Стеклянные крылья

Официально Демант не ответил на обвинения со стороны семьи погибшего, но на личном сайте написал статью о назначении ципралекса подросткам, которая объясняла и оправдывала его методы.
Иными словами, критиковавшие Деманта родители Перниллы Рамсгорд не одиноки. Анетта подумала о том, как тяжело в подобных случаях привлечь к ответственности.
Она собрала для Йеппе ссылки на самые любопытные статьи и отправила по электронной почте с темой письма «Да-да, я прекрасно знаю».
Может ли халатность Деманта быть связана с убийствами трех сотрудников интерната? Но тогда какой смысл Деманту убивать Риту Вилкинс, которая, судя по всему, была на его стороне?
Анетта потерла глаза. Смысла никакого.
Свенн осторожно открыл дверь.
– Не спит?
Анетта заглянула в колыбель. Их дочь спокойно спала и напоминала красивую куклу Таньи Крусе – только теплую и живую версию.
– Время как-то незаметно пролетело. Она уснула.
Анетта выключила компьютер. Вдруг они успеют провести хоть немного времени наедине, без ребенка, до того как сами лягут спать. Весело и безмятежно – чтобы им было хорошо вместе, как раньше. Им ведь это нужно.
– Ты сидела за компьютером, пока она засыпала? – Он не обвинял ее напрямую, и тем не менее. – Важно как можно раньше создать ей комфортные условия для засыпания, чтобы перед сном ей было уютно и спокойно.
Анетта тут же почувствовала, как испаряется ее желание побыть с ним наедине, без ребенка. Она неловко встала с края кровати, накрыла дочь одеялом и, обойдя Свенна, вышла из спальни.
– Я спать. На диван. И компьютер возьму, чтобы создать себе комфортные условия для засыпания. Спокойной ночи.
* * *
У Копенгагена роман с морем. С моря отлично видно, что город выстроен так, чтобы тянуться к воде, пользоваться ей и любить. Вода стачивает острые края и вдыхает в них жизнь, смывает нечистоты.
Йеппе закурил сигарету и застегнул под горло плащ. Новый извилистый деревянный пирс, удачно названный «Кальвебодская волна», парил над водой на нескольких уровнях – смотровые площадки, скамейки, детские игровые зоны. Не совсем подходящий кусок пластыря на ране, которую вероломно оставила безобразная и плотно застроенная набережная Кальвебод-Брюгге в прибрежной полосе Копенгагена, – и все же смягчающее обстоятельство. Группки юных туристов из большого хостела на бульваре Х. К. Андресена, укрывшись под зонтами, стояли вдоль воды и смеялись, переговариваясь на английском и итальянском.
Когда он совсем недавно выключил свет у себя в кабинете, то вдруг осознал, что не знает, куда хочет поехать. В данный момент он отдал бы что угодно за возможность провести вечер дома на диване. К сожалению, дом продан, а диван хранится на складе на Гаммель-Кёге-ландевей.
В его жизни было две женщины – Сара Сайдани и мать, – а прямо сейчас ему не хотелось видеть ни одну из них.
Сара не спросила, будут ли они ночевать вместе, Йеппе тоже не знал, удачная ли это идея. Готов ли он познакомиться с ее дочками? А мама донимает его звонками – Йеппе переполняло раздражение вперемешку с муками совести.
Идти ему было некуда. Поэтому он сидел у воды под дождем и курил, глядя на мост Лангебро.
Бо Рамсгорд отказался сотрудничать со следствием, и пока допросы ничего не принесли. Он не дал выдавить из себя признание – наоборот, сказал, что жена соврала, утверждая, что его не было дома, что она пытается его дискредитировать, потому что хочет получить опеку над дочерью. Они ведь не могли доказать, что его не было дома, верно?
Не могли. Он проведет ночь под стражей – ему предъявят обвинения в препятствии правосудию и нападении на сотрудника полиции при исполнении. Интересно, удастся ли им завтра пробить его броню.
Темным вечером мокрые улицы опустели; люди уже устроились в гостиных перед телевизорами, со сладостями и шерстяными пледами. Копенгаген тихо и спокойно свернулся клубочком и готовился впасть в спячку. Даже на Кальвебод-Брюгге, всегда гудевшей от потока машин, было непривычно тихо.
В кармане ожил телефон Йеппе. Моника Кирксков.
 
