Жара

– Анна Германовна, прошло мало времени. Я начал над этим работать только вчера во второй половине дня. Если вы разрешите, я повторю знаменитое путешествие Радищева из Петербурга в Москву, поговорю еще с милиционерами в отелях и ресторанах. На многое не рассчитываю, но есть шанс, что любящий сын Владимир сделал на пути еще один привал.
– Очень дельное предложение, – согласилась Анна. – Теперь, товарищи, поговорим о поспешном бегстве госпожи Пушкарь.
При этих словах лицо Михаила Розенфельда выразило гамму самых противоречивых переживаний и тревоги.
– Михаил Борисович, – продолжила Анна, – давайте называть вещи своими именами. Никакого исчезновения, похищения Оксаны и тому подобного нет.
Розенфельд возразил:
– А что этот гад, мой братец, не мог?..
– Я ведь неслучайно так подробно интересовалась тем, что исчезло с вашей супругой. Она ведь успела собрать почти все свои вещи. Сергей Николаевич, у меня есть к вам большая оперативная просьба: я попрошу вас взять пару ребят (я понимаю, что сегодня суббота) и проверить аэропорт Пулково и пару вокзалов. Конечно, Московский, Витебский, ну вот и все. Давайте, сделаем это без бумажной волокиты. Но в случае чего я подключу Дорофеева.
– Есть, – радостно рявкнул Громов. – Сейчас бегу исполнять. Анна Германовна, скажите, а что с Владимиром Розенфельдом? Что с его исчезновением?
– Работаем, – вздохнув, ответила Анна. – Времени, конечно, прошло мало. Но мы залезли в осиное гнездо, именуемое московским представительством компании Колорадо Текнолоджис. Не хочу вас, Михаил Борисович, еще более расстраивать, но похоже, что ваш брат был не безгрешен перед российским законом.
– Я в этом не сомневался, – только и буркнул Михаил Розенфельд.
* * *
Розенфельд остался обедать с семейством Захарьиных-Измайловых, а Громов чуть ли не бегом направился к своей милицейской машине с мигалкой. «Энергичный парень», – подумала Захарьина. Потом все вместе пошли на море. Верочка ни на минуту не отставала от папы. «Как все-таки интересно устроена семейная жизнь, – подумала Анна, – я три года облизываю своего маленького детеныша, бабушка не знает, как угодить внучке, но стоит появиться Федору – и все внимание переключается на немногословного, скупого на ласку, огромного папу». После купания, имитации загорания и прочих приятных вещей, компания вернулась в отель, где сразу же разместилась в ресторане для семейного обеда. Не позавтракавшая Анна готова была съесть зажаренного шахматного коня. Но намечавшееся начало трапезы было омрачено телефонным звонком. Это был Громов.
– Анна Германовна, мне много рассказывали о вашей интуиции, но такое…
– А что сучилось? – встревоженно спросила Анна.
– Оксана Петровна Пушкарь отбыла из Санкт-Петербурга 12 августа. Она вылетела в Харьков. Кстати, как ни странно, Пушкарь хорошо запомнили пулковские ребята. У нее было 20 кг перевеса, за который она добросовестно расплатилась.
– Сергей Николаевич, вы молодец, – Анна с опаской подумала, что Громов и сейчас закричит в трубку о том, что он служит России. Но ничего подобного не произошло.
– Просто я выполнял ваши указания, – скромно ответил капитан.
Договорившись о дальнейшем взаимодействии, Анна дала отбой.
Вернувшись за столик, она посвятила Михаила Борисовича в результаты изысканий Громова. При этом она с болью наблюдала изменения в лице собеседника.
– Михаил Борисович, можно вас на минуточку? Пройдем на веранду.
Розенфельд вяло поплелся за Анной к выходу «на воздух».
– Вы знаете, – мягко и ласково сказала Анна, – по-моему все будет в порядке. Найдете вы свою Оксану.
Розенфельд горестно вздохнул:
– Скажите, откуда такое чудовищное предательство? Бросить меня в такой момент! Я ведь к ней всей душой. Она для меня была всем. Я был уверен, что она любит меня искренне. И тут вдруг такое!
