Плюс

В большой зеленой комнате, выделявшей углерод и двуокись углерода, и не бывшей тем зеленым, что выделяло кислород, хороший голос сказал: «У нас потери», — и спросил все ли ладно, Имп Плюс. Поскольку он побледнел. Потому что кровь, которую он скоро должен пролить, отхлынула от его лица. И это внезапное падение (причина или следствие громоздящейся головной боли) вызвало вдоль середины крови обратный отток — ткань веретен, запруженный бревнами поток, к какому-то месту, безопасному среди клеток того, что останется, когда у него отнимут его останки. Он этого так боялся, что думал лишь о том, что дышит двуокисью углерода въедливого голоса, но опасался он, что, получая СО2, ничего не выделяет взамен.
И все ж веретена. Ось на оси. Не бескрылые фюзеляжи, и гораздо больше, чем бревна в реке, да и не впервые или бледно-зеленая комната. Но каскады носились челноками из плазм к свету слишком быстро для ионизированных слов, как хромосомы, чтобы выделять страх перед тем, что они именовали не больше, чем ради одной его части, которая осталась бы, когда слова операции его вычли. Ось на оси. Электромагнитный каскад. Части, раздробленные на самое свежее движение, не распавшуюся двуокись — в этом и был замысел. Или самое оно. Или его желание или желанная память. Также страх. Стать растением, продаваемым как Дополнение, торговцем, который сумел зацепиться. Поскольку Имп Плюс попал бы в новости.
Но он застрял между знанием. Он измыслил электромагнитный каскад. Это не было неправильно. И было гораздо больше, чем бревен в реке, но в мыслях он видел те бревна твердыми. Но сейчас Земной взгляд был затемнен годами, да это и к лучшему.
Тот взгляд, такой же далекий теперь, как и весенний день, когда к нему прикоснулись — он не мог отбросить прикосновение — другим смехом, поднимавшимся вверх по сетке его спины, и он отвернулся от карбюратора под поднятым капотом автомобиля, который не заводился, и увидел первые просторы морских гребней, срезаемые тремя ширококрылыми буревестниками.
А ближе увидел легкий смех и рот. И чтобы сохранить лицо, начал говорить, что причина неполадки между контактами и карбюратором. Но рот произнес: «Не стоит о машине», — и говорил слова, свернувшие мягкий смех внутрь, в слова, которые сказали: «Хорошо, что я не собрала сумку».
Что-то лежало между теми словами и следующими. Это СО2 или это Кислород?
Что бы то ни было, оно поступило не из въедливого рта, выдувшего сплющивающийся эллипс, а из другого рта — словами, всех значений которых этот другой рот не знал. И эти следующие слова были «Путешествую по свету налегке».
Между которыми теперь должно поступить слабое эхо, передающее правильные скорости. Но правильные ли? К тому же Имп Плюс не знал, это передачи Центру или ему. Казалось, он передавал внутри самого себя. СЛАБОЕ ЭХО. ВЪЕДЛИВЫЙ ГОЛОС. ХОРОШИЙ ГОЛОС.
Он должен учитывать вваливания, он должен учитывать вываливания, на формы вокруг — внемлют они ему или нет?
Вокруг было больше, и еще больше вокруг присоединялось к Имп Плюсу.
4.
Но тогда Имп Плюс не подготовился вспомнить, что потерял все части тела. Ему не следовало готовиться.
Затем Операция ПС вот-вот должна была начаться с ним. И вместо желанного воспоминания, чтобы помочь ему войти в то, что может ждать впереди, его отбросило назад во вспомнившееся желание.
Запах тех глаз на морском побережье пришел лишь теперь, когда Земля далеко позади. Глаз над приоткрытым ртом.
Что их принесло? Тот же рот, чей смех спиралью взбирался вверх по сетке его позвоночника и развернул его.
Рот тогда произнес слова. Этот рот, который Имп Плюс не был готов вспомнить, вмешался в его собственные слова, разделяя их. Он появился. И затем проник внутрь Имп Плюса, когда тот закрыл глаза.
Какие глаза?
Глаза, что у него раньше были.
Поскольку он своими собственными глазами удерживал те глаза, что были не его, а также рот, пока в тех глазах не расплылось, и они не перестали быть там, и глаза Имп Плюса закрылись, а другой рот на самом деле не утратился, а нашелся поверх его. Так как у него он раньше тоже был.
