Плюс
Значит этим расщеплением он подумал себя надвое, подумал о том, как слово Центра СПАТЬ похоже на линию вдоль середины, и пытался увидеть, на одной ли стороне Слабое Эхо. Чем больше он растягивался, тем больше охватывал, но, охватывая, он не был на двух сторонах наклона, над которым упорствовал быть, он был на многих. Когда он растянулся слишком далеко, он припомнил ноги. И когда припомнил — упал, и его обожгло на расстоянии той глубокой железой, что некогда сворачивала и разворачивала свое пламя. Железа была под телами или островками. Но, казалось, обогащала их и питала энергией, заполняя пространства между ними. Однако он не видел энергию теперь беспламенной железы, поскольку, тянясь к нему в его охватывающее падение, она поймала его в перевернутую вилку обнаженного его самого. Затем его растяжение рухнуло в себя, а с ним и расстояние, какое оно склонилось пересечь. Но при этом, а также думая сделать обратное и открыться, и протянуться вновь, он знал, что приблизил железу к себе.
Требованием времени.
И он знал, что прохладная мокрая женщина, поднимавшаяся вдоль его согретых Солнцем ног, была частью отгула, хоть она и не знала, что нашла на нем далеко не только Калифорнийское Солнце.
Поскольку яркий блеск где-то в дюне был больше, чем одним; его было два. И каждая линза темных очков наблюдателя в дюнах отражала больше, чем Солнце, и женщину, и Имп Плюса, каким он был: они отражали также большую зеленую комнату проекта и тень, отлитую по Имп Плюсу в те последние выходные, чтобы не дать ему то, что он хотел, — побыть одному.
Они ему тогда не доверяли.
Быть снаружи.
Боль, которая была не расщеплением и не простой осью расстояния, снова предложила себя.
Имп Плюс растянулся, чтобы встретить через пустоту.
Подобно доверию, то была пустота, какой он сопротивлялся, но привел к созданию.
Вдоль ее новых краев катились дуги-потоки. Он пока не мог следовать за ними туда, где они начинались, но должен посмотреть, чтобы пустота создалась просто потому, что он пошел против нее. Зная это, он не упал, в этот раз.
Снова, железа снизу опалила ему какую-то нижнюю часть.
Какую нижнюю часть? В ответ он вспомнил о замечательной чаше желания его самого. Она однажды была серединной точкой — теперь не больше серединой, чем точкой. Но все еще желания.
Что-то сделать.
Что и оказалось: сначала думать, чего оно некогда хотело и делало в то же самое время, когда было серединной грядкой тела.
Тело, по которому под Солнцем взбиралась женщина. Неся с собой всю соль моря. Замереть на той серединной части его на какое-то время: время, что, как эта ночь, все делилось и делилось на свое собственное измерение ее: ее покоя. Стало быть, время так запущенное блеском наблюдателя в дюнах, что, смотря вниз через оптическое перекрестье и сквозь нижние островки, поименованные Слабым Эхом, и теперь, позади лучистой железы, чья сила стреляла в него, к скошенному назад шву, вдоль которого поле клеток сияло желто-пропитанным, словно благодаря чему-то еще, Имп Плюс ощущал, как ее покой воздействует на него, и склонялся к мысли, что он спроецировал тот желтый своим зрением, и склонялся к тому, чтобы обнаружить свое зрение лишь как отражение теплой силы железы.
Но думал так из-за женщины. Потому что то, что она давала, — время, которое она давала, — что отбросило в сияющую дюну тень проекта на много световых лет, — заставило тогда его задуматься, что его желание — полностью ее.
Что было не так. Поскольку, как Солнце, полученное ей от его тела, желание, которое очки в дюнах вспышкой в нем зафиксировали, пришло издалека за теми очками. Оно пришло от громового удара, прощупывающего бытующее в серединной части его тела в большой зеленой комнате, где он просил об отгуле. Прощупывая бытующие тем словом восстановление — как бы подготовка для человека, которому они не доверяли.
Где был Кап Ком?
В то же время слово восстановление, поступившее от Въедливого Голоса, лишь отражалось от Хорошего Голоса. Хотя еще раньше был именно Въедливый Голос: говоря: «Ты ведь не хочешь длиться вечно».
Говоря с нездоровым желанием.
