Портрет Лукреции

Он повторяет вопрос. Надо ответить, того требуют приличия. В мыслях проносятся мамины уроки хороших манер и этикета: на любой вопрос отвечай сразу, не заставляй собеседника ждать, говори приятным тоном, с улыбкой, если потребуется — соглашайся.
— Да, — кивает Лукреция. — Разумеется. — Она едва не добавляет «ваше высочество», но вовремя спохватывается.
Он улыбается игриво, фамильярно; в глазах — огонек скрытой радости. Лукреция отчетливо ощущает: он или испытывает ее, или попросту забавляется.
— Отлично, — отрывисто кивает герцог.
А потом приближается к ней, касается коленом ее бедра, накрытого одеялом. Ужасная мысль, которую Лукреция подавляла с самого приезда, как ядовитый цветок распускает свои лепестки.
Альфонсо возьмет ее здесь и сейчас. Всем существом она боялась этого ужасного акта еще с того дня, когда рисовала скворца под взглядом Вителли. Альфонсо ждал ее пробуждения, и вот теперь пришло время.
Мгновенно пересохшее горло перехватывает, сглотнуть не получается. Когда Лукреция в последний раз пила? Кажется, прошлой ночью, на привале у подножия гор. Много-много часов назад, и не сосчитать.
Альфонсо говорит, что пришел пожелать доброго утра. Он ходил гулять с наместником, потом устроил поединок на мечах со своим другом Леонелло… Кстати, Леонелло сопровождал Альфонсо во Флоренцию. Возможно, Альфонсо представит его Лукреции за ужином. Леонелло горячо желает с ней познакомиться.
Желает… Слово обрушивается градом. Оно схоже с «желанием» — именно это мужчины испытывают к женщинам, этого ждут после свадьбы; церковь позволяет такие отношения между супругами, хотя иметь их вне брака — смертный грех; Лукреция не раз замечала, как мужчины при дворе и на пирах смотрят вслед женщинам. Ей знакомо это выражение: полумечтательное, полурешительное, взгляд рассеянный, однако пристальный, веки потяжелевшие, рот приоткрыт, будто на языке тает сахар. Теперь этот мужчина смотрит так же. Ее муж. Альфонсо. Он думает, она в числе тех, кто его любит…
«“Желает”, — лихорадочно твердит про себя Лукреция. — Однокоренное с…»
— У вас чудесный цвет волос, очень редкий. — Альфонсо разглядывает ее косу, будто проверяет на подлинность. — Выспались? Отдохнули?
Опять вопрос. На сей раз легкий.
— Да.
— Долго вы спали.
— Извините, я…
— Не стоит извиняться! Я попросил не беспокоить вас. Хотел, чтобы вы набрались сил. Для того мой прадед и построил виллу — отдохнуть от испытаний и забот в кругу семьи. А вы теперь в нее входите.
Он ждет ответа. Что тут скажешь? Лукреция только кивает.
— Да.
Он поглаживает ее косу, подносит к глазам, выпрямляет, будто хочет измерить. Корни волос немного тянет; Лукреция вынуждена сесть прямее, наклониться к Альфонсо.
— При дворе… — она ищет нужные слова: — …все хорошо?
— О да, — отвечает муж. — Конечно.
— Я волновалась, ведь… — Она умолкает в надежде, что он поймет все сам, успокоит. А может, объяснит, что случилось с его матерью.
Альфонсо наклоняет голову набок.
— Волновались? Почему?
— Вы уехали… — Лукреция запинается, не найдя в лице мужа ничего, кроме вежливого недоумения. Может, Эмилия сказала неправду и мать Альфонсо тут ни при чем? Вдруг его вызвали совсем по другому вопросу, а она ставит себя в глупое положение? — Вы уехали, вот я и…
Альфонсо улыбается, будто она ничего и не говорила.
— Вы сегодня другая, — замечает он, не выпуская косы.
Лукреция не сможет отодвинуться, даже если захочет.
— Правда? — Ее охватывает дрожь. Хоть бы он не заметил, не почувствовал по трепету косы!
Альфонсо кивает:
— Да. Вчера вы были такая бледная, прямо белая голубка. А сейчас розовенькая и красивая. Чистый ангел, а волосы!.. Я и не знал, до чего они длинные. Очень рад, что отдал вам эту комнату.
— Спасибо, — шелестит Лукреция.
