Кофе готов, миледи (СИ)

– Госпожа, вот последние договоры на поставку удобрений, адезинского металла и горного стекла, – передо мной легла стопочка пожелтевшей бумаги. – А это список купцов, которые торгуют материалами, и перевозчиков, с которыми выгодно договариваться о доставке, – стопка вдвое больше предыдущей легла по правую руку.
– Спасибо, Феликс. Ты узнал, когда в столицу прибудут лоппогорские землевладельцы?
– Да, леди, не раньше, чем через четырнадцать дней. Я отправил письмо в их посольство с просьбой о встрече, однако вряд ли они согласятся посетить поместье. Скорее всего, придется встречаться в городе.
– Не проблема, встретимся.
Идея сделать свою маленькую кофейную плантацию меня не покидала. Да, с помощью магии нельзя было быстро путешествовать, но с ее помощью кусочек местной Африки окажется в моем саду, нужно только озадачиться единением стихий.
Еще несколько дней плодотворного шатания по местным учебникам показал, что все местные маги имеют склонность к работе со стихиями, но на кардинально разных уровнях. Один земельник может вызвать девятибалльное землетрясение, другой способен вырастить цветок, а третий даже тропинку в лесу не проложит.
Кстати, тот графский гость, который заколдовал для меня яблоню, тоже был земельником. Видимо, знания о магии здесь и впрямь не всем доступны, потому что Мира ошиблась – он не поворачивал время вспять, просто поработал с этим растением с точки зрения своей природно-земельной магии и напитал ее энергией по самые тычинки. Весьма и весьма неслабый уровень у этого некроманта-садовника.
Та же Шляпа, например, тоже является огневым магом, но уровень – дай бог суп подогреет и то хорошо. Такие вещи быстро чухаются высшим светом и передаются в виде удивительно достоверных сплетен, которые даже пополам делить не нужно ради оценки доли правды, все и так всё знают.
– Госпожа, повара просят спуститься и оценить праздничное меню, – поклонилась вошедшая Калиса.
Н-да, теперь это тоже моя забота. Отец снова в разъездах вместе с будущим зятем, поручив слугам все праздничные приготовления, а те и рады дергать меня по каждому поводу. Как же, вдруг графине не понравится! Поэтому, как и любые хорошие подчиненные, пытаются сверять каждый шаг с моим одобрением. Это я еще от разбора оттенков интерьерных украшений отбилась!
Когда с утра на мою кровать рассыпали пять тканевых бантов одинакового цвета, а три горничные хором спросили: «Какой оттенок лучше?», я еле удержалась от пары искр по мягкому месту этим бесцеремонным девчонкам. А когда эти овечки в чепчиках начали спорить, доказывая друг другу, что сливовый лучше, чем лиловый… Я, честно, не дала бы за целостность их волос ни одного ломаного гроша, но положение спасла моя камеристка, шугнув спорщиц и заявив, что все оттенки – чушь, она потом сама выберет.
За что и была поспешно мною награждена высоким правом заниматься праздничным убранством дома, потому что никто лучше нее в красоте цвета не разбирается. Вот видишь, как румянец отлично гармонирует с твоими красными лентами? Превосходный вкус, дорогая, продолжай в том же духе!
***
– Так, ортоланы на подушке из трюфелей. Это что? – спросила я кряжистого Хэворга, который сунул мне несколько бумаг с вариантами праздничного стола. Сегодня все на кухне были в мыле и будут так еще несколько дней, слишком уж большой и изысканный банкет ожидается.
– Птица, – неприветливо буркнул повар, раз за разом вычеркивая что-то из своих записей и делая новые пометки. Обвинять его в невежливости я не собиралась, отлично знаю, какая запара бывает на кухне во время многогостья.
– Хэворг, что дальше с овсянками делать?
Я подпрыгнула от неожиданности. Раздавшийся сзади голос принадлежал невыразимо грустному Анри, которого вытребовали у меня с конюшни на кухню, помогать в мясных приготовлениях. Наверное, пареньку не нравилось возиться с сырым мясом, но я проследила, чтобы ему не пришлось никого убивать – вчерашний фермер, привезший в поместье кур, решил не тратить силы на их умерщвление, оставив эту работу графской прислуге, на которую и снарядили конюха.
