Живые. История спасшихся в Андах

Панчо Дельгадо «паразитировал» не больше Инсиарте, но не отличался такой же открытостью, как Коче, и не был давним другом Фито Штрауха, зато обладал даром красноречия и обаянием, до той поры неплохо помогавшими ему в жизни. Супруги Сартори поначалу не хотели, чтобы их дочь стала его невестой, но со временем были покорены букетами цветов и подарками — Панчо никогда не приходил к ним с пустыми руками.
В горах цветы не росли, а от обаяния и умения красиво говорить в экстремальных условиях проку немного. Красноречие Дельгадо обернулось против него. Ему не простили легкомысленного оптимизма. Один из старших, он с самого начала обязан был трезво оценивать обстановку, а не обнадеживать всех понапрасну. Когда Дельгадо заявил, что не может работать из-за раны на ноге, некоторые не поверили ему и сочли притворщиком.
Взаимоотношения в коллективе становились все более натянутыми. В состоянии стресса люди склонны искать козла отпущения, и Дельгадо хорошо подходил для этой роли. Его единственным другом из прежней жизни был Нума Туркатти, но тот, став представителем элиты, не задумывался, насколько хорошо остальные ладили между собой. Другие члены общины, которых подозревали в отлынивании от работы, могли хоть чем-то оправдать свое неучастие в общих делах: Метоль — болезненным состоянием, Манхино, Сабелья, Харли и Франсуа — юным возрастом, а Инсиарте со свойственным ему добродушием просто отказывался выполнять любые просьбы и указания. Вдобавок он всегда оставался самим собой, а вот у Дельгадо уже успел сформироваться весьма прагматичный взгляд на вещи. Он жил так, словно вел непрерывную игру в покер, но не понимал, что текущий расклад карт сулит ему мало хорошего. Парень голодал и не имел возможности стянуть лишний кусочек мяса ни самостоятельно, ни с помощью друзей или покровителей. Таким образом, его положение в коллективе становилось незавидным.
Результаты пробного похода отразились на Рое Харли и Карлитосе Паэсе самым неожиданным образом. Рой, проявивший больше стойкости, чем Карлитос, утратил боевой настрой. Когда его не отобрали для экспедиции, он решил, что друзья в нем разочаровались, и эта мысль, особенно после смерти его близкого друга Николича, терзала юношу не меньше, чем боль в сломанной ноге. Рой стал очень обидчивым, начинал плакать, если кто-нибудь заговаривал с ним резким тоном, и визгливо кричал, как капризное дитя. Он превратился в ленивого и эгоистичного трутня, и заставить его работать удавалось только оскорблениями.
Карлитос же, наоборот, изменился в лучшую сторону. Этот избалованный и боязливый привереда стал весьма трудолюбивым и ответственным работником. Он помогал резать мясо, а также взял на себя обязанность закрывать на ночь вход в салон.
Характер у него был противоречивый. Иногда он напускал на себя начальственный вид, ссорился с товарищами и хватал не причитавшиеся ему куски чаще остальных, однако его обновленная натура теперь служила для многих моральным примером. Карлитос был самым юным в «Фэйрчайлде», но плотное телосложение и грубоватый голос делали его похожим на огромного плюшевого медвежонка. Его взгляды отличались наивностью, речи — высокопарностью, а поведение — безответственностью (он периодически терял в снегу зажигалки и ножи), но даже в горах, как и в Монтевидео, мысль о Карлитосе могла вызвать улыбку, и причиной тому были не столько шутки, сколько комический эффект, который производили его внешний вид и характер. Этот дар оказался полезным — иные поводы для улыбок возникали у парней нечасто.
Карлитос Паэс входил во второй властный эшелон: вместе с Альгортой и Сербино он помогал кузенам Штраух. Эти трое стали своего рода сержантами, получавшими приказы сверху и спускавшими их вниз. Густаво Сербино имел склонность льстить старшим и запугивать младших, хотя в свои девятнадцать лет относился ко второй категории. По натуре он был мягок, но раздражителен. Как и Канесса, Густаво быстро терял самообладание и приходил в ярость, когда, например, кто-нибудь занимал его место напротив Даниэля Фернандеса, к которому он особым образом привязался. Если Фернандес просил Густаво одолжить одну из его пар брюк, то никогда не получал отказа, но, когда с той же просьбой к нему обращался Висинтин, срывался и кричал:
 
— Да пошел ты, скотина! Иди ищи брюки сам!
