Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II (ЛП)

Но Чу Ваньнин уже услышал его слова.
Тупит…
Нет! Никогда в жизни в отношении Юйхэна Ночного Неба никто не посмел употребить слово «тупой». Его называли заносчивым, резким, грубым и черствым, но не…
— Учитель, если вы продолжите тереть этот стол, то, боюсь, протрете в нем дыру.
Черные войлочные сапоги вдруг оказались очень близко, остановившись напротив, буквально в шаге от него. Приблизься Мо Жань еще хоть на полшага, и это выглядело бы непочтительно и даже оскорбительно. Чу Ваньнин видел, как огромная подавляющая черная тень нависла над ним, как гора. От этого давления у него перехватило дыхание, и это было так унизительно, что он тут же вспыхнул от гнева.
На миг он почувствовал себя почти сломленным и тут же разозлился на себя за эту внезапную слабость.
Поэтому Чу Ваньнин скомкал платок и, бросив его на стол, резко вскинул голову, и гневно уставился на Мо Жаня пылающими боевым задором глазами феникса.
Почти в тот же миг Мо Жань почтительно опустил голову и мягко сказал:
— Учитель, позаботьтесь обо мне.
Со стороны казалось, что эта фраза подействовала на Чу Ваньнина как сильнейшее магическое заклинание. Только сам Чу Ваньнин знал, что когда в ответ на «позаботьтесь обо мне» Мо Жаня он поднял голову, это было всего лишь совпадением.
Но какой от этого толк?
Мо Жань и все наблюдавшие эту сцену люди решили, что Чу Ваньнин как ребенок повелся на мольбу ученика и сразу же покорно согласился с ним.
Сразу же!
Эти два слова заставили его почувствовать себя очень униженным, словно на глазах у всех он в один миг окончательно уронил свое достоинство.
Хотя лицо Чу Ваньнина как будто заледенело, в глазах его разгорались опасные искры.
Однако, натолкнувшись на кроткий и теплый взгляд Мо Жаня, этот огонь вмиг утонул в безбрежных весенних водах, затопивших выжженные его гордыней земли, попутно аккуратно сточив острые клыки, готовых сорваться с губ злых слов.
Мо Жань же повторил:
— Учитель, мой третий ответ — это вы.
Не найдя выхода своему гневу, Чу Ваньнин поспешил спрятать свое смятение за каменным лицом:
— …Хм?
Со стороны он казался совершенно невозмутимым и бесстрастным.
В такой ситуации, сохранив этот отрешенный и снисходительный вид, он действительно не посрамил своей репутации взирающего на смертный мир свысока недостижимого, как луна, образцового наставника Чу. Мысленно Чу Ваньнин даже поаплодировал собственной выдержке.
Вот только почему во взгляде Мо Жаня плещется веселье?
Тем временем Уважаемый Мастер Мо думал, что этот образцовый наставник Чу, похоже, и правда боится выглядеть глупо.
Чу Ваньнин, естественно, и предположить не мог, что в своем сердце Мо Жань уже навесил на него так пугавший его ярлык «дурачок», ведь его ученик давно уже понял, что чем больше его Учитель волнуется, тем более отстраненный и равнодушный вид на себя напускает.
— Ну и что дальше? Зачем ты сюда подошел? — спокойно спросил Чу Ваньнин.
Неожиданно, этот вопрос попал прямо в цель, и улыбка застыла на лице Мо Жаня.
Мо Жань много чего хотел сделать.
Но фактически не мог ничего.
Что с того, что ему нравится Чу Ваньнин? Он понял это слишком поздно, и сейчас этот человек так бесконечно далек, что и не дотянуться. Кроме того, он потратил две жизни на то, чтобы добиться Ши Мэя, так как теперь сказать, что он любит совсем другого человека и хочет вернуться назад, чтобы сделать другой выбор. На самом деле, в сердце ему самому так и не удалось до конца принять этот факт.
Если бы сразу после возрождения он понял свои чувства, тогда, может, еще не все было бы потеряно.
Но сейчас это «открытие» лишь усилило его душевные страдания.
В прошлой жизни тело Чу Ваньнина слишком сильно пострадало от его рук, ведь он всегда рассматривал их постельные утехи, как самую жестокую пытку для этого гордого человека.
На самом деле, в глубине сердца Мо Жань всегда считал Чу Ваньнина бесконечно далеким от мирских забот, страстей и грешных желаний божеством.
