Да запылают костры! (СИ)

Над головами пришедших фанатиков затянулась новая песнь.
— Это я праведник! Я! — в сердцах выпалил Тубал.
Несколько последователей Калеха попытались пробиться через оцепление. Тубал обернулся и тут же заметил, как мимо лица пролетело нечто розоватое и влажное. В следующий миг к ногам полетели куски свиного мяса и обглоданные кости; он проорал команду, но сам не разобрал какую именно. Пока багроводесятники не совершили оглушительный залп в воздух из карабинов. Снова воцарилась тишина — только в ушах звенело. И среди этого звона Тубал услышал, как посмеивается Калех — так не может смеяться человек, прикованный к столбу.
«Выродок…»
— Замолкни! — взревел Тубал, ударив Калеха по лицу так, что ладонь загорелась от боли. — Заткнись!
Он замахнулся для нового удара, но чьи-то руки схватили его сзади и оттащили от столба. Над ухом гудел поток дурацких извинений. Тубал рывком высвободился и вонзил взгляд в мерзавца — низкорослого, коренастого человека.
— Капитан, остановитесь! Вам нужно держать себя в…
— Я уничтожу тебя.
Кровавый туман в глазах рассеялся, и Тубал увидел перед собой перепуганного сержанта в чёрной широкой кепке. Как он позволил ему застать себя врасплох?
— Вы в порядке? — взволнованно спросил сержант. — С кем вы говорите?
«Пёс», — ухмыльнулся расплывающийся образ в голове.
— Командир?
Тубал заложил руки за спину и гневно прищурился.
— Вели принести бензин, — проскрежетал он.
Он дёрнул головой и пошёл прочь: долгое присутствие Калеха поблизости действовало на нервы.
***
Абрихелю не нужно было следить за Артахшассой, чтобы знать, куда направится мятежный глупец и что он намеревался совершить. Тот столь яро и столь много выспрашивал о Калехе, что не могло оставаться ни малейших сомнений — он желал прикончить проповедника и объявить себя героем. Однако вечер обещал немалые удивления.
На улице Абрихеля ждала машина.
Реха доложила ему о столпотворении на Музейной площади, но он хотел сперва осмотреть следы бойни на Кедровой. Площадь пустовала. О минувшем столкновении напоминали пятна крови, обрывки тканей и блестящие гильзы. И всё же колдун знал о принесённой жертве, знал, что увидевшие не смогут забыть её так просто. Постояв с минуту, Абрихель развернул машину и поехал к месту казни. Со свойственным ему вялым любопытством он отметил, что не встретил на улице ни души.
Весь город застыл в напряжении.
Абрихель никак не мог выбросить из головы магический поединок с Калехом. Он раз за разом возвращался мыслями на заброшенный склад, где лежал разбитый и поверженный. Но долю секунды ему даже почудилось, будто он слышит певучий голос Калеха, а перед глазами начали распускаться белые от жара лепестки магии. Что бы стало с Абрихелем, не выброси он в последний момент отчаянное заклятие?
«Откуда такая сила? Кто учил его владеть ею?»
Очередной вопрос без ответа. Отвратительное чувство. Настолько отвратительное, что колдун готов был стать учеником Калеха, лишь бы оно перестало терзать гордый разум.
«Безумная стерва-судьба, — подумал Абрихель, приглаживая лысую макушку. — До нашей последней встречи я и помыслить о таком бы не смел!»
Какая-то часть его души всё ещё ненавидела Калеха, но даже она не могла допустить его смерти. Более того, в сложившихся обстоятельствах Абрихель оказался скован с пророком цепями хаоса и смерти. Из-за жадности и недальновидности первосвященника целое братство адептов оказалось в опасности — если начнётся зачистка, оно попросту сгинет. По иронии судьбы победа пророка — прежнего врага — могла стать билетом на спасительный рейс. Если только локомотив истории не сойдёт с рельс…
Абрихель думал, что неуязвим. Считал, что всеведущ. Он сжёг дотла не один непокорный аул мощью заклинаний, низверг до пыли их величайших шаманов. Он стремительно поднялся по иерархии Храма, отдавал распоряжения, подчинял себе гораздо более прилежных и пышущих энергией адептов. Он чувствовал, где лежит сила надёжнее сотни формул. Умение выбрать момент и оружие. Так горели сдавшиеся аулы, отданные на его милость руками предателей. Так погибали ослабленные ядом наложниц шаманы. Так Абрихель зарабатывал репутацию безжалостного завоевателя, оспорить которую не смел никто. И пусть он был не самым талантливым и могущественным колдуном, но выбирать момент он умел.
