Мистер Фермер. Между Адом и Раем! (СИ)

— Рыба ещё осталась? — Наконец-то найдя в себе силы сделать первый шаг к решению проблемы, спрашиваю я.
Люси кивнула.
— Четверть от всех запасов.
— Изъять и под замок. Ни сухую, ни копчёную, ни вяленую, и тем более не свежую, в рацион не пускать. Озвучьте солдатам, что рыба, а с ней… возможно и другое мясо, является носителем вируса, чумы… — От слов моих лиса схватилась за живот. — Сейчас переходим на полностью овощной рацион, хотя бы пару дней, если, конечно, враг нам позволит и не уничтожит нас уже сегодня.
Лиса отвечает резким кивком, срываясь с места, спрыгивает со стены и кричит: — Рыбу не есть. Мясо не есть, отрава, отрава!
В лагере началась паника. Её стоило избежать, но эта… родственница, оказалась слишком резкой. Я даже слова сказать не успел, как все бойцы тут же стали шарахаться, на повышенных тонах обсуждать что-то и… блевать. Два пальца в рот, и дальше, кто как мог, старался избавляться от остатков употребленного утром завтрака. Мы поторопились, слишком резко прозвучали слова Люси, а ведь я даже до конца и не был уверен в своей правоте.
Направившись в бараки в след за Люси, миновав вход, в уголке замечаю одиноко лежащий на носилках силуэт. Этой ночью никто, кроме тебя, приятель, не умер. Это хорошо. Надеюсь, дух твой не чувствует себя одиноким, не захочет мстить, не утянет за собой кого-то из выживших побратимов.
— Облачко. — Подзываю стоявшего позади демонёнка. — Позаботься о его душе.
Демонёнок подошла к телу, распушив крылья, привлекла ненужное внимание. Затем, что-то прошептав, обернулась, взглянув на меня золотыми, полными вопросов глазами.
— Он отказывается уходить. Ещё не тёмный, но и не светлый, дух его заперт в неразложившемся теле, он жаждет жизни, жаждет отмщения и битвы. — Слова Облачка отозвались неподдельным, выросшим любопытством у больных и раненых. Даже те, кто с трудом мог говорить и двигаться, из последних сил, кряхтя, приподнялись, либо просили что бы их подняли, что бы поглядеть в нашу сторону. Для большинства, живых, смерть являлась концом, и даже существование Слуг не могло их переубедить в обратном. Сейчас, большая часть из них, находилась на пороге смерти, как никогда до этого, думала и беспокоилась за то, что будет за последней чертой.
— Я могу чем-то ему помочь? — Спрашиваю я Облачко, и демонёнок предлагает мне присесть рядом. Сажусь, после чего Облачко, взяв мою руку, направляя её, кладёт на лоб усопшего.
— Обратимся к покойнику, вместе. — Говорит Облачко, и всё, весь мир вокруг внезапно изменяется. Реальность треснула на пополам, исчезли деревянные срубы стен, больничная палата и тишина, царившая в ней, растворилась в гуле марширующих по камням сапог. Стройными рядами, в сияющих доспехах, у Врат солнца, топталось войско, а напротив его, стояли мы: демонёнок, я и… усопший. Марш прекратился, мгновение тишины разорвал командирский выкрик.
— Слава погибшему собрату! — Воскликнул басистый голос существа, чем-то напоминавшего Волколака.
— Слава, слава, слава! — Отозвались тысячей голосов его братья.
Оглядевшись, понимаю, что за вратами, высокими стенами и такими же, невероятно высокими башнями, находится знакомый мне хребет с Перевалом Волчья пасть, и, следующие за ним, пустынные пески. Всё это — стены Нового Вавилона, а сзади… Обернувшись, позади нас вижу тьму. Мир, пространство, в котором мы оказались, разделено на то, что впереди, и абсолютную пустоту сзади. Тьма медленно и верно надвигалась, сантиметр за сантиметром она разрушала стоявшие рядом дома, улицы, и даже само небо, превращая всё в чёрную, непроглядную стену из тьмы.
— Я не хочу во тьму. — Слышится голос бойца, что сейчас, в пространстве, созданном из его воспоминаний и мечтаний, доживал свои последние дни. Сделать шаг в мир, что не принадлежал мне, оказалось сложно, но я смог. Дабы воин не оглядывался, не смотрел на тот надвигающийся со спины ужас, становлюсь спереди, между ним и строем. Видя меня, солдат в прикрывающем лицо золотом шлеме, и таком же доспехе, с белым как снег плащом, произносит: — Я хочу сражаться, хочу прославлять имя своего рода, своего генерала, императрицы и бога, я жажду битвы, жажду служить! Не хочу умирать… не так, не такой смертью, не в постели, прошу, позвольте мне остаться, позвольте увидеть победу, ради которой все мы погибли. — Указав рукой на войско позади меня, произнес солдат. Значит, все те, кто его приветствовал… уже мертвы.