Поэтому, чтобы сломить гордый дух Чу Ваньнина, Мо Вэйюй принуждал его к интимной близости множеством самых разных способов.
 
Но теперь он хотел поладить с Чу Ваньнином.
Мо Жань не мог больше думать об этом.
Вдруг резко поглупев, он точно знал лишь одно: впредь ему нужно держаться подальше от Учителя, вознести его на алтарь и поклоняться ему, как непорочному божеству.
Но оказалось, что его «любовь» на самом деле включает в себя еще и обжигающую тайную страсть.
И Мо Жань совершенно точно не мог позволить Чу Ваньнину узнать об этом. Все, что он мог, это сдерживать себя и, замаскировав свою любовь под «сердечную привязанность ученика к учителю», со всем почтением положить свои чувства к его ногам.
Поэтому Мо Жань ответил:
— ...Я только хотел, чтобы Учитель знал это.
— … — Чу Ваньнин безмятежно смотрел на него и молчал. 
Тогда Мо Жань осторожно добавил:
— Просто не смог сдержаться, хотел, чтобы все узнали…
— Узнали что?
Мо Жань широко улыбнулся. Пламя, горящее в сияющих любовью угольно-черных глазах, скрыло бурлящее внутри него страстное желание.
— Узнали, как мне повезло, — с улыбкой ответил он, — ведь я обучаюсь у самого лучшего, прелучшего, наилучшего [144.3] Учителя в мире.
Он понимал, что его слова звучат коряво и неуклюже, но он постарался вложить всю душу в это признание.
Так уж вышло, что когда Мо Жань говорил искренне и от самого сердца, то неизбежно становился косноязычным и выражался как деревенщина.
Чу Ваньнин смотрел на него совершенно нечитаемым взглядом, только лишь чуть подрагивали длинные ресницы.
Мо Жань сделал глубокий вдох. Он не знал, откуда в нем взялась эта безрассудная храбрость, но он чувствовал, что если сейчас не использует этот момент, в жизни его вряд ли будет второй шанс так нагло и прямо выразить свои чувства.
Внезапно Мо Жань преклонил колени, чтобы оказаться на одном уровне с сидящим Чу Ваньнином. Досадно, но его тело было слишком большим, и даже в таком положении получилось так, что он смотрел на Учителя сверху вниз.
Но сейчас ему было все равно. Он чувствовал лишь, как бешено бьется его сердце, и стремительно бежит кровь по венам.
— Учитель.
Чу Ваньнин интуитивно понял, что дело принимает дурной оборот.
Глаза мужчины напротив него буквально обожгли его скрытой в них глубокой тоской и томлением, и Чу Ваньнин невольно отпрянул назад, испуганно уставившись на Мо Жаня снизу вверх.
Но, в конце концов, эта острая стрела все равно пронзила его сердце.
— Я люблю вас.
Все, ему было не сбежать. Скачущего по лесной чаще пятнистого оленя охотник поразил стрелой точно в ногу, и он обреченно опустился на землю. Ошарашенный Чу Ваньнин просто смотрел на Мо Жаня, ничего не слыша и не видя из-за нарастающего грохота крови в ушах…
Люблю... это слово содержало в себе столько скрытого смысла и трактовать его можно было очень широко.
Оно не такое откровенное и пылкое, как слово «влюблен [144.4]», которое способно в один миг обжечь сердце другого человека, но все же содержит так много самых разных подтекстов, позволяющих мужчинам и женщинам, сохранив видимость спокойствия, сказать о своих намерениях и выразить любовь, переполняющую их сердце.
Мо Жань думал про себя: 
«Я люблю тебя, но не посмею нарушить твой душевный покой и навязывать свои чувства. Ты можешь думать, что это не более чем выражение дружеского расположения ученика своему учителю. Хотя я исполнен сожалений, для тебя так будет лучше».
В свою очередь Чу Ваньнин думал про себя: 
«Только из жалости ты сказал, что любишь меня. Твоя любовь не более, чем благодарность за мое учение и спасение твоей жизни. Это не то чувство, о котором я мечтал, но для того, чтобы получить даже это дружеское расположение, я отдал все, что имел, и у меня больше нет козырей, которые можно было бы обменять, чтобы получить чуть больше твоей любви. Достаточно того, что я смог добиться твоего признания и любви как учитель. Я не буду навязываться и требовать большего».