Господин маг. Трилогия (СИ)

Спросил для проформы:
— Почему по облигациям всего десять процентов доход?
— Так по государственным займам и вовсе пять платят, — Невозмутимо ответил купец.
Не факт, что Петя сделал лучший выбор, но пусть будут облигации. За четыре года по ним еще десять тысяч должны набежать, а на текущие расходы и непредвиденные обстоятельства у него, помимо стипендии, еще пара тысяч осталась.
Даже самому страшно, какими же суммами он стал оперировать!
Впрочем, получить облигации удалось тоже не сразу. Для начала пришлось идти к самому главному Самохвалову за подписью на каком-то бланке, который Роте при Пете достал из стола и заполнил.
Молодой купец-то к «дядюшке» в кабинет сразу вошел, а вот Петю еще больше часа в приемной мариновали. Хорошо хоть он деньги этому Юлиевичу не отдал, а то бы совсем нервничал.
А так, можно и подождать. Кресел для посетителей предусмотрено не было, но оттоманка у стены была достаточно удобной. А на прочих посетителей и секретарей-приказчиков Петя внимания не обращал.
Вместо этого откинулся к стене, прикрыл глаза и выпустил «духа» послушать, о чем там за дверью разговор идет.
— Говоришь, маг-недоучка из простых но с большими деньгами наши облигации купить хочет? — Скрипучий такой голос, наверное, принадлежал хозяину кабинета.
— Да. Я ему уже хотел наши «особые» облигации дать, да тут он обмолвился, что учился в Академии с генерал-губернаторским сыном и на практику чуть ли не по его приглашению приехал. По крайней мере, на блокаду Томы они вместе ходили. Об этом в записке и Мышкин намекает.
Раздался звон колокольчика.
— Ну-ка, Мишенька, быстренько разузнай, что можешь, о кадете магической Академии Птахине Петре Григорьевиче. Как быстро? Сейчас! Он в приемной ждет. Подождет, конечно, но не до завтра же.
Кто такой Мишенька и откуда он взялся в кабинете, Петя не узнал. Тот в приемной не показался, наверное, еще один выход имеется.
— Кстати, Глебушка, — Проскрипел тот же голос, а Петя удивился, сколько же там за дверью в кабинете народа. Можно бы по аурам проверить, но отвлекаться от «духа» не хочется, лучше послушать: — Сколько мы корабликов из трофейных взяли? Что? Всего три за сто тысяч? Мышкин совсем совесть потерял. Еще и шесть тысяч для кадета на нас переложил. Но — нужный человек, терпеть приходится.
Петя с оценкой стоимости купеческих кораблей согласен никак не был. Сто тысяч за три! Да там один дороже стоит. Самые развалюхи никто в Тьмутаракань не перегонял, на месте топили. Впрочем, о цене кораблей Петя имел очень смутное представление. За их дом в Песте никто бы трех тысяч не дал. Да и одной не дали бы. Скорее, на дрова предложили бы разобрать. Юноша грустно вздохнул. Не от тоски по дому, ни малейшего желания туда возвращаться у него не было. Скорее из жалости к собственному полуголодному детству. Ну и мать с братьями и сестрами вспомнились. Кстати, а удастся ли с братцем Михаилом и сестрицей Клавдией встретиться, которые где-то в местных краях обитают? Мышкин же своему Эрнсту Филипповичу поручил их найти. Успеет ли до их отъезда? К тому же непонятно, что от такой встречи ждать можно. Скорее всего, ничего хорошего. Денег просить будут. Или какую протекцию оказать. Как будто он сам уже таким большим человеком стал. Даже не маг еще, кадет.
Предаваться таким мыслям Петя мог совершенно свободно, так как в кабинете о нем говорить перестали. А говорили о предметах ему совершенно незнакомых и неинтересных. Какой склад надстроить надо, кому арендную плату поднять или что можно подарить какому-то Ивану Порфирьевичу на свадьбу сына.
Петя чуть не задремал и упустил «духа». А когда очнулся и снова его вызвал, обсуждение его (Пети) в кабинете уже, практически, закончилось. Хорошо хоть, самое важное успел услышать.
— Значит, прямо-таки вместе с самим графом в столицу едет, — скрипел Самохвалов: — А сына его в бою прикрыл и от тяжелых ран спас… Нет, Васенька, не на том человеке ты денежку заработать хотел. Опасно. Придется тебе ему настоящие облигации давать.