Только этого не хватало, подумал Йеппе и снял трубку.
– Добрый вечер, Моника.
– Добрый вечер, Йеппе.
– Чем могу быть полезен?
Брюки Йеппе напитались дождем и стали прилипать к ногам. Вообще-то промокнуть – это не так уж и ужасно, надо только привыкнуть.
– Это я могу быть вам полезна. Надеюсь. Помните, я рассказывала, что знакома с Петером Демантом со времен учебы в медицинском? Судя по тому, что пишут в газетах, он пропал и его ищут в связи с делом об убийствах?..
Йеппе пробормотал что-то невыразительное.
– Это было десять лет назад и, возможно, не имеет к случившемуся никакого отношения, но поговаривали, что он ворует лекарства.
Она выдержала паузу – казалось, отпила из бокала. Наверняка вино.
– Слухи ходили не только о нем. В медицинском институте воровство – широко распространенное явление.
– Думаете, он принимал наркотики?
– Не знаю. Вскоре я решила переключиться на историю и философию и больше с ним не виделась. Не знаю, чем все кончилось.
Сделав вдох, она задержала дыхание.
– По крайне мере слухи ходили.
Йеппе поблагодарил Монику Кирксков и положил трубку, прежде чем разговор коснулся личных тем. Он смотрел на воду, а мысли блуждали сами по себе. Смотрел мимо отражения огней города на поверхности воды, в самую глубину. Во тьму, где в осколках лжи пряталась правда.
Все начиналось и заканчивалось на Петере Деманте.
  
Пятница, 13 октября
   
Глава 21
 
Для Эстер де Лауренти одно из главных удовольствий жизни на пенсии – возможность валяться в постели столько, сколько хочется, и вставать лишь тогда, когда собаки уже не могут терпеть. Но 13 октября, в пятницу, она проснулась еще в половине седьмого и не смогла пролежать больше ни секунды. Мысль о том, что она допустила к дому и телу мошенника, была столь отвратительна, что ей стало дурно. В ванной она померила температуру – оказалось, та в норме, – и проглотила две таблетки от головной боли, запив водой из-под крана. Она долго принимала ванну и лишь после нее почувствовала, что в силах выгулять Доксу и Эпистему, но спуститься решила по черной лестнице.
Короткие собачьи лапки носились по берегу озера, и Эстер шла за ними, не обращая внимания ни на бегунов, ни на лебедей, ни на падающие с каштанов листья. Ей была почти невыносима мысль, что Ален будет жить в квартире этажом ниже. Возможно ли его выселить? Или ей самой переехать? И как поступить с Грегерсом?
Голова гудела, и она осознала, куда направляется, лишь когда оказалась на Нёрреброгаде – перед гриль-баром, где Грегерс порой покупал ужин навынос. Она колебалась, но раз уж во время прогулки все равно идет мимо, можно и зайти. Мопсов она привязала у входа, молясь, чтобы мимо не шли какие-нибудь похитители собак. Только этого ей не хватало.
Рекламный щит с меню стоял внутри, свет не горел. Видимо, гриль-бар еще не открылся. Но когда Эстер толкнула дверь, та поддалась. Она вошла в пустое помещение. Стены были увешаны рекламой кислотных оттенков – пита по привлекательной цене, – а над большой стойкой висели выгоревшие на солнце постеры с надписями на арабском. В воздухе витал тяжелый запах жареного – запах, грозивший въесться в одежду и волосы.
– Мы еще не открылись, ждите одиннадцати.
Мимо нее прошел черноволосый паренек с ящиком молока – сходив в подсобку, он вернулся уже без ящика.
– Закрыто. Я смогу вас обслужить после одиннадцати.
Он подошел к двери и красноречиво на нее посмотрел.
Эстер не сдвинулась с места.
– Это ваше заведение? Ваш… ресторан?
– Моей семьи. А что?
– Я ищу одного человека, он здесь работает. Или работал.
Вообще-то говоря, она не Алена искала – тот живет этажом ниже, – просто ей казалось, что так проще задать вопрос.
Молодой человек смерил ее взглядом. Любопытство явно одержало верх.