх не пропал, но притупился отвращением. В ту же секунду в ее глазах мелькнула раздражительно-гневная искра и брови опустились на лицо.
— Да что беречь то? Было бы что беречь! — откровенно, с возмущением заявил он.
Этими словами рослый пересек непозволительную черту, на пересечении которой Аню обуревает неконтролируемая злость, а к груди подступает тошнота. В резон с мутившими Аню спазмами в горле, она быстро, с отменой реакцией вынула правую руку из кармана с зажатой в пальцах рукояткой ножа. Обоюдоострое лезвие его со звучным щелчком выскользнуло и в мгновение ярко блеснув в луче дневного солнца, легко проскользнуло по брюху рослого. Красная клетчатая рубашка порвалась — одна пуговица отлетела в сторону. Пальцы рослого расцепились, высвободив локоть Ани, и она, ни мгновения не медля рванула из комнаты в коридор, крепко сжимая в руке нож.
Порез был не глубокий — небольшая царапина.
— Накажу, девочка моя! Накажу! — крикнул он, впрочем, без злости, а как будто продолжая некую игру. Рослый побежал за Аней.
Услышав позади топот, она обернулась и сквозь развевающиеся свои рыжие волосы увидела как рослый выбежал из комнаты и погнался за ней. Он ее догонит, и это Аня поняла сразу — если не на лестнице, так на первом — не там, так у забора. Улица эта постоянно безлюдная — опрометчиво надеяться поднятым криком о помощи призвать чью-либо подмогу. Надо бежать на крышу. Хорошо, что ключ у Ани всегда с собой.
Выбежав на лестничную площадку, Аня пожалела, что прежде на ум ей не пришла мысль достать телефон. Волнение губит трезвый рассудок — главное ускользает из памяти. В этом вечно темном месте сколько не ходи, привыкнуть к нему невозможно. Тьма ослепляет и всякий раз старается подставить подножку. Но поздно — надо бежать; вслепую, но бежать, не выпуская их руки нож.
— Девочка Агни, ну куда ты денешься? Тут уже не твоя воля, амулетик, — послышалось за спиной Ани. — Наверх? — по звукам догадался рослый. — О-хо! Ну, попалась, судьба моя, — и побежал за ней
Тяжело дыша, разволновавшаяся Аня в темноте зацепилась о ступеньку ногой и повалившись на лестницу, больно ударилась головой у виска. Она продолжала крепко держать в правом кулачке ножик, а в левом у нее уже был наготове ключ от двери крыши. Боль побежала у основания ладони и по фалангам пальцев, вероятно содрав кожицу на них. В волнении, ни на что не обращая внимания, она поднялась уже вскарабкиваясь по лестнице на четвереньках — не замечая боль; цеплялась руками и быстро перебирая ногами сваливала со ступенек какие-то невидимые во тьме предметы. Аня слышала — она спиной чувствовала приближающуюся угрозу. Еще немного, и рука сдавит ее лодыжку ноги. Тогда, возможно, все. Но надо дальше — вверх в темноте, на ощупь; как только возможно, но дальше — бежать, через боль карабкаться не останавливаясь.
 
— Вот и все, амулетик, — раздался запыхавшийся голос рослого. — Прелюдии, замечу, у тебя своеобразные.
Рослый уже не спешил — он поднимался потихоньку, ступая осторожно. Он думал, что Аня загнана в угол, но она уже стояла у двери. К своему ужасу, Воскресенская поняла, что еще не запомнила на ощупь, где висит замок — от этого руки задрожали сильнее. Аню начала одолевать паника, из глаз вот-вот потекут слезы страха. Шаги раздавались все ближе, и даже, казалось Ане, она уже отчетливо слышит тяжелое дыхание рослого.
— Там закрыто, глупая девочка Агни, — было слышно, как он сказал это сквозь ухмылку. — Я из-за тебя фонарик внизу забыл. Но ничего, сейчас вместе вернемся. Ох, несмышленая девочка, — вздыхая протянул он. — Ты очень забавная. Скажу тебе, мне это даже понравилось.
Замок расцепился; одним махом Аня выдернула его с петли. Ее и рослого ослепил дневной свет распахнутой двери. Аня выбежала, и перед тем как стукнуть дверью, лишь услышала за собой: «Так это ты?». Глухой удар металла и через мгновение замок цепляет дверь с косяком. Аня заперлась на крыше.
3
Аня сидела на сумке и смотрела в сторону города только и слушая, как рослый стучит кулаком в железную дверь и говорит, говорит, что-то постоянно говорит; стучит и через каждое слово добавляет: «девочка Агни». Уголек сигареты в губах шипит — дым сползает в легкие; Аня выдыхает, выпуская его, клубистый, на волю.
— Я же просил один только поцелуй, девочка Агни, — стучась повторял рослый. — Один поцелуй от моей иконки, — глухо раздавалось за дверью.
Воскресенская ни разу ему не ответила, будто бы ее и нет на крыше этажки. Собственно говоря, на то и был расчет: рослый может подумать, что Аня каким-то образом уже слезла с крыши и ходит себе где-то по городу, а он здесь — разговаривает с воздухом. Либо устанет — и такое может быть. Два расчета, один из которых должен сработать. И чем быстрее, тем лучше, потому как сигарет осталось мало — только две штуки.
Но так миновал уже час — осталась последняя сигарета, а рослый все не успокаивался.
— Девочка Агни, я тут стишок для тебя придумал. Вот, послушай, — и начал читать, как подпевая, что-то плохо складное; совсем не в рифму.
Все это стало изматывать Аню. Время приближалось к вечеру и скоро заметно похолодает; уже подул прохладный ветерок, а Аня в одной лишь тонкой рубашке. Со вчерашнего вечера она ничего не ела. Да и вообще, у нее в планах было совсем другое. Где ее телевизор, музыка, книга и гора конфет с приторно-сладким чаем? Почему это все там, дома, а она здесь? Нет, так нельзя!
Брякнул телефон — написала Лена, а за тем явилась идея. Не читая, Воскресенская быстро, пока телефон не сел, набрала текстом: «Я на крыше. Приходи. Жду». В ответ Лена стала долго набирать текст. Если Аня ей прямо, в лицо не скажет, подруга будет искать тысячи причин, лишь бы «отвязаться от Аньки». Но есть метод, который еще ни разу не подводил. Аня набрала номер, и как только Лена сказала в трубку: «Алло», сама быстро произнесла: «Жду тебя на крыше через пол часа», а после сбросила. Вслед и батарейка сказала Ане: «Прощай».