Запрет на любовь (СИ)
— Ужас. У тебя отвратительная энергетика, — морщится эта странная девчонка.
— Чего?
— Тяжёлая. Прям мужская. Давит и подавляет, — снова кривится, оттягивая ворот чёрной рубашки.
— Битву экстрасенсов пересмотрела?
Пренебрежительно фыркает.
— Илон, — Абрамов поворачивается к нам и показывает ей палец вверх, подмигивая.
— Это кто? — лениво кивает на меня.
— Моя будущая девушка, — заряжает этот кучерявый идиот.
Закатываю глаза.
— Кошмар. Не повезло, — заключает она, скосив на меня взгляд.
— Чё, глянешь потом её натальную карту?
— Я твою недавно смотрела ещё раз. Этот год будет разгромным во всех отношениях.
— Типа мне ожидать какого-то звездеца?
— Потом расскажу. Лишние уши напрягают.
Вот дрянь. Камень в мой огород. Стопроцентно.
— Тишина! — снова взывает к дисциплине Шац. — Записываем правило.
— Убери свой локоть.
— Свой убери!
Я правша, она левша, и сидим мы неправильно, что значительно раздражает обеих.
В очередной раз стукнувшись, цокаю языком.
— Тебе надо попить успокоительный отвар. Хочешь, принесу завтра?
Молчу. Что на это вообще можно ответить?
— Марс, пс-с-с… — зовёт Абрамова, быстро чиркающего что-то в своём блокноте. — Откуда она вообще взялась?
— Из Москвы прикатила.
— Тогда понятно. Я и думаю, выглядит так, словно ЦУМ ограбила. Цацки, стразы, бренды.
— А ты с похорон пришла, что ли? — стебу в ответ, и выражение её лица разительно меняется.
— На, послушай, — Марсель отдаёт ей свой наушник и блокнот. — Ляжет? Середина.
— Абрамов! К доске.
— Почему я?
— А почему не ты? Быстрее. Семь минут урока осталось.
Он нехотя поднимается со своего места и идёт к ней.
— Стилус бери. Рубашку застегни нормально!
— Мне жарко. Там Джугели за мной сидит. Градус осознаёте?
По классу прокатывается волна смешков.
— Хватит паясничать.
— Я прослушал, че тут делать?
Раздолбай. Естественно, прослушал. На уроках занят всем, чем угодно, но только не тем, чем нужно.
— Нужно правильно вставить слова. Так, чтобы профессор Галуша была довольна, — показывает указкой на мультипликационного персонажа, дёргающегося в ожидании на экране.
— Эти слова?
— Да.
— Правильно вставить, чтобы удовлетворить Галушу. Абрамов, чё ты тупишь? — подстрекает Ромасенко.
— Это я могу.
Ржут.
Кретины озабоченные.
— Приступай. А пока Марсель страдает у доски, напоминаю вам о том, что в эту субботу состоится наш традиционный поход. Полина скинет вам в чат план подготовки. Как обычно, разделимся на группы, где у каждого будет своя зона ответственности.
— Надеюсь, Мозгалин в этот раз не идёт? Его галюны — точно не моя зона ответственности. Напугал в прошлый раз до усрачки.
— Денис, не выражайся. Конечно, идут все без исключения.
— Рюкзаки с едой Петрову и Дроздову больше не доверять. Половину припасов по дороге сожрали, гоблины!
— Ты вообще потеряла самое важное, Ковалёва.
— Тоже мне важное. Спички.
— Ну вот сама разжигать будешь без них. При помощи лупы и солнца.
— Иди ты!
— Воды надо побольше взять. Каждый по литрушке — это мало.
— Лично я не собираюсь надрываться!
— А то ж надорвалась, бедная! Клатч несла.
— И средство от комаров нужно не забыть. Зажрали ночью.
— Потому что, Зайцева, одеваться надо нормально. Штаны, кофта или спортивный костюм. Пришли обе, ей Богу, как на дискотеку. Так, ладно, базар прекращаем. Марсель, что там у тебя?
— Плохое кольцо, — Илона касается своим пальцем моего украшения. — Зачем ты его носишь?
Резко выдёргиваю ладонь.
Наглости этой девицы просто нет предела!
— Сними. Оно не от чистого сердца подарено.
— Не лезь ко мне со своими советами.
— Я всё-таки принесу тебе травы. Больно ты нервная.
— Засунь себе эту траву знаешь куда?
— Куда?