— Ангелы на небе… — он показывает на потолочные фрески свободной рукой, — …и ангел на земле.
Его ладонь скользит от косы к щеке; он мягко приподнимает лицо Лукреции к свету. Та крепко сжимает зубы, чтобы не клацали. Она никогда не сидела так близко ни с одним мужчиной: ни со священником, ни с двоюродными братьями, ни со слугой. Никому не дозволялось ее коснуться. В ноздри проникает запах тела, потного после фехтования, аромат полей и леса, где Альфонсо гулял. Его ладонь на щеке тверда, непреклонна, давит своим жаром на ее скулы.
 
А она ждет, натянув одеяло до груди. Нептун бесстрастно взирает на них со стены, морская вода капает с его трезубца.
— Обязательно закажем ваш портрет, — решает Альфонсо; слова слетают с его губ, маленькими волнами воздуха разбиваются о щеки. — Придворные художники будут вызываться наперебой! Для каждого это большая честь. Сама краска станет вашей поклонницей. — Он изучает взглядом ее брови, глаза, подбородок. — Портрет… или сцену из мифа, а героиню напишут с вас. Хм-м…
Похоже, герцог рассуждает вслух. Лукреция решает промолчать.
— Как-то раз мои люди попросили вашего отца прислать ваш портрет. И тогда… — Альфонсо задумчиво покачивает головой, — …он отправил портрет маслом в красивой рамке. Кажется, то была копия, выполненная подмастерьем, а оригинал хранился в кабинете вашего батюшки. На картине вы в черном платье, жемчужном ожерелье, и рука у вас поднята вот так. И фон немного мрачный. Помните?
Лукреция кивает. Ужасная копия портрета, которую она терпеть не может. Да и оригинал мастера Бронзино не удался, хоть она и позировала по многу часов, несмотря на боль в поднятой руке, затекшей спине и шее. Лукреция сама себя не узнает на этой картине, даже смотреть на портрет ей неприятно.
Пытливый взгляд Альфонсо проникает в мысли Лукреции; он читает в ней, как в раскрытой книге.
— Знаете, что я подумал, увидев этот портрет?
Она качает головой.
— Я сказал: «Быть не может. Наверное, это другая девушка! Или она тяжело болела после дня нашего знакомства, или виноват портрет».
От удивления Лукреция прыскает и тут же прикрывает рот ладонью.
— Я его ненавижу, — шепчет она. Как приятно сказать это вслух!
Альфонсо добродушно усмехается.
— Правда?
— И оригинал тоже! Он немногим лучше копии. Я там желтушная и унылая, а…
— …а на деле вы ничуть не такая. Почему ваш отец не потребовал новую картину?
Как ему ответить, как выразить в нескольких словах всю неприглядную правду? «Отцу безразлично»? «Его не заботит, достигнуто ли сходство»? Оригинал портрета висит в пустом углу палаццо, никому не интересный, заброшенный. У братьев и сестер по два-три портрета на каждого — и детских, и посвежее, а ей сказали, что она непоседа и не сможет долго позировать, и потому портрет с нее писали только один, причем в унизительной спешке, сразу после помолвки. Старая рана тупой болью отзывается в груди.
— Я отправил бы такую работу обратно в мастерскую. Ваших родителей не волнует точность изображения?
— О нет! — восклицает Лукреция. — Волнует! Моих сестер несколько раз писали еще девочками, а потом уже взрослыми. У моего брата Джованни еще в годик был свой портрет! Возможно, вы их видели у отца в кабинете. Мама дважды позировала с братьями для Бронзино, а отец…
— Получается, вас рисовали только раз?
Вопрос ранит ее осколком стекла, и внимательные глаза Альфонсо с необычайно широкими зрачками это замечают. Да, наверняка. Он уже знает ответ, улавливает глубинную суть во всей ее сложности.
— Только раз, — шепчет Лукреция.
Альфонсо кладет ладони на ее щеки.
— Уму непостижимо, — доверительным голосом отзывается он. — Верх глупости! Подождите немного, мы все наверстаем. Вас напишет настоящий мастер, лучший придворный художник. И если хоть малейшая деталь будет далека от совершенства, картину переделают.
Лукреция поражена. Он назвал решение отца «глупостью»? Посмел сказать такое о великом герцоге Козимо Первом? Критиковал его выбор?
— Отлично, — выдавливает она.
— Вы боитесь. — Альфонсо проводит пальцем по ее щеке.