 
Пришлось отпаивать икающего детину валерианкой и клятвенно обещать, что больше ему не надо никому резать горло, и кроликов бить не надо, и вообще трогать отныне он будет только обезличенные куски мяса и костей. Кто бы мог подумать, что конюхи такие нервные.
– Шут, дай ему малый нож, – крикнул вглубь кухни повар, а сам поднялся и вытащил из-под стола мешок зерна, поставив у ног Анри. Подбежавший мелкий поваренок вручил подобие перочинного ножика парню и снова рванул на рабочее место, на ходу поправляя грязный передник.
– Опять резать что-то? – резко посмурнел Анри, и поковырял ножом кожаный ремень.
– Нет, конечно, дурень, – устало и раздраженно протер лицо Хэворг, глядя на посветлевшего конюха. – Насыпь птицам зерна побольше в кормушки. А как поедят, выколи им глаза.
– Ик! – нож выпал из ослабевших пальцев, а лицо конюха приобрело синеватый оттенок. – Ик! – губы затряслись, а я еле успела отскочить, чтобы меня не зашибло оседающим на пол парнем.
– Какого ч... клята вы творите, уважаемый господин Хэворг? – зашипела я на идиота, вытаскивая из кармана мятную настойку и наклоняясь к лежачему. С тех пор, как врач осмотрел Миру, пузырек всегда был у меня в кармане, и не раз пригождался для подобных случаев. – Что еще за садизм над птицами? Постойте, это и есть те самые ортоланы?
– Ну так, – озадачено почесал затылок кулинар, – они и есть, госпожа. Ба, какой припадочный, – недовольно глядя на растянувшегося на кухонном полу конюха, мужик начал крутить шестеренками в голове, сбрасывая с себя мутную усталость. – Шут, ну-ка сюда, быстро!
Подскочивший пацан недолго думая опрокинул на голову пациенту плошку ледяной воды, заодно обрызгав и меня, и своё начальство. Да-а-а-а, весело здесь живется, ничего не скажешь!
– Ой! – круглыми глазами поваренок уставился на мое мокрое платье и капли воды, стекающие с лица. – П-простите, госпо… – поднимающиеся от ткани струйки пара впечатлили пацана по самое не могу и он попытался прилечь рядом с конюхом, за что был пинком отправлен поваром в кладовую перебирать крупу.
– Простите оболтуса, госпожа, – с досадой сказал Хэворг, вытирая поварским колпаком мокрое лицо.
Ошарашенный ледяным душем Анри осоловело моргал глазами, пытаясь подняться с пола, но раз за разом поскальзываясь на лужах, просто сел и уставился на меня жалобными глазами.
– Зачем вам издеваться над птицами? – твердо спросила я, покровительственно положив руку на голову конюха.
– Рецепт есть рецепт, - снова нахмурился повар, возвращая себе озабоченность делами, – сначала выколоть глаза, откормить, сколько время позволяет, утопить в арманьяке, и потом уже только готовить.
– Извращенцы… – тихо сказал Анри.
Я была с ним полностью солидарна. Это что за живодерство вообще? Какой больной садист придумал эту дрянь? Выколоть птицам глаза и живьем утопить в алкоголе?! Видит бог, действительно извращенцы!
– Много у нас этих птиц? – я обратилась к конюху.
– Два десятка. Сегодня еще три привезут, по количеству гостей, – чуть ли не с ненавистью ответил парень. – Мы с ребятами думали, что подарок гостям, кормили их ежедневно.
– То-то и оно, что как подарки кормили, а не как дичь, – огрызнулся повар. – Если бы сразу в подвале их держали, то не пришлось бы им ничего выкалывать, сами бы в темноте отожрались! А тут четыре дня всего осталось, дай Мир, слегка поднаберут без глаз.
– Пойдем, – я потянула конюха за рубаху. – Покажешь мне будущий ужин.
Анри привел меня к небольшой покатой будке, уходящей крышей в землю. Странный треугольник с одной дверью располагался на участке сзади дома и не отсвечивал перед теми, кто не углублялся дальше сада.
– Здесь погреба, госпожа, – сказал Анри, распахивая дверь и подавая мне руку. Темнота подземелья освещалась тусклым светом фонаря, прихваченного слугой, выхватывая короба со снедью, банки с соленьями и другой провиант. Внезапно в темноте блеснул металл и через несколько шагов моим глазам предстал ровный ряд небольших клеток, в каждой из которых сидело по жильцу.