 
Не один Алулим, но целый Кашадфан ждёт серьёзная встряска.
И пророк-бродяга это прекрасно знал.
После первой встречи с Калехом Абрихель решил настроить против него верных последователей. Жандарм Артахшасса, маленький человек с непомерными амбициями, оказался самой драгоценной целью. Не было ничего проще, чем плетьми загнать его в лабиринт сомнений, снабдив путевыми камнями подозрений и заперев путь назад. Единственный выход из такого лабиринта — Калех-лжец, от которого надлежало прилюдно отвернуться и увести с пути его паству. И результат превзошёл все ожидания! Артахшасса не просто отрёкся от бывшего учителя, но и восстал против него.
Тем не менее, ответные действия Калеха на первый взгляд были совершенно иррациональны. Он не стал собирать по осколкам разбитое сердце, а попросту затолкнул Артахшассу обратно в лабиринт и запечатал последний выход. Словно не думал, что копящаяся в стенах злоба взорвётся и погребёт всех вокруг, в том числе и его, под завалами.
«Но он ведь мог переманить его! Сделать своим союзником! Тысячу раз мог!»
Возможно ли, что он просто не хотел? Пророк оседлал обстоятельства. И выходило, что устроенная обезумевшим жандармом показательная казнь — кульминация его большого представления.
Только так это имело смысл.
Большинство людей грезит о простоте. Им чужды глубинные идеи. Идеальный мир для них — не степь, где ты волен выбирать все возможные направления, но размеченный прямыми и длинными улицами город. Кругом привычные пути… Обласканные традициями и отученные оценивать, люди склонны принимать наиболее простые и понятные идеи, которые прекрасно уживались бы даже в далёкой древности. Привычные пути, не более того.
Именно на этом сыграл Калех. Разобщённому, погрязшему в бедности обществу, он предложил всеобщее равенство. Противопоставил коррупции праведность.
В своё время Абрихелю неоднократно приходилось слышать, какой он фанатичный и беспощадный. Но теперь, чем дольше он обдумывал поступки Калеха, тем более непорочным ощущал себя. Какова изощрённость и каков талант!
«Это то, что ты желал увидеть?»
Да! Торжество мысли! Выбор момента…
Предать разваливающуюся страну — не такое уж большое преступление. Гораздо важнее то, что он сохранит знание. Противники разумного, подобные Артахшассе, постоянны, но не вечны.
Невежественные погибнут. Видящие дойдут до конца.
Знание — сила.
«Ты человек степи, как и я».
Притихший Гора-город остался за спиной, когда Абрихель обогнул Высокий театр и выехал к руинам зиккурата. Асфальт сменился разбитой брусчаткой, и дорога стала напоминать поездку по стиральной доске. Однако здесь уже появились люди: одни сидели на камнях и покачивались взад-вперёд со свечами в руках, другие неуверенно ползли к Музейной площади. Проехав мимо зиккурата — и отчего Калеха так влекло к этим развалинам? — Абрихель свернул на широкую улицу и сильнее вдавил педаль газа, проезжая вдоль притихшего торгового ряда. Впереди показалось колыхающееся чёрное море, освещённое крошечными огоньками; только вместо шума волн ропот. Какой-то недоумок бросился под колёса, и Абрихель едва успел затормозить.
Не желая привлекать к себе излишнее внимание раньше времени, Абрихель вышел из машины и быстро зашагал, подпрыгивая и прихрамывая. Только когда перед ним открылась Музейная площадь, окружённая старинными постройками и разделённая надвое купеческим трактом, он сбавил шаг.
Абрихель не единожды видел, сколько людей собирал пророк на так называемые лекции, но вид толпы, пришедшей поглазеть на казнь, впечатлил его, словно впервые. Проталкиваясь между беспокойными зеваками, он пытался считать настроение с их лиц, но в итоге только запутался. Вдалеке он разглядел высокий церемониальный столб, однако сам пророк пока был скрыт от его глаз. Странно. Даже Абрихель не сомневался, что большая часть пришедших — последователи Калеха, они могли бы предотвратить казнь. Несмотря ни на что, они продолжали смиренно стоять и наблюдать, ограничиваясь лишь словесным негодованием. Точно зрители.