Объединённые надеждой (СИ)
Глава 129. Саботаж и неповиновение
На кухне резиденции Даун-Таун вновь начался переполох. Повара, как обычно, приготовили тазы с пищей для плащекрылов. Однако люди, которые кормили этих могучих животных, не смогли выйти на задний двор. Плащекрылы словно взбесились. Они били огромными копытами, мотали головами, щёлкали челюстями, хлопали крыльями. Никто не решился даже приблизиться к ним.
Один находчивый дружинник метнул еду прямо в гущу плащекрылов. Они, казалось, даже не заметили этого. Дружинник на этом не успокоился. Он швырнул ещё один таз, а затем ещё один. Ответственные за кормёжку пытались отговорить его, но он только упрямо покачал головой.
Упрямство сегодня было не в цене. Плащекрылы заметили наконец, что какой-то человечек смеет им докучать. Одно животное грозно клацнуло зубами перед самым носом дружинника — тот ловко уклонился. И тогда другой плащекрыл взвился на дыбы и опустил копыта прямо на голову солдата. Двое слуг, оставшиеся в живых, на миг оцепенели, а затем ринулись внутрь подгорной резиденции, захлопнув за собой тяжёлую дверь.
Если бы они потрудились понаблюдать за плащекрылами, то увидели бы, как изменились обсидиановые амулеты на шеях грозных животных. Они словно уменьшились, очертания их расплывались, а некоторые амулеты выпадали из сбруи плащекрылов и с шипением падали на мощёный булыжником двор.
Распорядитель, услыхав о происшествии, позеленел от страха.
— Надо доложить об этом Мастеру, — сказал один из слуг.
— Да, да, верно, — забормотал распорядитель, — вот ты иди и доложи.
— Ни за что! — наотрез отказался тот. — Это ваша обязанность — докладывать Мастеру, следить за порядком и вообще.
Трусливый распорядитель внезапно побагровел и надулся:
— Что? Как ты смеешь? Отказ? Саботаж?!!
— Да, — коротко бросил слуга. — Отказ. И вообще, я ухожу.
— Что значит — «ухожу»?
— Ухожу отсюда, ну, вроде как подаю в отставку, — и парень снял форменную куртку и бросил её к ногам распорядителя. — И ничего вы мне не сделаете.
— Ты не смеешь! Со службы у Мастера не уходят, когда вздумается! — завопил распорядитель.
— А я уйду. И другим посоветую.
— Стража! — крикнул распорядитель. — Взять его!
Он нервно дёргал свой амулет на цепочке, но воспользоваться им боялся. В кухню вбежали двое дружинников. В руках у них грозно сверкнули алебарды.
— Держите изменника!
Парень ринулся бежать и попытался проскочить между дружинниками. Однако те живо ухватили его за ворот серой рубахи. Бунтарь извивался у них в руках.
— И куда же ты собрался отсюда бежать? — издевательски спросил его распорядитель. — У всех выходов стоит гвардия Мастера.
— Куда угодно, — прохрипел парень, — хоть в зубы плащекрылам.
В этот момент воротник его рубашки не выдержал и с треском разорвался. Оставив клочья ткани в руках гвардейцев, бунтовщик в три прыжка достиг выхода во дворик плащекрылов.
— Держи его! Уйдёт! — заходился в крике распорядитель.
Гвардейцы бросились догонять беглеца на миг раньше, чем это произнёс распорядитель. Но бунтовщик уже выскочил за дверь. Гвардейцы ринулись за ним и им, казалось, должна была улыбнуться удача. Беглец поскользнулся на том, что осталось от упрямца, желавшего покормить плащекрылов. Парень потерял равновесие, и руки гвардейцев уже протянулись к нему.
Однако плащекрылы по-прежнему вели себя странно. Они бросились к солдатам, не давая им сделать даже шагу от двери. Гвардейцы, поражённые, застыли. За их спинами так же замерли повара, официанты и прочая челядь.
Беглец тем временем петлял между гигантскими крылатыми «лошадьми» и наконец легко прикоснулся к шее одной из них. Плащекрыл не проявил агрессивности, и бунтовщик вскарабкался ему на спину. Расправились гладкие кожистые крылья, и громадный конь взмыл в воздух с утробным клёкотом.