 
Но чей был рот, нашедшийся поверх его?
Ее рот. Он не готов был запоминать рот или слово ее. Он склонился во все свои слова. Те были решеткой до того глубокой, что не звучали. Поскольку он изменился. Он погрузился сквозь их шансы к неизвестному.
Имп Плюс раньше был готов помнить, что глаза появляются из нужды в питании. Но сейчас вместо этого он обнаружил, что глаза будут его питать. Обнаружил это в аромате тех глаз над ее ртом. Сладком, поскольку в камерах этих глаз был сахар. Не заряд для выстрела в Имп Плюса. Наоборот — медленное движение внутри. Медленное переливание за растяжку волокон, вцепившихся в объектив. Вот что.
Но то было не сейчас на орбите, а тогда на Земле, с его телом, разламывающимся на все более мелкие части, которые стали такими маленькими, что он думал, будто они сами по себе, а не он. Штука в том, что думал он так тогда на Земле, но только теперь узнал, что думал. Словно его неизвестная мысль тогда на Земле была самими частями. Чья суть была в том, чтобы о них узнали позже. Части, выворачивающиеся наизнанку. Но лишь теперь на орбите Имп Плюс увидел то, что видел. Он смотрел в глаза, которых здесь не было, и видел сахар их потока.
И сахар не такой сладкий, как сам поток, видимый вдоль северной радуги, слегка разомкнувшейся перед объективом. Он знал радугу, но то, что он был готов вспомнить, была радужка. Радуга северная, потому что синяя. Синее, но и дальше зеленой. Зеленее долгих длин волн крови, которую Имп Плюс видел красной.
И волны цвета были пульсацией радуги. Закрывали ее и открывали. И кольца мышц, что были в клетках, могли изменять размер. Но здесь — или там — в глазах на Земле, кольца сократились, чтобы сжать концы радуги друг с другом через зияние зрачка, который уменьшился, и Земной рот сказал Имп Плюсу: «Хорошо, что я не собрала сумку».
Он стал счастлив.
Имп Плюс не знал рот или ее.
Но тот аромат сладости из ее глаз, чьи точки теперь вновь раскрылись, когда кольца расслабились, и радуга разомкнулась, и сладость потекла из камеры в вену слаще, чем уровни глюкозы Центра или Слабого Эха, был мучнистым младенческим запахом, подобным дыханию птицы, которая выпала из гнезда, и ее кормили из пипетки.
«С уровнями глюкозы можно дойти лишь до некоторого предела», — подумал Имп Плюс, и Центр ответил: ОТКАЗ ИМП ПЛЮС ОТКАЗ. УРОВНИ ГЛЮКОЗЫ ВЫСОКИЕ И ВЫ ДАЛЕКО ПОЙДЕТЕ. КАК ОНИ СЛЫШАТ ТАМ, ИМП ПЛЮС?
Слабое Эхо передало глюкозу обратно Центру: Имп Плюс позволил этому случиться. Глюкоза была не просто высокой. Она была настолько высокой, что Центр запросил повтор. Глюкоза, казалось, была настолько обратна низкому уровню, что, возможно, сбоил вывод измерителя.
Имп Плюс отпустил Слабое Эхо, и когда оно пропало, почувствовал как прикосновение то, чем было для него это Слабое Эхо.
Имп Плюс видел больше зеленого. Видел больше, чем то, что у него были глаза. И раньше наблюдал за преобразованиями формы зеленого без нужды их называть так, как называешь океан, в котором содержится зона посадки космического корабля. Имп Плюс помнил, что готовился ПОМНИТЬ: глаза возникли из нужды в питании. Но он не готовился помнить энергетические станции клеток, поименованные так Въедливым Голосом, который добавил: «Для тебя — митохондрия», — словно митохондрия была бы понятнее Имп Плюсу, чем энергетические станции. Еще Имп Плюс не готовился помнить, однако сейчас не мог не помнить. Посредник Связанного Мира Высокой Энергии, слов Въедливого Голоса, добавившего: «Для тебя — АТФ», — словно Имп Плюс знал. В этих обратностях нездоровое желание Въедливого Голоса выросло, подобно эластичному дыханию защитного покрытия, сквозь которое Имп Плюс не мог пробраться. Нездоровое желание упорствовало, словно форма его крови после того, как ее спустили в чистый мешочек. Имп Плюс обнаружил много слов, которые знал.
«Лучше вызубри», — сказал Въедливый Голос.