Живые. История спасшихся в Андах
Паэс, Харли и Висинтин горели нетерпением идти в Чили. Все они были достаточно крепкими, однако, по мнению старших товарищей, слишком юными для столь рискованного предприятия. Способность молодых людей здраво оценить трудности, ожидающие их вдали от самолета, вызывала сомнение. В итоге решили, что эти трое совершат пробный однодневный поход. После схода лавины отдельные храбрецы уже предпринимали короткие вылазки в горы. Франсуа и Инсиарте поднялись на 300 футов[70], через каждые десять шагов останавливаясь на перекур. Туркатти и Альгорта отправились туда, где лежало крыло. Альгорта потратил на этот поход больше сил и энергии, чем на предыдущий. Он заметно сдал, так как тоже не мог заставить себя есть сырое мясо.
В одиннадцать утра, спустя неделю после разгула снежной стихии, Паэс, Харли и Висинтин отправились на разведку. Они намеревались добраться до подножия высокой горы на дальнем краю долины и были уверены, что обернутся за день.
Каждый надел по два свитера, две пары брюк и регбийные бутсы. На снегу образовалась наледь, поэтому парни с легкостью шли по долине, огибая места, в которых склон становился чрезмерно крутым. Они не взяли с собой никакой поклажи, чтобы не затруднять спуск, и после полутора часов пути наткнулись на крышку заднего люка лайнера. Рядом валялись вещи из бортовой кухни: два алюминиевых контейнера из-под кофейных банок и бутылок кока-колы, мусорная корзина и стеклянная банка из-под быстрорастворимого кофе. На дне обнаружилась горстка гранул. Ребята наполнили банку снегом, с трудом растопили его и выпили талую воду с легким кофейным привкусом. Затем покопались в мусорной корзине, к своей радости, нашли несколько леденцов, разделили их поровну и начали сосать, усевшись на снегу. В эти минуты счастливцы находились на верху блаженства. Еще были найдены газовый баллон, разбитый термос и немного мате. Термос они взяли с собой, высыпав в него чай.
Прошагав вниз по долине еще два часа, путники лишний раз убедились в том, что расстояния на снежном просторе воспринимаются совсем иначе: гора оставалась почти такой же далекой, как и в начале пути. Продвигаться вперед становилось все труднее: полуденное солнце растопило наст, и ребята начали глубоко проваливаться в снег. В три часа пополудни они решили возвращаться к самолету, но подъем в гору обернулся сущим мучением. Небо затянули тучи, и пошел легкий снег.
Юноши освежились кофейной водой из банки. Рой и Карлитос прихватили с собой два пустых контейнера, которые могли пригодиться для приготовления питьевой воды, но вскоре бросили их: слишком тяжелыми оказались. Висинтин, напротив, не пожелал расстаться с громоздкой мусорной корзиной, служившей ему альпенштоком.
Путники по колено увязали в снегу. Склон становился все более крутым, а редкие снежинки сменились обильным снегопадом. Все очень устали. Рой и Карлитос поддались панике. Потеряв ориентиры в заснеженной долине, юноши не могли определить, насколько далеко ушли от самолета. Склон поднимался вверх уступами, и, каждый раз оказываясь на очередном из них, путники надеялись разглядеть впереди фюзеляж «Фэйрчайлда», но видели только голые скалы. Обманутые надежды повергали их в отчаяние. Рой начал рыдать, а Карлитос бессильно упал в снег.
— Я не могу больше идти, — сказал он. — Не могу! Не могу! Оставьте меня. Идите сами. Дайте мне умереть.
— Перестань, Карлитос, — проговорил Рой сквозь слезы. — Заклинаю тебя, идем. Подумай о своей семье… матери… отце…
— Я не могу. У меня нет сил…
— Поднимайся, слюнтяй! — крикнул Висинтин. — Мы замерзнем насмерть, если останемся здесь.
— Хорошо, я слюнтяй, трус. Не спорю. Идите без меня.
Рой и Висинтин не двинулись с места, обрушив на Карлитоса целый поток упреков, ругательств и уговоров. Наконец он поднялся на ноги и вместе с остальными взобрался на вершину очередного холма. Самолета по-прежнему не было видно.
— Как долго нам еще идти? — спросил Карлитос. — Сколько еще?