Петя чуть не поперхнулся. Вот ведь сучонок! Собирался ему фальшивку впарить. И ведь не докажешь потом ничего, не умеет он настоящие бумаги от поддельных отличать. Ни тех, ни других в глаза не видел.
 
Но, кажется, пронесло. Не будут его грабить. Но от службы в Тьмутаракани он теперь всеми силами отбиваться будет. Не город, а сплошное жулье. Причем настолько наглое жулье, что даже для него это перебор. Не уживется он тут.
Вскоре после этого разговора Петю пригласили в кабинет. Хозяин приветствовал его подчеркнуто тепло, но за долгое ожидание не извинялся. Мол, сам должен понимать, какой Самохвалов занятой человек.
Зато теперь был удостоен пятнадцатиминутной беседы и с сочувствием расспрошен не только об участии в блокаде Томы, но и об учебе в Академии и будущих планах. Не хочет ли в Тьмутаракани послужить? Даже обещал написать в Академию соответствующее ходатайство. В общем, всячески подчеркивал, что интересуют их не Петины капиталы, а он сам, как перспективный целитель. Заодно кратко и про товарищество рассказал. Действительно, в их масштабах двадцать тысяч выглядели откровенно жалко. У них только одних пароходов и складов больше, чем на миллион. А еще, как оказалось, вагоны с паровозами принадлежат в немалом количестве.
Петя проникся и решил произвести впечатление. Так что еще полчаса потратил на то, что убрал у Самохвалова пигментные пятна на лице, шее и кистях рук. Так-то старик (на Петин взгляд, а так — лет шестидесяти) был на редкость здоровым. Что, впрочем, неудивительно. Наверняка себе и «полное исцеление», если что, заказать может. Деньги-то есть.
Кажется, угодил. Был даже приглашен заходить в воскресенье после службы в храме. Правда, без уточнения, на обед его зовут или в качестве бесплатного целителя для кого-то из домашних. Все равно, пришлось отказаться, сославшись на скорый отъезд вместе с генерал-губернатором.
Потом был поход, снова вместе с Роте, к казначею товарищества. Где Пете, наконец, обменяли его деньги на двести красивых бумажек, напечатанных в два цвета и с водяными знаками и надписью «Десятипроцентные облигации Южного общества товарных складов. Выпуск N2». На бумагах была указана и их цена, почему-то по 125 рублей каждая [40]. На каждой казначей в присутствии Пети лично расписался и поставил печать.
В общем, вышел из здания Петя с сильно полегчавшим бумажником, но с толстой пачкой солидно выглядящих бумажек. Остается надеяться, что вложение он сделал удачно.
Было у него еще желание на прощанье этому Роте какую-нибудь пакость сделать. Мужской силы лишить или хотя бы выпадение волос организовать. Но решил не связываться. Во-первых, не стал молодой купчик сам с ним аферу проворачивать, к «дядюшке» пошел посоветоваться. А тот уже лично разобрался и грабить Петю не разрешил. А во-вторых, не совсем же дураки здесь сидят. Сложить один плюс один сумеют. И неожиданную болезнь с Петей обязательно свяжут. А целителям подобные шутки шутить строго-настрого запрещено. Делают, конечно, но не тот у Пети вес в обществе, чтобы самому себе на ровном месте проблемы устраивать. Так что пусть живет и дальше, как жил. А небольшое «расслабление мышц», которое он на «Васеньку», прощаясь, все-таки наложил, так, ерунда. Через часок само пройдет.
Утром следующего дня в гостиницу к Пете явилась его сестра Клавдия. И хорошо, что гостиница у него была без претензий, в какой-нибудь «Гранд-Отель» или «Люкс-Палас» ее бы на порог не пустили. Ибо выглядела сестренка не очень. Была она на три года старше Пети, то есть было ей всего около двадцати лет. Но выглядела она на все тридцать. Круги под глазами, одутловатое лицо, нечистая кожа, тусклые волосы. Ну и одежда под стать. Разве что глаза не погасли, а, наоборот, стали какими-то острыми, что ли. В общем, рядом с такой невольно проверишь, на месте ли твои бумажник и часы.
— Ну, ты и вырос, братик! — Бесцеремонно ввалившись в его номер, Клава уставилась вовсе не на Петю, а на отвисавшую на плечиках парадную форму: — Ты где «Георгия» отхватил?