Обещание (СИ)

Женщина усадила его за крохотный стол, за которым могли поместиться только двое, поставила перед ним стакан с чем-то холодным и тяжело опустилась на пластиковый стул, такой же маленький и неудобный, как и тот, на котором пытался пристроить задницу Стах. В стакане оказался всё тот же напиток, напоминающий лосьон, только не такой ядрёный, как в кафе, зато с приятной свежей кислинкой.
— Я хочу поговорить с вами об Аалоне. Мне важно понять, каким он был. Чем увлекался, с кем общался. Впрочем, знаете, я не хочу задавать вам вопросов. Если только можно, расскажите мне всё, что считаете нужным. Не думайте о том, что важно, а что нет. Просто говорите о нём, хорошо? Любые мелочи, всё, что вспомните.
— О, пути милостивого Май! — вздохнула женщина, закрыв лицо ладонями.
Потом она уронила руки на стол, крупные, с коротко остриженными ногтями, с мелкими трещинами на тёмной коже. Он
видел такие у людей, работающих на орбитальных станциях. Теперь, когда она сидела лицом к окну, Стах заметил очень бледные минна, тонкие лиловые узоры, похожие на вены под кожей.
— Он был хорошим ребёнком, понимаете? — заговорила мать Аалоны. — Вам, может, другое будут говорить. Что он учился плохо или что выдумывал всякое. Но это ж просто выдумки, кому от них плохо? А сердце у него было — чистое золото, он всегда помогал другим, всегда! И в Храме работал больше других, и домой приносил еду, сам не ел, нёс братьям. Они там, знаете, в Храме, приносят сладости, фрукты, потом у них остаётся, вот они и раздают…
— Чего он хотел? — перебил Стах. — Что выдумывал?
— Он хотел путешествовать по звёздам, — тихо вздохнула женщина. — Как только появились открытки с Акони Отважным, он сразу купил одну такую, дорогую, большую. Совсем ребёнком тогда ещё был, а решил, что станет пилотом. Что будет летать на таких больших кораблях до Земли, до Гирарды, до Данапорта. Ну, мы только смеялись. Аалона Мейру — пилот звездолёта, как же. А потом умер отец Аалоны, и стало уже не до смеха.
— Аалона отказался от своей мечты? Не говорил больше о звёздах? — тихо спросил Стах.
— Нет… Он знал, что должен работать. Чтобы прокормить братьев.
Женщина смотрела на свои руки. Её пальцы медленно шевелились, будто щупальца спрута.
— Я убираю дома и офисы мелких компаний. Такой работы немного. У богатых семей и больших компаний есть роботы, бедные семьи убирают сами. Мы брались за любую работу. Потому он и учился плохо, когда ему было?
— А что же эта, как её, Белая Бабочка? Ведь он должен был уйти в другой род? — спросил Стах.
— Да, причём совсем скоро. Следующей весной. Мы нашли ему хороший род, в «Путях» есть такая программа, что ли? Я не разбираюсь. Но там выбираешь те роды, куда хочешь войти, а они потом смотрят на твои изображения, биографию, награды, если есть, оценки в школе. И выбирают тех, кто понравился. Вот… Его выбрал хороший род, даже заплатить согласились. Вроде выкупа.
Стах закрыл глаза, прижал веки пальцами. Да не был он ни хрена чувствительным или, там, жалостливым. Но история этого мальчика была такой беспросветно грустной, такой обречённой, что выть хотелось. Не открывая глаз, проговорил:
— И что же Аалона? Он обрадовался? Ну, что в род войдёт и семье поможет?
Женщина колебалась лишь мгновение.
— Другие б на его месте визжали от радости. А он заледенел как будто. Но не жаловался, не просил. Он вообще никогда ни о чём не просил. Даже когда ребёнком был. Ни одёжки новой, ни игрушки — ничего.
Стаху больше не хотелось ни говорить, ни слушать. Он уже всё понял, а чего не понял, того никогда и не поймёт. Идеальная жертва, грустный мальчик с бледно-бирюзовыми минна. Если бы его не убил этот изверг, убил бы новый род, тупая тяжёлая работа, безнадёжность.
— Можно мне взглянуть на его комнату?
— Конечно, — вздохнула женщина с облегчением.
Они поднялись из-за стола. Стах выглянул в окно: в крохотном садике, размером со стол для совещаний, перед каменным изваянием трепетали на ветру разноцветные ленты.
