Терновая цепь

Томас промолчал, потому что не умел лгать людям в лицо, а кроме того, они уже приехали. Молодые люди вышли из кареты, поднялись на нужный этаж, и Томас своим ключом открыл дверь квартиры Мэтью, молясь про себя Ангелу о том, чтобы друг не успел натворить каких-нибудь безрассудств или чего-нибудь такого, что поставило бы его самого или гостей в неловкое положение.
Однако Мэтью удивил его: он сидел в кресле у огня, скрестив ноги, рассеянно почесывал Оскара и читал какое-то письмо. Услышав шаги незваных гостей, он обернулся и безмятежно заговорил:
– Томас, я вижу, ты пришел проверить, не утопился ли я случайно в бочке бренди. И прихватил с собой Алистера, известного специалиста по обращению с пьяницами.
– Ну так что? – выпалил Томас, который не видел смысла в увертках. – Ты пил бренди или нет?
Мэтью перевел взгляд на Алистера. Томас знал, что Мэтью не понравится появление Алистера; это могло показаться старому другу чем-то вроде предательства, но юноша был готов к этому. Однако у Мэтью скорее был вид военачальника, который после долгих лет кровопролитной войны наконец-то встретил своего противника на поле боя, но пришел к выводу, что результат не стоил усилий.
– Я пил только то, что выдал мне Кристофер, – ответил Мэтью. – Наверное, придется тебе поверить мне на слово. Или я кажусь тебе нетрезвым?
– За несколько лет ты успел освоить искусство скрывать, что ты нетрезв, верно? Так что дело не в этом, – буркнул Алистер. – Под конец мой отец был вынужден пить просто для того, чтобы казаться нормальным.
– Я не такой, как твой отец, – ледяным тоном произнес Мэтью.
– Ты намного моложе, и эта привычка у тебя не так уж давно, так что шансов у тебя больше, – заметил Алистер, закатывая рукава. У Томаса не было времени сообразить, что Алистер напоминает статую Донателло, потому что тот направился к полке, где Мэтью держал бутылки с крепкими напитками.
– Томас говорит, что ты покончил с выпивкой, – сказал Алистер. – Но, как я вижу, у тебя по-прежнему остались большие запасы. – Он взял бутылку виски, с задумчивым видом осмотрел ее и вытащил пробку.
– Я не трогал это со дня возвращения из Парижа, – возразил Мэтью. – Но у меня все-таки иногда бывают посетители. Например, вы двое, хотя я не уверен, что это – визит вежливости или спасательная операция.
– Посетители обойдутся, – резко произнес Алистер. – Ты должен избавиться от алкоголя. В доме не должно быть ни одной бутылки. – И с этими словами он шагнул к открытому окну и перевернул бутылку вверх дном. – Бесплатная выпивка для простых, – усмехнулся он. – Ты станешь любимцем местных жителей.
Мэтью закатил глаза.
– Да, я слышал, что простые люди обожают, когда им выливают виски на голову с четвертого этажа. Ну что ты творишь? Томас, останови его.
Алистер покачал головой.
– Нельзя держать алкоголь в квартире. Твоя жизнь превратится в бесконечную борьбу с собой: ты зациклишься на мысли о том, что мог бы выпить, но обязан отказываться от виски снова и снова, каждый час, каждую минуту.
– Значит, ты считаешь, что у меня совсем нет силы воли? – нахмурился Мэтью. – Что я не смогу справиться с небольшим искушением?
– Какое-то время ты сможешь с ним справляться, – мрачно ответил Алистер, – но рано или поздно придет момент, когда ты сдашься.
Он вернулся к полке и взял вторую бутылку. Выливая ее за окно, он обернулся и взглянул на Мэтью.
– Держать эту отраву на виду – все равно что предлагать наркоману жить в опиумной курильне, – сказал он. – Ты никогда не сможешь пить так, как это делают остальные – по одной-две рюмки, не придавая этому особого значения. Алкоголь всегда будет значить для тебя нечто большее, чем для других людей. Если мы сейчас выльем все спиртное, тебе станет легче. Так зачем же создавать себе дополнительные трудности?
Мэтью промолчал, и Томас, хорошо зная его, угадал по лицу его мысли: «Потому что я не заслуживаю легкого освобождения, потому что страдание и борьба – это часть наказания за то, что я сделал». Но Мэтью, конечно, не стал бы говорить ничего подобного при Алистере. Возможно, это к лучшему, подумал Томас.