 
— Облачко, что я должен сделать, как он хочет, чтобы я помог? — Обращаясь к демонёнку, внезапно понимаю, что не ощущаю её присутствия. Так и есть, моя спутница исчезла, растворилась, и тысяча воинов-братьев растворилась вместе с ней, оставив меня один на один с солдатом и тьмой, наступающей на нас. — Я бы с радостью помог тебе, но не знаю как…
— Ложь. — Внезапно отозвался воин.
— Это правда.
— Ложь! — Светлый доспех его начал мрачнеть, а белый плащ покрываться красными пятнами. — Демон, пришедший с той стороны, служащий вам, тому доказательство. Позовите меня, взовите… к нам. — Мир вновь дрогнул, и вот, я уже стою не перед одним, спрятавшим лицо воином, а перед целой шеренгой. Сотни таких же, как он, слева, столько же справа. Все как один, единое целое, в один голос, требуют призыва… того, чего я не умею. Ещё никогда я не извлекал лично трупную тень, неуспокоившуюся душу, всегда это делали другие.
Воин впереди стоящий скидывает с себя нагрудник, достаёт клинок, а после, вспарывает грудь, от горла и до бедра. Бросив клинок, руками он берется за разрезанную плоть, раздвигая ту в стороны, вновь требуя какого-то «призыва».
— Возьми моё сердце, взови к нам, ибо все мы смерти, забвению, предпочтём вечную службу тебе! — Могильным голосом проговорил воин. Кровь ручьём побежала из вспоротой грудной клетки. Сре‌ди органов, вывалившихся кишок и оголившихся рёбер, внутри его, возле сердца, что-то блестело, переливаясь разными красками, сияло. Возможно, это и была его душа.
— Ты можешь умереть, исчезнуть. — Предупреждаю солдата я, но он даже не шелохнулся.
— О чём вы, Матвеем, мы и так уже мертвы. — Отпустив плоть, хватает меня за руку, а после притягивает к себе солдат.
Сквозь омерзение, вонь и влагу, исполняю его просьбу, касаюсь того, что жжётся и вспышкой яркой возвращает меня в прежний мир.
Головокружение, приступы тошноты, резь в глазах, а так же звуки охов и ахов сопровождают моё сознание до полного восстановления, осознания, что в руке моей не сгусток темных чар, как было с трупными тенями, а незапечатанная, серая, свободно передвигающаяся по моей руке масса.
— Он выгнал меня и принял вас. — Говорит Облачко. — Воин даже после смерти остался воином. Дайте ему немного своей силы, накормите, верните в строй.
Не отпуская моей руки, контролируя и поглощая излишки, Облачко даёт мне возможность лицезреть, как быстро и легко может измениться душа, для которой моя магия не яд, а часть бытия. Напитывая смутную душу, я видел прошлое, частички мозаики, жизни, как самого воина, так и тех, кто был до него. Моя мана, через обработанную землю, передалась практически всем представителям племён лис, волков, Кролли, Му и Выр-выр. Каждый предок их, хоть раз вкусивший выращенные на моей силе плоды, сохранил в будущих поколениях частичку силы, моей личной магии, позволявшей нам взаимодействовать, понимать друг друга и помогать друг другу… в первую очередь ментально. Когда мы оказались в другом измерении, в реальности, созданной мертвецом, он почувствовал что-то родное во мне. Заинтересовался, а после, ведомый духами и воспоминаниями усопших, что с магией моей остались в его ДНК, вспомнил то, чего никогда не знал, он вспомнил меня. Назвал моё имя.
Силуэтом человеческим, сгусток всё преображался и преображался. С ним менялись и лица тех, кто за этим делом наблюдал. Не было в этом существе острых, акульих зубов, что имели Слуги. Не было бесформенности, грубости и резкости в перетекающих движениях. Высасывая всё больше и больше из меня маны, создавая скелет, он обзаводится хребтом, костями рук, ног, рёбер, вокруг которых, концентрируясь, начинают завязываться хрящи, почти что человеческие органы, плоть… Внезапно, из спины его, как и из спины Облачко, начинают расти и покрываться серыми мелкими перьями крылья. Существо, нет, душа, она приобретала лик ангела!