Видимо, плащекрыл решил напоследок сделать круг над резиденцией, может, так он хотел попрощаться с сородичами. Он заложил крутой вираж над двориком, и спасённый им беглец сорвался с гладкой спины животного. С воплем летела вниз человеческая фигурка, пока не распласталась на булыжном дворике, странно изогнувшись, словно сломанная кукла.
Глава 130. Помощница
Эстебан затаил дыхание. Таких механизмов он ещё не видел. Это и механизмом-то было трудно назвать. Внутри не было ни шарниров, ни колёсиков, ни шестерён. Только плоская зеленоватая плашка, а на ней — металлические точки и полоски. Эти полоски соединяли некоторые точки между собой. Правда, вся плашка была покрыта изрядным слоем пыли, так что разобраться было довольно тяжело.
— Эстебан, — апчхи! Извини! — у меня есть такая маленькая пушистая кисточка, — заговорила Долорес, — ею можно стряхнуть эту ужасную пыль. Может, тогда ты сможешь лучше понять…
— Да, спасибо, Долорес.
Девушка тихо удалилась. Эстебан в растерянности рассматривал хронометр. Даже если убрать отсюда всю пыль, он всё равно не поймёт, что это за точки и полоски. Что же делать? Ведь на него надеются друзья. Может, эта вещь нужна для дальнейшей борьбы с Братством.
Появилась Долорес, неся изящную кисточку с рукояткой из кости хоботонса.
— Дай-ка сюда, — она протянула руку за хронометром.
Эстебан неохотно отдал прибор. Долорес осторожно подула на плашку. Пыль взметнулась белым облачком, и молодые люди снова расчихались. Потом они, осторожно орудуя кисточкой, очистили от пыли прибор.
— Ну как? — благоговейно спросила Долорес. — Так лучше, правда?
— Мда, безусловно, — ответил Эстебан.
Ему не хотелось признаваться ей, что он всё равно ничего не понимает. Девушка смотрела на него с уважением, и Эстебану казалось, что если он признается в своей некомпетентности, то это тепло и уважение улетучится из глаз Долорес.
Что же делать? Посоветоваться ему было не с кем. Никто из Гильдии оружейников не должен узнать об этом приборе. Значит, обратиться к их опыту и находчивости не представляется возможным.
Есть другой вариант — написать письмо друзьям. К примеру, разыскать того же неугомонного Фергюса, честного Фокси, отважного Хоуди. Но что Эстебану в этих письмах, если каждое из них подвергнется жёсткой цензуре? Нет, в письмах ничего нельзя писать. Так можно погубить и себя, и Долорес, и всех товарищей.
Эстебан лихорадочно размышлял. Ему казалось, что мысли, как птицы в клетке, бьются внутри его черепа. Возможно, так оно и было, а может, его лицо отражало все переживания, потому что Долорес вдруг произнесла:
— Эстебан, я думаю, что ты никогда в жизни не сталкивался с такой штукой.
— Откуда ты… То есть почему ты так решила?
— Мне кажется, — тихо продолжила Долорес, — что никто на Сариссе с этим не сталкивался. У нас такого не бывает. Понимаешь, мой отец, хотя и запрещает людям интересоваться всякими волшебными или просто необычными штучками, сам большой их любитель. Он покупает то зелья, то амулеты, то ещё что-то в этом роде. Так вот я тоже интересовалась в своё время его покупками. Никогда не попадалось ничего подобного.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Это артефакт, совершенно не характерный для Сариссы.
Эстебан с удивлением посмотрел на Долорес.
— Ну, в жизни бы не подумал, что легкомысленная девушка из аристократической семьи может так рассуждать!
Долорес улыбнулась, посчитав это комплиментом:
— Я понимаю, что тебе сейчас трудно, ты скрываешь эту вещь, тебе не к кому обратиться. Но, Эстебан, послушай, если ты не будешь спать по ночам, ты никогда не придёшь к разгадке.
Она мягко забрала прибор из рук оружейника.
— Пойдём спрячем его не в твоем столе, а у меня среди украшений. Никому и в голову не придёт искать его там.
Так они и поступили. Хронометр уютно устроился среди браслетов, серёг и пуховых подушечек. А когда Эстебан собрался пожелать Долорес спокойной ночи, та лёгким движением руки остановила его. Эстебан непонимающе взглянул на неё. Долорес загадочно улыбалась.