Запрет на любовь (СИ)
— Смотри-ка, у неё, по ходу, ещё и борзометр зашкаливает.
— Поправимо. И не таких обламывали.
— Ромасенко! — грозно каркает Матильда. — Не приставайте к новенькой!
— Мы знакомимся, Германовна. Не быкуй.
«Не быкуй». Пожилому учителю адресует. Да уж.
— Знаю я вашу манеру общения! Испугаете мне девчонку, сбежит.
— Для неё это будет спасением, — произносит Ромасенко так, чтобы слышала только я.
— Человек из Москвы к нам приехал, между прочим, — учительница продолжает привлекать ко мне ненужное внимание.
— Из Москвы. Как интересно…
— И чё ж не сиделось там, в Москве? — осведомляется девчонка, получившая перед началом мероприятия замечание по поводу длины своей юбки. Её фамилия Ковалёва, кажется.
— Так всё, замолчали. Слушаем речь директора, а потом делаем, как репетировали вчера. Абрамов и Филатова проходят первыми, мы за ними строем. Давайте потихоньку готовьтесь. Мозгалин, ты у меня с кем? Без пары? — обращается женщина к высокому худощавому пареньку в очках.
— А он, как обычно, в паре со своей рукой, — острит всё тот же Ромасенко, поднимая волну хохота.
Какой же всё-таки неприятный тип!
— Петя, будете с новенькой замыкать строй.
— Главное, чтобы нашего шизика по пути не замкнуло, как обычно, — доносится сзади, и одноклассники снова начинают смеяться над несчастным Мозгалиным.
Мерзкие. Видно же, что парень болеет. Как низко издеваться над такими людьми. Бездушные.
— Хотя не, мне кажется, приступ начнётся раньше. Вон он как на Ковалёву пялится. Щас, того гляди, отъедет.
— Ага, с диагнозом сперматоксикоз!
— Тихо! — пытается угомонить разбушевавшихся Матильда. — Слушайте молча напутствия директора! Максим, хватит уже! В конце-то концов, имей уважение хотя бы к своей матери!
— Я эти её напутствия каждый божий день слушаю.
Сначала не понимаю, о чём речь, а потом до меня вдруг доходит… Ромасенко — сын директрисы!
Какой кошмар…
— Наши дорогие старшеклассники, — смотрю на эту несчастную женщину. Красивую, между прочим, и довольно приятную на вид. — Для вас… этот день немного грустный. Последний День Знаний. Последний учебный год в стенах родной школы.
— И Слава Богу, — комментирует кто-то из толпы.
— Думаю, большинство из вас уже определились с выбором будущей профессии.
— О, Ковалёва, Зайцева, это про вас. На трассе места себе забили? Там жёсткая конкуренция.
— Завались, Свободный! — сердито шипит блондинка в ответ.
— Впереди у вас экзамены, — тем временем продолжает директор.
— Обрадовала.
— И я рекомендую вам серьёзно отнестись к учёбе, ведь от ваших оценок в аттестате и знаний, накопленных в школе, зависит поступление в высшие и средне специальные учебные заведения.
— Эт она про ПТУ?
— Чиж, брат, в твоём случае, да.
— Я желаю вам только положительных оценок и успешной сдачи экзаменов. Родители, а вам, как всегда, желаю сил, терпения, мудрости и оптимизма, — вздыхает, прерываясь. По ощущениям, будто слёзы сдерживает. — Ой… Простите. У самой сын выпускник. Это непросто, но я уверена, вместе мы с вами преодолеем грядущие препятствия и трудности. Поможем нашим детям пойти верной дорогой. Дорогой, ведущей к счастью.
— Да мать у тя оптимист, Макс! Не теряет надежды на то, что можно воспитать из тебя человека.
— Захлопнись, Петросян.
— Всем учащимся желаю быть активными и трудолюбивыми, усидчивыми и любознательными, упорными и настойчивыми. Школа встречает вас с радостью! Двери распахнуты! Вперёд за знаниями и удачи вам!
Перемещаю взгляд направо. Там, неподалёку от сцены, стоит Абрамов, парень из моего кошмара. Перевязывает хвосты той девчонке-первокласснице, за танцем которой я наблюдала в начале линейки.
Это… удивляет и неприятно поражает. Ведь позавчера этими же руками он жестоко и хладнокровно избивал человека на пустынном пляже.
Парень, будто почувствовав мой взгляд, вдруг поднимает голову.