Фернандес и Сербино отвечали за сбор и хранение всех денег и документов погибших пассажиров «Фэйрчайлда». Густаво также взял на себя труд расследовать любые проступки, в том числе ночные хождения, нарушающие покой остальных. За это его стали называть детективом. До авиакатастрофы у Сербино было прозвище Уши, но потом ему дали новое — Карузо, когда в одной из общих бесед о еде выяснилось, что он никогда не пробовал каппеллетти-алла-Карузо[75] и даже не знал, что это блюдо собой представляет. Сербино поддразнивали за его мягкий характер и доверчивость. Приятели посмеивались над ним, потому что нередко поздним вечером или ранним утром он не мог отличить солнце от луны. А еще он был законченным пессимистом. Если Фито просил выйти наружу и узнать, какая стоит погода, Сербино, вернувшись в салон, заявлял:
— Там зверский холод и надвигается пурга.
Тогда Фито говорил Карлитосу:
— Сходи-ка ты посмотри.
И жизнерадостный Карлитос возвращался с докладом:
— Идет снег, но это ненадолго. Через полчаса разгуляется, и мы увидим чистое голубое небо.
Педро Альгорту вряд ли можно было назвать героем. Из всех склонных к унынию ровесников он, пожалуй, должен был первым впасть в депрессию. Педро начинал учиться вместе с остальными регбистами в колледже «Стелла Марис», но затем продолжил свое обучение в Сантьяго и Буэнос-Айресе из-за переездов, связанных с работой отца, и потому почти не имел знакомых в новой компании. Из двух его друзей один, Фелипе Макирриаин, погиб, а второй, Артуро Ногейра, получил серьезные травмы и крайне редко выбирался из самолета, пребывая в угрюмом настроении.
Некоторые качества Альгорты могли вызвать отчуждение между ним и ребятами. Он был застенчив, замкнут и придерживался социалистических взглядов в противовес окружавшим его сверстникам — большей частью шумным и компанейским консерваторам. В Уругвае Альгорта состоял в Широком фронте — общественном движении, впервые масштабно заявившем о себе на прошедших незадолго до авиакатастрофы всеобщих президентских выборах. Даниэль Фернандес и Фито Штраух, напротив, являлись членами Национального университетского движения (НУД), выступавшего в поддержку Вильсона Феррейры (либерала из «Бланко»). Эдуардо Штраух голосовал за Хорхе Батлье, либерала из «Колорадо», а Карлитос Паэс — за генерала Агеррондо, реакционера из «Бланко».
Еще одной бедой Альгорты была амнезия. Юноша все никак не мог вспомнить, что он и его товарищи делали в последние дни перед вылетом. Однажды он в приливе радости начал бегать вокруг самолета, услышав от Инсиарте, что в континентальном чемпионате по футболу победил аргентинский клуб. Это, конечно, было неправдой. Потеря памяти имела для Альгорты и более серьезные последствия. Он совершенно забыл, что главной целью своего путешествия в Чили избрал вовсе не приобретение дешевых учебников по экономике и не изучение специфики южноамериканского социализма, а встречу с девушкой, с которой познакомился, когда жил в Сантьяго. Альгорта верил, что любит ее, но они не виделись уже полтора года, а переписка не могла в достаточной мере подпитывать их роман. В Чили он собирался окончательно разобраться в своих чувствах, но после авиакатастрофы начисто забыл о девушке. Одной из причин, по которой он теперь стремился в Монтевидео, было желание найти там подругу сердца.
Альгорта ясно отдавал себе отчет в том, что должен работать, и его трудолюбие получило одобрение кузенов Штраух. Он чувствовал себя чужаком, поскольку не мог поддерживать частые беседы о сельском хозяйстве, но гнетущего одиночества все же не испытывал.
Трое парней, ставших неформальными лидерами маленькой общины, а именно Эдуардо и Фито Штраухи и Даниэль Фернандес, не особенно выделялись среди товарищей личностными качествами. Они заняли главенствующее положение в коллективе лишь благодаря своей сплоченности.