Живые. История спасшихся в Андах

— А что это такое? — спросил Энрике.
Канесса пожал плечами.
— Не знаю. Может быть, часть слизистой желудка. Если же это часть кишечника и я ее разрежу, у тебя будут большие проблемы: начнется перитонит.
— Делай, что считаешь нужным, — без колебаний ответил Платеро и лег на подвешенную к потолку дверь.
Канесса начал готовиться к операции. Вместо скальпеля он мог использовать лишь осколок стекла или бритвенное лезвие. Стерилизатором служил морозный воздух Анд. Канесса обеззаразил рану одеколоном, а затем осторожно срезал стеклом тонкий слой отмершей ткани. Платеро ничего не почувствовал, но выступ все равно не ушел под кожу. С еще большей осторожностью Канесса срезал новый слой, совсем рядом с живой плотью. Он отчаянно боялся того, что в любой миг может поранить кишечник, но, к счастью, его действия не причинили Платеро вреда. Хирург легонько надавил пальцем на выступ, и тот наконец втянулся внутрь живота.
— Хочешь, я тебя заштопаю? — спросил Канесса. — Но учти: у меня тут нет хирургической нити.
— Не беспокойся, — сказал Платеро.
Он приподнялся на локте и посмотрел на свой живот.
— Ты перевяжи меня, и я буду в норме.
Канесса плотно перевязал рану пациента футболкой. Платеро спрыгнул на пол и весело проговорил:
— Теперь я могу отправляться в экспедицию. А когда вернемся в Монтевидео, сделаю тебя своим личным доктором. Лучшего я вряд ли найду.
Карлитос Паэс вслед за Густаво Николичем писал родителям и сестрам. Еще одно письмо он написал бабушке.
Ты и представить себе не можешь, как часто я о тебе думаю, ведь я так сильно тебя люблю! Просто обожаю! В своей жизни ты перенесла столько страданий, что мне даже страшно подумать, как ты справляешься с этим новым ударом судьбы! Милая бабуля, ты многому научила меня, но самое главное — ты научила меня верить в Бога. Сейчас моя вера крепка как никогда… Знай: ты самая добрая бабушка на свете и, пока я жив, ни на минуту о тебе не забуду.
 4 
Сербино, Туркатти и Маспонс шли вдоль следа, оставленного фюзеляжем на заснеженном склоне. Через каждые двадцать — двадцать пять шагов они останавливались, чтобы перевести дух и унять сердцебиение. Склон казался вертикальным, и скалолазам приходилось цепляться за снег голыми руками. Ребята покинули самолет в такой спешке, что даже толком не подумали о необходимой для похода экипировке, ограничившись кроссовками и мокасинами, тонкими брюками, рубашками, свитерами и легкими куртками. Парни, как и большинство спортсменов, были достаточно выносливы, но сказывалось то, что последние одиннадцать дней они почти ничего не ели.
Пока они поднимались в гору, солнце светило им в спину и согревало. Сильнее всего страдали ноги: в обувь попадал обжигающе холодный снег. Во второй половине дня отряд добрался до скальных пород. Сербино, заметив, что снег вокруг камней уже начал таять, бросился на землю и стал жадно слизывать капли воды. Камни здесь покрывала другая разновидность лишайников. Сербино наскреб немного в ладонь и бросил в рот, но почувствовал неприятный земляной привкус. Юноши продолжили восхождение. К семи вечера им удалось преодолеть половину пути. Солнце скрылось за вершиной, оставив вокруг нее бледную кайму света. Они присели отдохнуть и обсудить дальнейшие действия, понимая, что ночлег в горах чреват смертью от переохлаждения. Однако если бы они повернули обратно, их дневные усилия пошли бы насмарку. Все двадцать семь избежавших гибели пассажиров «Фэйрчайлда» могли надеяться на спасение при условии, что отряд доберется до вершины или найдет хвост с аккумуляторами для радиостанции. Путники решили заночевать на склоне и принялись искать выступ в скале, способный укрыть их от непогоды.