Растерявшись, отвожу глаза, уставившись на девушку-ведущую. Тоже темноволосую и кучерявую. Почему-то отмечаю я про себя.
— Шац Матильда Германовна? — раздаётся за спиной голос какого-то мужчины.
— Ромасенко, чё тут делают менты? — проносится шёпотом.
Сглатываю слюну в пересохшем горле и обмираю. Повторно за сегодняшний день. Даже не нахожу в себе смелости обернуться. Мне словно кол в спину вогнали и вкрутили его в асфальт.
Бах-бах-бах.
Кровь горячей, ритмичной пульсацией стучит в ушах. По телу волной проносится тревога. Оглушает. Заливает. Топит. Охватывает всю меня. Наполняет переживаниями.
Не дышу. Не двигаюсь. Деревенею от напряжения.
Они нашли меня. По номеру вычислили.
Или всё же нет?
Просто пришли в школу по той причине, что здесь учатся эти хулиганы?
Да. Не накручивай, Тата. Скорее всего, так и есть. Успокойся.
Заставляю себя вновь дышать.
— Слышь, держи язык за зубами, поняла? Ты ничего и никого не видела, — склонившись к моему уху, тихо чеканит Ромасенко. — Расколешься — пожалеешь по-крупному, — больно сжимает локоть. — Мы тебя уничтожим здесь. Усекла? — откровенно и бессовестно мне угрожает.
Вот ведь наглый!
— Руки. Убрал, — цежу сквозь зубы и всё же, не удержавшись, бросаю взволнованный взгляд в сторону классного руководителя.
Она, бела как мел, но невозмутимо отодвигает сотрудника органов влево и даёт своим воспитанникам команду приготовиться.
— Дети, идём.
А дальше как в тумане.
Перезвон колокольчика.
Улыбающийся Мозгалин, с трудом топчущийся рядом.
Асфальт.
Шары, колыхающиеся от порывов ветра.
Шум. Гвалт. Море незнакомых лиц вокруг.
Ступеньки. Школьное крыльцо. Холл.
Бездумно плетусь вслед за одноклассниками до кабинета, расположенного на втором этаже.
Занимаю последнюю парту у окна. Опускаюсь на стул.
«Я пупок проколола, зырьте».
«Крутяк»
«Дай лизнуть серёжку»
«Пошёл ты»
«Менты на фига подходили к Германовне?»
Прислушиваюсь.
«Что-то про Абрамова и Ромасенко спрашивали»
«Где они, кстати?»
«Чё-то случилось?»
«Случилось. Рассоева на днях вроде как избили»
«Он был на линейке?»
«Он в больничке лежит с проломленной башкой»
Кислород снова перестаёт поступать в мои лёгкие. Виной тому страх, который иголочками проходится по всем нервным окончаниям.
Тот парень сильно пострадал?
«Очуметь»
«Подробности есть?»
«Не-а».
К сожалению, никакой конкретики. Ясно, что никто из них информацией не владеет.
«Поплавская, чё за цвет волос? В зелёнке искупалась?»
«Синицкий уволился, слышали?»
«И кто теперь будет вести химию?»
«Вторую группу французов отдали новой училке»
«Она хоть норм?»
«Мелкая, невзрачная мышь. Мы с пацанами её вчера нечаянно шуганули в библиотеке. Делаем ставки, сколько продержится».
«Спорим, недолго?»
«Месяц?»
«Неделя»
«А видели Григорьеву? Пузо уже заметно. Обрюхатил-таки биолог».
«Ага!»
«Антонов, да отвали от моего пупка, дебил!»
«Чё так жутко воняет?»
«Слепая? Стены покрасили»
«Отстой»
Гомон голосов разносится по кабинету. Воцарившийся в стенах класса шум давит и раздражает. У меня начинает болеть голова. Чувствую в себе только одно желание — уйти отсюда.
«А эта, слышали, из Москвы?» — стайка девиц косится в мою сторону.
«Кто такая вообще?»
«Без понятия. Вчера на репетиции её не было».
«И Германовна ничё не сказала»
«Понторезка. Босоножки заценили? Джимми Чу»
«А чё за айфон у неё? Тот, который выходит осенью?»
«Да не-е-е, не может быть»
«А сумка настоящая, как думаешь?»
«Ты гонишь, Лен? Биркин? Паль, стопудово»
Колхозники, что с них взять!
«Цацки — бижутерия, мне кажется»
«Ага»
«А она симпотная» — вклинивается в женский диалог мужской голос.
«Карась, ты брови её видел? Брежнев отдыхает»