 
– Мэт. – Томас сел на стул напротив Мэтью. Оскар застучал хвостом по полу. – Послушай, я прекрасно понимаю твое желание сбежать с этого гнусного собрания – после того, что сказал Чарльз, я бы…
– Я думаю, что Инквизитор шантажирует Чарльза, – перебил его Мэтью.
Алистер, который покончил с виски и перешел к джину, с изумлением воззрился на Томаса, потом на Мэтью.
– Чарльз сегодня ведет себя как обычно, то есть как презренный лизоблюд, – сказал он. – Не надо выдумывать для него оправдания. Мы все знаем, каков он на самом деле.
Мэтью помахал бумагой, которую держал в руке.
– Так или иначе, Инквизитор кого-то все-таки шантажирует. Ари нашла это в камине у него в кабинете. Прочти, Том.
Томас взял у него письмо, быстро просмотрел его и, подняв голову, обнаружил рядом Алистера.
– Ну хорошо, допустим, – пробормотал он. – Итак, Инквизитор занимается шантажом. Но имени Чарльза здесь не упоминается.
– Я уже некоторое время пытаюсь установить, кому было адресовано письмо, – сообщил Мэтью. – Точнее, пытаемся мы с Анной и Ари. Некоторые фразы навели нас на мысль о том, что это может быть Огастес или Тоби… – Он вздохнул. – Мне не хотелось думать, что это Чарльз. Но теперь я в этом уверен. – Он посмотрел в лицо Алистеру. – Мне следовало высказаться на собрании. Разоблачить, осудить его. Но… он мой родной брат.
– Ничего страшного, – успокоил его Томас. – Если Бриджсток вынудил его высказаться в поддержку этого абсурда, это означает, что Чарльз и сам не верит собственным словам. Это Бриджсток и его прихвостни пытаются повесить на дядю Уилла и тетю Тессу тяжкие обвинения. Разоблачение Чарльза не решило бы проблему.
Алистер, стоявший у окна, начал:
– Я просто…
Томас обернулся.
– В чем дело?
– Следует ли мне считать, – произнес Алистер, – что Чарльза шантажируют из-за его отношений со… мной?
– Не обязательно, – покачал головой Мэтью, и Томас заметил, что Алистер на секунду расслабился. – Скорее, основанием для шантажа является его, так сказать, любовь к мужчинам, а не к женщинам.
– Бриджсток просто мерзок! – в ярости воскликнул Томас. – А Чарльз… почему он так боится, что кто-то узнает? Неужели он считает, что ваши родители отрекутся от него или что люди из Анклава, которые знают его с рождения, вдруг станут его презирать?
– Он считает, что это положит конец его политической карьере, – объяснил Алистер. – Предполагается, что он станет следующим Консулом. Не знаю, известно ли вам об этом.
– Я, например, в первый раз слышу, – сухо ответил Мэтью.
– Это была его мечта с юности, – сказал Алистер. – Наверное, человеку тяжело отказаться от заветной мечты.
Томас догадался, что Алистер пытается быть беспристрастным.
– Ему кажется, что без этой карьеры его жизнь утратит смысл. Он считает, что не создан для брака, для отцовства, что его единственным наследием после смерти останется память о нем как о Консуле. И он боится лишиться этого поста. По-видимому, Чарльз поддался на шантаж Бриджстока из стыда и страха. – Алистер вздохнул. – Честно признаюсь, мне хочется верить в то, что Чарльза шантажировали. Это лучше, чем обвинить собственных родителей чуть ли не в сговоре с демоном ради того, чтобы заслужить одобрение Инквизитора. Иногда он бывает невыносим, но я никогда не считал его чудовищем.
– А мне хочется верить в то, что он прислушается к голосу разума, – сказал Мэтью. – За этим я сюда и приехал. Чтобы забрать письмо и попытаться убедить его отказаться от своих слов. Мне нужно получить ответ. – Он вздохнул. – Я поговорю с Чарльзом, как только смогу.
Алистер скрестил руки на груди.
– Если хочешь, мы пойдем с тобой и поддержим тебя.
Мэтью в удивлении посмотрел на Томаса. Тот кивнул в знак согласия: разумеется, они пойдут с Мэтью.
– Наверное, так будет лучше, – с явной неохотой ответил Мэтью. – Вряд ли Чарльз прислушается ко мне, если я вздумаю говорить с ним один. Но ты, Алистер, – ты знаешь его лучше меня или Томаса.