Чуть дальше они нашли ровный уступ, свободный от снега, набрали камней и сложили из них ограду для защиты от ветра. С приходом ночи мороз усилился. Легкая одежда совершенно не спасала от холода. О сне никто и не помышлял. Ребята били друг друга кулаками и ногами, чтобы поддерживать кровообращение, и умоляли наносить удары даже по лицу, пока губы у них не замерзли настолько, что они уже не могли произнести ни слова. Никто не надеялся дожить до утра. Когда же наконец рассвело, измученные путники несказанно обрадовались теплым лучам восходящего солнца. Вся одежда насквозь промокла. Они сняли брюки, рубашки и носки и как следует выжали их. Потом на солнце наползло большое облако, парни надели еще сырые вещи и двинулись дальше.
 
Они то и дело останавливались передохнуть и посмотреть на фюзеляж. С высоты он выглядел едва заметной точкой, терявшейся среди бесчисленных камней и уступов; самолет можно было разглядеть, только зная его точное местоположение. Красной буквы S, написанной на крыше, не было видно, и стало понятно, почему спасатели так и не нашли «Фэйрчайлд»: с воздуха его просто не могли заметить. Но не только эта мысль тревожила путников. Чем выше они поднимались, тем больше заснеженных горных вершин открывалось их взглядам. Не похоже было, что лайнер разбился в предгорьях Анд. Впрочем, для обозрения оставались доступны лишь северная и восточная части горной цепи. Гора, по склону которой они поднимались, пока скрывала от них южную и западную панораму Андийских Кордильер, а вершина оставалась все такой же недосягаемой, как и в начале пути. Всякий раз, когда отважным первопроходцам казалось, что они достигли ее, выяснялось, что на самом деле это очередной гребень, а сама громадная гора высилась за ним.
Наконец на вершине одного из таких гребней их усилия были вознаграждены. Они увидели разрушенный выступ скалы, вокруг которого валялись металлические обломки крыла самолета, а чуть выше, на небольшом плато, — опрокинутое спинкой вверх пассажирское кресло. Они с трудом поставили его в вертикальное положение и обнаружили в нем пристегнутый ремнем труп одного из своих друзей. Лицо несчастного почернело, и ребята догадались, что его обожгло отработанными газами.
Сербино осторожно вынул из карманов пиджака погибшего бумажник и удостоверение личности, а с шеи снял цепочку и медальоны с ликами святых. То же самое он проделал с телами трех других «исконных христиан» и двух членов экипажа, которые нашел немного выше по склону (все пятеро выпали из дыры в хвостовой части салона).
Сложив в уме число найденных тел с количеством пассажиров, оставшихся в салоне после авиакатастрофы, они насчитали сорок четыре человека. Не хватало еще одного. И тогда они вспомнили о Валете, потерявшемся в долине в самый первый день. Теперь все сходилось: шесть тел наверху, одиннадцать внизу, Валета, двадцать четыре человека в фюзеляже и их трое. Пропавших без вести не осталось.
Нигде вокруг не было видно обломков ни хвостовой, ни других частей лайнера. Путники начали спускаться вдоль широкой борозды, проложенной в снегу фюзеляжем, и на очередном скальном уступе обнаружили двигатель «Фэйрчайлда». С уступа открывался фантастический вид на горы. Щурясь от яркого света, парни завороженно любовались величественными Андами. У каждого из них были солнцезащитные очки, но у очков Сербино сломалась дужка, и они постоянно съезжали на нос. Мало-помалу юноша приноровился смотреть поверх стекол. Ребята приспособили подушки с найденных кресел под сани и зигзагами скользили на них вниз по склону. Они останавливались у любого металлического обломка, рассчитывая найти рядом что-нибудь полезное. Им попались элемент системы обогрева самолета, умывальник и части хвоста, но не сам хвост. Достигнув места, где след пролегал по очень крутому участку склона, они продолжили спуск кружным путем. Сербино почти ослеп от ярко искрящегося снега. Он пробирался на ощупь, следуя подсказкам спутников.
— Думаю, нам не стоит говорить остальным, насколько безнадежно мы влипли, — сказал Маспонс, когда они добрались до «Фэйрчайлда».
— Согласен. Нет смысла разочаровывать их, — проговорил Туркатти и добавил: — Кстати, куда делась твоя кроссовка?
Маспонс посмотрел вниз и понял, что потерял ее во время спуска. Ноги так окоченели от холода, что он даже не заметил пропажу.