Живые. История спасшихся в Андах

Все двадцать четыре человека, дожидавшиеся возвращения отряда, были рады снова видеть своих друзей, но остались глубоко разочарованы результатом похода. Маленькую общину повергло в ужас физическое состояние вернувшихся исследователей гор. Они обморозили ноги, хромали и после ночи, проведенной на склоне, выглядели устрашающе. У Сербино началась «снежная слепота»: он почти потерял зрение. Путников отвели в фюзеляж, уложили на подушки и накормили большими кусками мяса. Ели они жадно. Канесса принялся лечить их глазными каплями, найденными в чьем-то чемодане. Глаза очень сильно жгло, но больным было приятно, что о них заботятся. Сербино сделал себе из рубашки повязку на глаза. Два дня спустя он снял ее, но по-прежнему мог различать лишь свет и тень. Юноша продолжал использовать рубашку как защиту от солнечного света и не убирал ее даже во время еды. Из-за слепоты он стал крайне раздражительным.
Товарищи осторожно растирали покрасневшие и опухшие от холода ноги участников экспедиции. Все понимали, что в этом непродолжительном походе едва не погибли трое самых выносливых спортсменов, и многими вновь овладело беспросветное уныние.
 5 
В один из последующих дней установилась пасмурная погода, и самодельные снегоплавильни стали бесполезными. Пришлось вернуться к старому методу добычи питьевой воды — наполнять снегом бутылки и энергично встряхивать их. Потом Рой Харли и Карлитос Паэс сообразили, что из деревянных ящиков из-под бутылок кока-колы, найденных в багажном отсеке, можно развести костер. Они держали над огнем алюминиевые листы с насыпанным на них снегом, и в бутылки закапала вода. Скоро ее набралось достаточно, хватило всем.
Пока горел костер, группа юношей решила приготовить на листе алюминия жаркое. Даже слегка зажаренное, мясо приобрело несравненно более приятный вкус, чем-то напоминающий говядину, только нежнее.
Аромат привлек к костру остальных. Коче Инсиарте, у которого сырое человеческое мясо вызывало непреодолимое отвращение, нашел его вполне съедобным в жареном виде. Рой Харли, Нума Туркатти и Эдуардо Штраух согласились с Инсиарте и ели, представляя, что это говядина.
Канесса и кузены Штраух высказались против приготовления мяса на огне. Они пользовались большим авторитетом у ровесников, и потому к их мнению прислушивались.
— Поймите же: при температуре выше сорока градусов по Цельсию белки начинают разрушаться, — говорил Канесса со знанием дела и, как обычно, настойчиво. — Для получения максимальной пользы от мяса есть его нужно сырым.
— А когда вы его жарите, — вторил Канессе Фернандес, разглядывая маленькие ломтики на металлическом листе, — куски уменьшаются и значительная часть пищевой ценности улетучивается вместе с дымом.
Эти доводы не убедили Харли и Инсиарте — сырую человечину они ели через силу и очень маленькими порциями. В любом случае часто жарить мясо все равно не получалось: запас дров для костра составлял всего несколько ящиков, а сильный ветер мешал развести огонь на открытом воздухе.
Истощенный Эдуардо Штраух не без помощи кузенов поборол омерзение, вызванное сырой человеческой плотью. Харли, Инсиарте и Туркатти это не удалось, но они стремились выжить любой ценой и ели мясо, чтобы совсем не обессилеть. Только два человека по-прежнему не прикасались к нему. Это были самые старшие из выживших пассажиров «Фэйрчайлда» — чета Метоль. С каждым днем двадцать пять молодых людей постепенно крепли благодаря новому рациону, а Лилиана и Хавьер, довольствуясь остатками вина, шоколада и джема, напротив, чахли на глазах.
Физическое состояние супругов беспокоило всю общину. Марсело умолял их пересилить отвращение. Он приводил самые разные доводы и прежде всего слова Педро Альгорты:
— Считайте это причащением плоти и крови Христовой, ведь эту пищу дал нам Господь, и Он хочет, чтобы мы выжили.
Лилиана внимательно слушала его и вежливо качала головой:
— Я уверена, что ты прав, Марсело, но не могу это сделать. Просто не могу.