В комнате Аалоны едва хватало места на двухъярусную кровать, шкаф и письменный стол. Стах обернулся к госпоже Мейру:
 
— Кстати, в деле нет ничего про комм Аалоны. Разве полиция не взяла его у вас?
— У него не было комма, — горько покачала головой женщина. — Ну, ладно, я пойду. А то здесь вдвоём не повернуться. Вот здесь он спал, внизу. Теперь Илойна здесь спит, младший. Раньше со мной был.
Стах сразу заметил большую глянцевую открытку с изображением Акони Далойро, первого астронавта Эхмейи, члена экипажа лайнера Содружества. Правда, говорили, что взяли его в экипаж, исключительно чтобы уважить новую планету, а там, глядишь, и в Содружество её заманить, но мальчикам типа Аалоны это было неважно. Красавец Акони глядел с открытки с белозубой улыбкой, с искрой в голубых глазах. Он обещал далекие звёзды, приключения и жизнь полную счастья. Обещал её всем, даром и навсегда.
Икеда присел на нижнюю часть двухъярусной кровати, накрытую стареньким одеялом. Он медленно перевёл дыхание, впитывая запахи тесной комнаты, её неяркий пыльный свет, тишину чужого пространства, заполненного детскими рисунками с витиеватыми символами, пёстрыми плетёными половичками, какими-то квадратными табличками с яркими цветочными узорами. Стах поднял одну такую и с удивлением узнал в рисунке простой земной василёк. Он вытянулся на узкой койке, забросив ноги на металлическую спинку кровати. Там было тесно, как в камере гиперлайнера, но на этом сходство заканчивалось. Крохотное пространство между ярусами полудетской кровати было живым, ярким и очень личным. Оно было логовом, забравшись в которое можно было укрыться от бедности и обреченности, от тупой грязной работы, от скорых пугающих перемен. Да, Бритт ещё в первый же день на Эхмейе предупреждал, что присваивать кейяре пол неправильно, но Аалона точно был парнем, мальчиком, осознавшим свою принадлежность к сильному полу. Стах разглядывал яркие фотки, будто вырезанные из журналов, приклеенные к стене и к «потолку» — пластиковым пластинам, закрывающим матрас верхнего яруса кровати. Галактика Млечный Путь с крохотной точкой Солнечной системы, обведённой красным карандашом. Межзвёздный лайнер, в фейерверке разноцветных искр выходящий из гиперпространства. Хищного вида глайдер, видимо, крутой, очень яркий, а молодая грудастая женщина, изящно выскальзывающая из салона на тротуар, — и того ярче. Типично земной пейзаж: горы со снежными вершинами отражаются в прозрачной воде альпийского озера. Кто-то мечтает молча и молча гибнет, не каждый способен вцепиться в жизнь клыками и когтями, чтобы с кровью вырвать для себя кусок счастья… Картинка с горами казалась старше других. Стах присмотрелся к неровным, чуть потёртым краям, к мелким царапинкам на озёрной глади. Сам не зная зачем, достал из кармана и натянул перчатку, провёл пальцем по картинке. Пластиковая пластина под картинкой легко поддалась. Стаху на грудь упала небольшая плоская коробочка.
И всё-таки у мальчика Аалоны был комм.
========== Глава 5 ==========
Ветер трепал углы разноцветных скатертей, разбивал струи фонтана на блестящие осколки. Жёсткие листья пальм шелестели, как крылья мехавейца, красивые и бесполезные. Стах отчего-то не любил ветра. Вернее, ветер действовал ему на нервы, заставлял вслушиваться в неясные звуки с неприятным чувством, будто упускает он что-то важное, о чём-то забывает, чего-то не замечает. Будто кто-то зовёт его, и он вроде бы даже слышит эти неясные голоса, но не понимает, чего они хотят от него… В конце концов, мехавейцы вышли из гипера вблизи Авалона, маленькой и беззащитной планеты Содружества, и целый рой дронов-истребителей уже вылетал из шлюзов огромного корабля-матки. Стах просто успел выстрелить первым. Стаху просто несказанно повезло… А значит, ветер шепчет не об этом. И совсем другие голоса зовут его непонятно куда.
Он внимательно оглядел сидевших за столиками уличного кафе эхмейцев, с непонятным злорадством отметив, что минна у некоторых из них не отличаются особенной яркостью. Значит, не каждый счастлив в этом тропическом раю. И это, пожалуй, правильно. Это делает эхмейцев похожими на людей, такими же рефлексирующими психами, пожирающими себя и друг друга. А когда к столику у самого фонтана подошла знакомая фигура, сердце Стаха пропустило удар.