– Михаил Борисович, – стараясь быть максимально убедительной, сказала Анна, – я уверена, что ваша жена совсем не так виновата, как вам это кажется сейчас. Знаете, иногда люди совершают некрасивые поступки в силу стечения каких-то внешних обстоятельств.
 
– Неужели ее купил этот гад, Вова?
– Пока ничего на это не указывает. У меня есть определенные подозрения, но для их проверки должны помочь украинские коллеги. Сейчас там, конечно, во всем видны последствия оранжевой революции. Но все-таки деловые связи с украинскими коллегами частично сохранились. У моего мужа там есть друзья в правоохранительных органах. Мы найдем Оксану.
День завершился в гораздо более спокойной и теплой обстановке. Михаил Розенфельд откланялся и поехал домой, а семейство Захарьиных-Измайловых сосредоточило силы на том, чтобы уложить Верочку спать. Присутствие отца и матери явно разгуляли ребенка. Бабушке с трудом удалось заманить девочку в кроватку, где она мгновенно заснула.
Стремительное развитие расследования потребовало от Анны уйти в парк и придаться уединенным размышлениям. Хорошенько подумав, она набрала номер своего старого знакомого Соломона Давидовича Маркова.
* * *
– Слушаю вас, Анна Германовна, – раздался в трубке бодрый и, как всегда, доброжелательный голос старого геолога. Захарьина тесно сошлась с этим удивительным человеком во время расследования дела об убийстве Верта. Человек старой закалки, обязательный, исполнительный и глубоко порядочный, он тогда очень помог в раскрытии так потрясшего его вероломного злодеяния. Будучи в преклонном возрасте, он все еще продолжал работать заместителем директора созданной Вертом компании РИНО (Российское инновационное нефтяное общество), где отвечал за вопросы экономики и финансов.
После приветствий и вежливых разговоров о состоянии здоровья и делах, сетований на жару, Анна спросила Соломона Давидовича:
– Вы что-нибудь знаете о человеке по имени Владимир Розенфельд, который позиционирует себя как протеже покойного Николая Константиновича? И делает это на протяжении довольно длительного времени. Честно говоря, у меня появились веские основания считать, что он занимается некрасивыми, а возможно, и противозаконными делами. Понимаете, куда я клоню?
– Анна Германовна, – ответил старик. – Вы не первая, кто спрашивает меня про этого достойного сына лейтенанта Шмидта. Я вообще очень расстроен тем, как имя Николая используется после его смерти. Это знаете, как у Высоцкого через много лет после его смерти набралось столько «друзей», приятелей и соратников, что вообще непонятно, где все они были, когда великий поэт погибал. Я все время слушаю: тот был другом Верта, этот с ним учился, третий ходил с ним в детский сад и так далее. А об этом человеке – я имею в виду Розенфельда, – меня уже спрашивал ваш близкий друг из Юнгфрау Кирилл Дунаев. Очень интересовался. Что ж по существу вашего вопроса я могу сказать только то, что никогда не видел господина Розенфельда и ничего не слышал о нем. Я поднял учет наших проходных и с уверенностью говорю, что Владимир Розенфельд никогда не был в нашем офисе. Тем не менее я считаю, что вам нужно поговорить с Ликой. Учитывая то, что этот Розенфельд из США, вполне возможно, что тут какие-то родственные дела, и Коля в качестве особого случая мог позвать его к себе домой. Но это все мои домыслы и нужно расспросить Лику.
– Я ей позвоню, – сказала Захарьина. За последние годы Анна сдружилась со вдовою профессора Верта Ликой Мирошиной. Она считала ее благородной и великодушной женщиной, не жалевшей своих душевных сил в воспитании сына Николая Константиновича маленького Коленьки. То обстоятельство, что матерью Коли была не Лика, а совсем другая женщина, не бросало никакой тени на ее чувства к мальчику. Редкая мать так страстно любила ребенка, как Лика любила сына своего мужа.
– Связаться с Ликой будет непросто, – возразил Марков. – Она увезла «свое сокровище» на туристическом теплоходе, следующем по маршруту Москва – Пермь. Связь с ней бывает не всегда. Но мы с ней созваниваемся каждые два-три дня. Я предлагаю сделать так. По моему мнению, завтра она должна быть в Елабуге. Знаете такой город на Каме?