Хавьер соглашался с ней. Он все еще страдал высотной болезнью, и Лилиана ухаживала за ним почти как за ребенком. Дни тянулись медленно. Иногда супругам удавалось остаться наедине. Тогда они говорили о своем доме в Монтевидео, пытались представить, чем занимаются дети, и переживали, что трехлетняя малышка Мари-Ноэль, наверное, плачет и зовет маму, а десятилетняя Мария-Лаура не делает уроки.
 
Хавьер убеждал жену, что ее отец и мать наверняка переехали в их дом и присматривают за детьми. Лилиана спросила, не станет ли он возражать, если после того, как они выберутся из гор, родители поселятся вместе с ними в Карраско. Высказав эту мысль, она с некоторым волнением посмотрела на Хавьера, понимая, что далеко не каждый муж обрадуется перспективе жить с тестем и тещей под одной крышей. Но он улыбнулся и ответил:
— Да, конечно. Почему мы раньше об этом не подумали?
Они договорились пристроить к дому флигель для родителей, чтобы те чувствовали себя относительно независимо. Лилиану беспокоило, что на флигель может не хватить средств или что он не впишется в ландшафт сада, но Хавьер развеял все ее сомнения. Беседа с женой поколебала его решимость не есть человеческую плоть, и, когда в очередной раз Марсело предложил ему ломтик, он собрал волю в кулак и заставил себя проглотить сырое мясо.
Теперь оставалась одна Лилиана. Стойкая женщина слабела день ото дня, но в душе ее царило умиротворение. Она написала короткое письмо детям, где призналась в том, как они ей дороги, и продолжала ухаживать за Хавьером. Иногда ее немного раздражали заторможенность и неуклюжесть мужа, но в столь трудный час их союз стал еще крепче. В горах, как и в Монтевидео, муж и жена составляли единое целое. Даже печаль сплачивала супругов. Говоря о своих четверых детях, они понимали, что, возможно, уже никогда не увидят их, и по щекам текли слезы не только грусти, но и радости, ведь в такие минуты они ясно сознавали, как счастливы были в прошлом.
В один из вечеров, перед самым закатом, когда все двадцать семь человек уже собирались укрыться в фюзеляже от приближавшегося ночного холода, Лилиана сказала Хавьеру, что по возвращении домой хотела бы родить еще одного ребенка. Она полагала, что именно для этого Господь сохранил ей жизнь.
Хавьер был счастлив услышать эти слова. Он очень любил своих детей и порадовался бы появлению новых, но, взглянув сквозь слезы на Лилиану, понял, насколько она слаба. За десять с лишним дней без нормальной пищи ее организм почти полностью исчерпал внутренние резервы. Лицо осунулось, глаза глубоко запали, и лишь улыбка оставалась неизменно лучезарной. Хавьер сказал:
— Лилиана, мы должны принять суровую правду: ничего у нас не получится, если мы умрем.
— Понимаю, — кивнув, ответила она.
— Господь хочет, чтобы мы выжили.
— Да. Он хочет, чтобы мы выжили.
— И есть только один способ выжить.
— Да, только один способ.
Медленно, собравшись с последними силами, супруги подошли к молодым людям, которые начали по одному забираться в салон «Фэйрчайлда».
— Я передумала, — сказала Лилиана Марсело. — Я буду есть мясо.
Марсело принес с крыши небольшой кусочек, высохший за день на солнце. Лилиана взяла его и с усилием проглотила.
 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 
 1 
Новость о том, что ВСС прекратила поиски «Фэйрчайлда», потратив на них всего восемь дней (а фактически шесть, так как остальные два дня стояла нелетная погода), глубоко возмутила уругвайцев. Они все еще надеялись, что их родные живы, и потому горько досадовали, полагая, что чилийцы сдались слишком быстро, и возмущались бездействием правительства, которое, по их мнению, почти ничего не предприняло для спасения своих граждан. Находившийся в Чили Паэс Виларо заявил, что продолжит искать юношей даже в одиночку, а Маделон Родригес решила обратиться за помощью к Жерару Круазе.
Жерар Круазе родился в 1910 году в Нидерландах, в еврейской семье. В 1945 году познакомился с Виллемом Тенхаффом — тогда он только начинал проводить систематические исследования феномена ясновидения. В 1953 году Тенхафф стал профессором парапсихологии — беспрецедентной по тем временам официально зарегистрированной академической дисциплины — в Утрехтском университете. С ним работали около сорока экстрасенсов, и наиболее выдающимся оказался именно Круазе.