Да запылают костры! (СИ)

— Именем Пророка! — прокричал он во весь голос, а следом прошептал: — Свидетельствую…
Джашар дёрнул за нить, приводя в действие священный механизм — и через миг посреди окровавленной степи одна за другой вспыхнули звёзды, отмечая жизни, посвящённые победе Пророка.
***
— Первый и четвёртый полк выбил культистов из Эруля, — доложил Шерзаи Гхазан. — Однако… на левом фланге катастрофа, ваше превосходительство. Третий полк понёс тяжёлые потери. Сообщают, что несколько фанатиков подорвали себя, чтобы разрушить укрепления.
— Этого я не предусмотрел, — печально констатировал Уршанаби Немешиас. — Впрочем, план по перегруппировке прежний. «Всем частям, точка. Отступить к Ишфану и перейти к обороне, точка. Ожидать подкрепления, точка». Прошу отправить.
— Будет исполнено, — ровным тоном ответил телеграфист.
— Велите приготовить штаб-вагон, господин Шерзаи, — поднял взгляд командующий. — В такой час я должен быть со своими людьми. Направляемся к Ишфану.
Секунду Шерзаи Гхазан выглядел так, словно у него закружилась голова, но быстро пришёл в себя.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — отчеканил он, прикладывая руку к голове. В глазах у него горел огонь.
***
Пение на радио сменилось выступлением диктора, обзором последних новостей. Впрочем, полицейских интересовали новости другого толка.
Закурив новую сигарету, комиссар поражённо покивал головой:
— Выходит, вы тот самый Уршанаби. Командующий Восточного Кашадфана.
— К сожалению, — ответил Уршанаби Немешиас, опустив голову. — За считанные месяцы мы потеряли результаты полутора лет. И всё ради того, чтобы в конце нам открылась ужасная истина.
— О какой истине вы говорите, сударь? — уточнил курсант.
— Всё это время мы боролись за обезглавленный труп.
Курсант хотел было сделать остроумное замечание, но лишь вздохнул.
— Мне жаль.
***
— Ваше превосходительство, вам пора отступать, — гулко произнёс Овадьяс, крупный, точно скала, кадровый колдун. — Полки Пророка уже на подходе.
— Эвакуация ещё не закончена, — покачал головой Уршанаби Немешиас. — Я офицер кашадфанской армии. Я не могу бросить своих людей и бежать.
— Верные Республике адепты прикроют ваш отход, дадут вам время, — флегматично добавил колдун. — Если поспешите сейчас, большая часть ваших людей успеет выйти к перевалу, а там уже — Махатлан.
— Но как же вы, господин Овадьяс? — нахмурился Уршанаби, с сомнением косясь на броневагон. — У вас не будет и такого шанса.
— Кашадфан — мой дом, — проворчал Овадьяс. — Если я тут погибну, так тому и быть.
— Значит, решено.
— Решено, ваше превосходительство, — кивнул колдун. — Да здравствует Республика!
— Да здравствует…
Уршанаби поднялся в защищённый вагон поезда. Стоя на самой высокой ступеньке, он окидывал взглядом город и никак не мог насытиться его видами. Он никак не мог поверить в то, что всё кончено и прежний Кашадфан умер навсегда. Серые мундиры адептов растворились в серости мёртвых зданий и улиц. Всё стало золой.
Уршанаби долго не решался отдать последний приказ, пока не услышал дрожащие перешёптывания за спиной. Командующий повернулся, поправил пуговицы на кителе и скомандовал:
— Пора.
Состав ехал в скорбном молчании. На конечной станции, где обрывались железнодорожные пути, последние добровольцы собрали остатки оружия, выгрузили лошадей и дальше поехали верхом, оставив после себя заминированные вагоны. Прощальный подарок для культистов.
Вскоре маленькая конная группа Уршанаби нагнала тянущуюся вдаль колонну — эвакуирующихся солдат, офицеров и горожан из предыдущей волны — и соединилась с нею. Люди и кони устали, но продолжали двигаться к спасительному переходу. На появление в колонне командующего почти никто не отреагировал. Лишь несколько человек поприветствовали его, да и то без чувства, словно из досадной необходимости. Уршанаби не возражал, он уже отбросил последние крохи гордости.