— Матильда Германовна, — поднимаю руку, — можно пересадить её от меня? Она мешает заниматься.
— Душнила.
— Илона… — звучит укоряюще от классного руководителя. — Ну что такое?
— Та всё нормально. Это притирка просто. Думаю, со временем мы с этой вашей Джугашвили поладим, — огорошивает Вебер, затыкая ухо наушником.
Глава 17
Марсель
В пятницу вечером собираемся с пацанами в нашем «подвале». Так мы именуем переделанное под студию помещение.
Спасибо предкам. Именно они организовали для моей группы это место на минус первом этаже нашего дома, полтора года назад.
— Недурно. А ну ещё раз сначала, — спускаясь по лестнице, просит опоздавший на репетицию Горький.
Он единственный не слышал новую песню. И она ему, по ходу, тоже сразу зашла.
— Чё, погнали? — Макс, жующий жвачку, подкидывает барабанную палочку и ловит её.
— Давай, — киваю, поднимая листок.
Эти каракули только я могу разобрать. Ну и разве что Вебер, которая классно шарит в рифме.
Ромасенко, сидящий за барабанной установкой, задаёт рисунок и я начинаю читать текст. Где-то секунд через тридцать слышу, как к нам присоединяется Паха. Вот ведь реально — клавишник от Бога. Наиграет вам любую херню на слух или придумает что-то своё бомбическое.
Обычно дело происходит так: в моей башке появляются слова и примерный музыкальный фон, а уже здесь, в подвале, совместными усилиями рождается полноценный трек. Потому что коннект у нас зашибенный и чувствуем мы свой стиль одинаково.
Вообще, началось всё с прикола. Девятый класс. На День Учителя нужно было выступить с номером. Шац попросила меня сочинить стихи. Я придумал, она заценила, а потом ей в голову вдруг пришла очень странная идея: сделать из моего «шедевра» песню. Короче, мы угара ради, как-то вечером остались в актовом. Горький, умевший играть на клавишах, придумал незамысловатую мелодию. Ромасенко сел за барабан, вспомнив далёкое детство, в котором он, по настоянию матери, целых два года посещал музыкальную школу. Девчонки какой-то кривой танец сообразили.
В итоге, на концерте наше рэп-поздравление произвело фурор. Мы, можно сказать, порвали зал. И педколлективу, и школярам трек зашёл на ура. Ролик с видосом целую неделю вирусился по чатам школы и города. Собирал лайки и комменты в обсуждениях.
Публика просила есчё. На Новый Год кавер Бумбокса подготовили, а потом пошло-поехало. Чё только не пели. До фига всего.
В десятом к нам присоединился Свободный, перешедший в наш класс из параллельного. Мила завела нам канал на онлайн-платформе, и мы потихоньку стали пилить туда контент.
А потом случилось это: меня со скандалом турнули из спортивной секции за драку. Драка, само собой, была из-за девчонки. (С которой я, кстати, вроде как расстался по собственному желанию). Но не суть. На почве накатившего депрессняка меня прорвало. Именно тогда и начал мутить авторское.
— На припеве если так сделаем? — Горький закусывает губу и наигрывает свой вариант.
Бормочу текст себе под нос. Сбиваюсь дважды. Матерюсь. На третий раз, наконец, попадаю в ноты. Получается допилить весь кусок и я понимаю, что так действительно звучит круче.
— Нормас.
— Да это топчик!
— Мне нужна моя партия, гении грёбаные, — хмурится Дэн, у которого с творческим воображением не лады.
— Набросаю чуть позже, давайте ещё раз прогоним, — включаю диктофон, чтобы записать ту версию, к которой пришли по итогу.
Ромасенко кивает, ставит бутылку с водой на пол и садится за барабанную установку.
— Раз, два, гоу.
Не знаю, как объяснить, но в такие моменты, как сейчас, всегда ощущаю какой-то охренительный подъём и запал. Раньше казалось, что по-настоящему кайфовать я способен только тогда, когда швыряю кого-то на татами. Но нет. Музло и мотоцикл кавасаки, подаренный дядей Беркутом, в тандеме привнесли в мою жизнь абсолютно новый спектр эмоций. Мне удалось переключиться. Без этого я бы точно загнулся и потерял себя, ведь всё равно до сих пор не могу смириться с тем, что больше не занимаюсь самбо. Фишка же в том, что бросил секцию не по собственному желанию. Это противоречит моей философии. Потому и не могу никак успокоиться. Как там психологи это по-умному называют? Незакрытый гештальт? Вроде того?