С трудом преодолев сотню шагов, он снова рухнул в снег и прокричал:
— Идите! Я передохну минуту и пойду за вами.
Но ребята и на этот раз не оставили друга. Они то осыпали его оскорблениями, то умоляли идти с ними. В конце концов Карлитос встал и двинулся вперед сквозь слепящий снежный вихрь.
До самолета они добрались, когда солнце уже село. Их товарищи с нетерпением ждали возвращения экспедиции, укрывшись в фюзеляже от метели. Трое полностью выбившихся из сил путников пробрались в салон через прорытый в снегу туннель. По лицам Карлитоса и Роя текли слезы. Ни у кого не осталось сомнений в том, что испытание оказалось нелегким и не все его выдержали.
— Это было невыносимо! — воскликнул Карлитос. — Невыносимо! Я сломался, хотел умереть и плакал как ребенок!
Рой весь дрожал, всхлипывал и молчал.
Близко посаженные глаза Висинтина были совершенно сухи.
— Задача оказалась очень сложной, — сказал он, — но выполнимой.
Так Висинтин стал четвертым участником готовящейся экспедиции. Карлитос после неудачи в пробном походе заявил самоотвод. Рой же, по словам Паррадо, слишком много плакал, поэтому тоже не годился для столь ответственного мероприятия. Услышав вердикт, Рой залился слезами. Он расстроился, узнав, что в горы возьмут Фито, так как знал его с самого детства и всегда чувствовал себя в безопасности, находясь рядом. Когда стало известно, что у Фито геморрой, Рой с радостью согласился остаться в самолете с кандидатами, не прошедшими отбор.
Четверо удальцов, вошедших в состав экспедиции, образовали компанию «воинов» и получили привилегии. Им разрешалось делать все, что могло укрепить их силы и дух. Мяса они ели больше остальных и забирали себе понравившиеся куски. Спали там, где хотели, и столько, сколько считали нужным. Их не привлекали к повседневной работе, хотя Паррадо и Канесса (правда, в меньшей степени) продолжали заниматься нарезкой мяса и уборкой салона. Четверке создавали воистину тепличные условия для тела и души. По ночам все молились за их здоровье, а днем говорили с ними только на оптимистичные темы. Метоль считал, что самолет разбился в глубине горного массива, но не напоминал об этом ни одному из членов избранного отряда. Если речь заходила о местоположении «Фэйрчайлда», каждый с уверенностью утверждал, что Чили находится всего милях в двух[71] от них, на противоположном склоне возвышавшейся над долиной горы.
«Воины» в определенной степени извлекали выгоду из своего особого положения в коллективе, что, конечно же, раздражало остальных. Сабелье пришлось отдать Канессе вторую пару брюк. У Франсуа осталась всего одна пара носков, а у Висинтина — целых шесть. Высушенные на солнце слои жира, которые голодающие аккуратно счищали с поверхности снега[72], брал себе Канесса, заявляя:
— Жир мне нужен, чтобы окрепнуть, а если этого не случится, вы никогда отсюда не выберетесь.
Паррадо и Туркатти не пользовались своими привилегиями. Оба работали так же усердно, как и раньше, и оставались неизменно спокойными и обходительными оптимистами.
Будущие покорители гор не были лидерами общины, но составляли особую касту. Они могли бы превратиться в некое подобие олигархов, если бы их могущество не ограничивалось триумвиратом кузенов Штраух. Из всех групп, членов которых связывали узы дружбы или семейного родства, после схода лавины в полном составе сохранилась лишь группа Штраухов. Самые юные потеряли Николича и Шторма, Канесса — Маспонса, Ногейра — Платеро, а Метоль — жену. Погиб и Марсело — признанный лидер как до, так и после авиакатастрофы.
Родственные связи Фито и Эдуардо Штраухов и Даниэля Фернандеса обеспечивали им преимущество перед остальными в том смысле, что кузены легче переносили не физические, а душевные страдания, обусловленные одиночеством в горах. Их суждения и поступки отличались прагматизмом, от которого было больше пользы, чем от красноречия Панчо Дельгадо и обходительности Коче Инсиарте. Уже в первую неделю после аварии кузены Штраух и Фито проявили настоящее мужество. Их недюжинная стойкость перед лицом горькой правды, умение принимать трудные решения помогли спасти несколько жизней, и выжившие были благодарны им.