Впереди лежал горный перевал, а за ним — казрешский разлом, который в этот день, судя по всему, был спокоен, точно озёрная гладь. Когда над вершинами гор стали различимы тёмные спектральные всполохи, многие вздохнули с облегчением.
 
Но радость длилась недолго.
Колонна взорвалась криками и всевозможными сигналами тревоги. На горизонте появилось громадное облако пыли, а в следующий миг дрожь земли сообщила о приближении эскадрона культистов.
Уршанаби пришпорил коня и поскакал к голове колонны. Повсюду метались испуганные предзнаменованием жестокой смерти люди, громко всхрапывали лошади. Тем временем, культисты неумолимо мчались на смешавшийся строй. Слишком поздно, чтобы бежать.
Загудел рог.
Выкрикивая бесполезные приказы, Уршанаби делал всё, чтобы выстроить солдат для обороны. Вставший на пути молодой капитан попытался что-то возразить, но вдруг рухнул на бок и захрипел; пуля культиста пробила ему шею. Жеребец под Уршанаби начал беситься, и с большим трудом удалось его усмирить. Командующий оглянулся и увидел тщетно старавшихся убежать от всадников людей, падающих от огнестрельных ран или под ударами сабель. «Это моя вина, — подумал он, глядя вслед поскакавшему прямо на культистов адъютанта Шерзаи. — Они все умирают… Из-за меня… Из-за меня».
Вокруг гремели выстрели, сверкали сабли, звенели гильзы и пронзительно ржали лошади. Повсюду лилась кровь. Уршанаби спешился и решительно двинулся вглубь степи: если они устроили эту погоню за ним, то пусть забирают. Бородатый всадник в выцветшей военной рубахе заметил его и навёл пистолет. «Покончим с этим», — мысленно произнёс командующий.
Справа что-то ярко вспыхнуло. Земля вздыбилась, вырвалась из-под ног и крепко ударила по затылку.
Будто находясь под водой, Уршанаби безучастно глядел, как мерцает и расплывается картина перед глазами, как ломаются человеческие силуэты. Кто-то схватил его под руки и потащил прочь. Он пытался протестовать, но язык не слушался. Стрельба не прекращалась ни на минуту, но отчего-то напоминала барабанный концерт. Сверху нависло чьё-то лицо. Губы зашевелились, но беззвучно, словно за толстым стеклом. Наблюдать за этим безумием было выше его сил, и командующий ненадолго смежил веки.
Уршанаби открыл глаза и ощутил непривычное спокойствие. В небе светило бледное осеннее солнце. Выстрелы и крики прекратились, стали слышны тихие разговоры.
Над ним склонилась молодая женщина-санитарка.
— Господин командующий! — удивилась она. — Вы живы!
— Жив… Я… Где мы? — пробормотал Уршанаби, морщась от боли и звона в ушах. — Куда… куда вы меня?..
— Культисты хотели обойти нас и отрезать от перевала, господин командующий. Но мы прорвались, прорвались!
— Прорвались… да…
— Скоро будем в безопасности.
Заскрипели оси повозки. Уршанаби хотел сесть, но тут же почувствовал, что его тело будто искололи десятком ножей, и обессиленно уставился в серое небо. Теперь спектральные всполохи танцевали над самой головой. Засмотревшись на это зрелище, командующий вдруг ощутил нечто, что ещё совсем недавно казалось чуждым. «Дива меня раздери, — подумал он, — я хочу жить!»
В ушах опять зазвенело, словно от затрещины, и, хотя раны пульсировали острой болью, он начал проваливаться в сон.
***
В глазах помутнело, и огонёк на конце сигареты комиссара на долю секунды почудился далёкой звездой. Уршанаби встряхнул головой.
— При эвакуации нам повезло проскочить между бурями в разломе. Я хотя тогда не сильно в это верил, да и не пытался после того, как на нас из ниоткуда обрушились культисты. Только потом мне рассказали, что офицер-адепт, на которого я оставил город, пропустил отряды Пророка в обмен на гарантии безопасности для жителей. — Он выпустил воздух через тонкую щель между губ. — Не могу его за это винить. Как знать, быть может, на его месте поступил бы так же.