Тогда как Хороший Голос, всегда такой уверенный, всегда по делу: Сверхурочные изо дня в день, ловить и доить Солнце.
Это был проект. Захват.
При цикле темноты Имп Плюс припомнил силу Солнца и то, что он знал перед запуском.
Сейчас его стало больше, чем при запуске: его стало больше, чтобы вспоминать: однако помнил ли он сейчас меньше?
Но другими словами.
Проект был Солнце. Здесь было то, чего он искал, когда вмешался Центр: он искал, откуда выкатились все эти дуги деловитых люменов.
Центр говорил. Центр говорил. Считалось, что Имп Плюс частично бодрствует. Имп Плюса спрашивали, может ли он в этой бреши датчика углеродной реакции ощущать высокое поступление из каналов водорослей, поскольку была ничтожная вероятность попадания в систему Имп Плюса неочищенного азота из растений, поэтому Имп Плюс мог ощущать то, что ныряльщики называют глубинное опьянение.
Имп Плюс не отвечал и не чувствовал никакого движения в Слабом Эхе, чтобы ответить.
Центр спрашивал, не отвечал ли Имп Плюс, чтобы сберечь энергию; Центр сказал, что пробуждение и глубокий сон невозможны в одно и то же время, однако Центр слышал быстрые волны низкого напряжения, которые пробуждались, и в то же время слышал залпы шипов высокого напряжения и эквивалентов фазы быстрого сна, что означало глубокий сон; и Центр, в странных, терпеливых подробностях подчеркнул, что аккумулятор, накапливающий электрическую энергию из элементов солнечных установок, продолжал работу на максимуме, но этого не могло быть, сказал Центр.
Имп Плюс не ответил.
ВЫ ПОЛУЧАЕТЕ НАС, ИМП ПЛЮС? ЕСЛИ ПОЛУЧАЕТЕ, ВЫ ДОЛЖНЫ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЭНЕРГИЮ.
В темноте Имп Плюс видел лопасти, вращающие ветер, превращающие ветер в силу. Вот и все.
Но нет, там было отличие: между тем, что он видел, когда смотрел на части дуг, зацикливающих свет мозговой суши, и тем, что видел, когда видел огромные решетчатые панели, перемалывающие ветер снаружи в черную сушу космоса. Поскольку ветра не было. Там, где панели перемалывали солнечный ветер, не было воздуха.
И тут их не было, хотя они были частью Имп Плюса.
Они были не внутри мозга. Но не были они и внутри капсулы, чьи переборки находились снаружи мозга, или того, что он считал мозгом. Панели, принимающие солнечный ветер, который был не ветром, а дождем из лучей, принадлежали капсуле, но не в ней, и он лишь думал, что их видит.
Центр был снаружи капсулы, но он производил звуки, которые Имп Плюс получал внутри. Вот и все. Продолговатые клетки на панелях улавливали Центр и передавали Центр снаружи внутрь. Продолговатые клетки на панелях могли и не быть клетками Имп Плюса, но они были частью того, частью чего был и он сам.
Клетки были капсулы, но снаружи.
Продолговатые клетки, которые он видел, решетки клеток, панели решеток клеток, он припоминал картинки или другие модели других кораблей, возможно, не ИМП с лопастями ветряных мельниц, несших на себе панели решеток клеток; но видел ли он их на самом деле? Он слышал их в смешанных голосах. Въедливого, Хорошего и другого.
Вообще-то он не видел клеток, потому что они были снаружи, а он был всегда внутри. Хотя на Земле, он однажды был снаружи их, и там были панели клеток, но без ветряной мельницы, мельница была в его голове, а проектный голос, ни Въедливый, ни Хороший, говорил тогда в голову, которой у Имп Плюса не было. Клетки получали Солнце и давали капсуле энергию принимать Центр.
Но сейчас была ночь — ночь ночей, разделяющая себя, однако повертывающаяся к концу. Снаружи не было Солнца, разве что очень далеко снаружи: вокруг изгиба, наподобие оси расстояния, но больше: поскольку кривизна эта двигалась.
Что значило, как он видел, что то Солнце, какое было здесь из солнечных элементов-клеток, накопилось тогда, когда здесь было Солнце. Накопилось как энергия.
С восторгом Хороший Голос сказал: «Солнце бьет в установки; оно не может сбежать. Мы его поймали».