Эвис: Заговорщик (СИ)

Честно говоря, я ненадолго потерял дар речи. И совсем не из-за подаренного им предмета одежды — плотная ткань не просвечивала, запахнутый халат демонстрировал куда меньшую часть груди, чем вырез на любом бальном платье, а достаточно длинные полы скрывали ноги до середины голени. Нет, меня удивило другое — спокойствие, которое демонстрировали обе дамы. И непоколебимая уверенность в том, что ношение этой вещи в моем присутствии совершенно нормально…
  
Глава 12
 
Глава 12.
Девятый день третьей десятины первого месяца лета.
…Ввалившись в мою спальню и обнаружив на любимом месте кресло, Алиенна шепотом поблагодарила за заботу, забралась в него с ногами, вцепилась в мою руку и затихла. Я, умудрившийся неплохо выспаться и поэтому достаточно бодрый, оглядел ее «традиционный» наряд из одеяла поверх нижней рубашки, отрешенно отметил, что он открывает куда больше, чем так испугавший девушку банный халат, и свободной рукой подложил себе под голову вторую подушку. Задавать какие-то вопросы не стал, так как чувствовал, что мелкая собирается с духом, чтобы сказать что-то важное.
Ждать пришлось не особенно долго — не прошло и десятой части кольца, как Алиенна, наконец, собралась с мыслями и повернула головку в мою сторону:
— Я выполнила ваше задание, арр! И сделала выводы. Довольно странные…
— Расскажешь? — спросил я.
Она неуверенно поерзала:
— Расскажу, но выводы действительно странные… и некоторые могут звучать… не очень приятно. Ничего?
— Ничего, я постараюсь почувствовать те ощущения, которые ты попытаешься передать, и не буду цепляться к недостаточно удачным формулировкам.
— Спасибо, тогда я попробую… — облегченно выдохнула она и решилась: — Знаете, арр, при ближайшем рассмотрении ни одну из тех женщин, которых вы поручили мне рассмотреть, вроде бы нельзя назвать красивой. У Найты тяжеловатые бедра и… э-э-э… нижняя часть спины!
— Называй ее попой. Или задницей: эти слова меня не пугают… — улыбнулся я.
Она смутилась, но кивнула — мол, приняла к сведению — и продолжила:
— А еще у нее совсем небольшая грудь и коротковатая шея, зато очень красивое лицо и невероятно узкая талия! У Вэйлиотты слишком тонкие руки и чуть плосковатая попа. Зато потрясающе красивые бедра, грудь и лицо. У Майры слишком широкие плечи, руки в рубцах, шрам на лице и сломанный нос. Зато фигура выше всяких похвал. А у мамы… у мамы не очень длинные и чуть рыхловатые ноги, тяжеловатый подбородок и потерявшие форму грудь с попой, зато очень красивая спина, руки, губы и глаза. Но если не сосредотачиваться на отдельных деталях, а судить по общему ощущению, то красивыми выглядят все! И… у меня почему-то сложилось впечатление, что их красота зависит не столько от особенностей фигуры, сколько от внутренней уверенности в себе, осанки и взгляда!
— Правильно! — похвалил ее я. — А как ты дошла до этого вывода?
— Заметила, что Найта бывает разной. Когда спокойна — выглядит величественной. Но не холодной, а просто немного отстраненной. Однако стоит ей задуматься о чем-то неприятном, как эта величественность куда-то девается, и Найта становится похожей на безумно уставшую и потерявшую всякую надежду… — только не обижайтесь, ладно? — … старуху!
— Не на что обижаться. Так оно и есть… — успокоил ее я.
— Вэйль кажется яркой и свежей, как только что срезанный цветок. Когда она веселится, в ней чувствуется столько тепла, что хочется оказаться рядом и погреться в огне, который не обжигает, а греет. Когда она серьезна, держит на расстоянии чуть ли не морозным холодом. А грустной становится похожей на брошенного щенка и вызывает желание пожалеть…
— Похоже! — согласился я.
— Майра похожа то на ледышку, сверкающую под лучами Ати, а при приближении обжигающую жутким холодом, то на спокойную текучую воду, то на костер, способный осветить самую темную ночь и согреть в самый лютый мороз.
Я улыбнулся:
— Верно!
— А мама… мама может быть разной! — поняв, что обижаться я не собираюсь, намного бодрее продолжила она. — Я попросила показать те образы, которые она привыкла изображать, и оказалось, что их больше десятка! Беззаботная девчонка и безутешная вдова, откровенная дурочка, способная только мило улыбаться, и загруженная проблемами хозяйка манора, добродушная простушка и желчная стерва…
 
— Значит, красота может быть разной, так? — спросил я. — И она больше зависит от того, что в душе и в глазах, чем от лица и фигуры?
— Получается, что так… — чуть-чуть растерянно ответила она.
— А что, по-твоему, ее может испортить? — попросил я.
— Неуверенность в себе, злость, высокомерие — в общем, все недобрые и нехорошие чувства! — сразу сообразив, что я имел в виду, перечислила она.
— Правильно! — снова похвалил ее я и задал следующий вопрос: — А теперь скажи, себя ты разглядывала?
Алиенна опустила голову, покраснела, но все-таки ответила:
— Да.
— И к каким выводам пришла?
— Если в моих глазах нет страха, я не прячу взгляд, а стою, развернув плечи и вскинув голову, то смотрюсь очень даже неплохо! — после приличной паузы тихо сказала она. А потом еще тише добавила: — Только такой меня, наверное, никто и не видит.
— Что ж, значит, с сегодняшнего дня ты будешь стараться ходить именно так. Сначала наедине со мной, потом еще и с мамой, а когда привыкнешь — с Майрой, Вэйлью и Найтой. Задача — научиться справляться со своей неуверенностью, не стесняться себя и не прятать взгляд. А взгляды окружающих встречать доброй или уверенной улыбкой!
Мелкая поежилась:
— А я точно смогу?
— Встань и попробуй! — сдуру предложил я, забыв, что она завернута в одеяло.
Встала. Гордо вскинула голову, опустила руки вдоль тела и ойкнула, обнаружив, что стоит в одной нижней рубашке, а одеяло уже на полу. Покраснела до корней волос — при свете мерной свечи цвет лба, щек и шеи казался куда насыщеннее, чем днем — но осталась стоять. А через несколько мгновений зажмурилась, затаила дыхание и… слегка развернула плечи:
— Так?
— Чуть-чуть меньше напряжения, особенно на лице. Ты должна поверить, что красива. И захотеть себя показать!
Девушка, не открывая глаз, склонила голову сначала к правому, а затем к левому плечу так, как будто смотрела на себя в зеркало. Затем перенесла вес на правую ногу, развернула плечи, выпрямилась и, почувствовав, что ее грудь приподнялась и натянула рубашку, испугалась собственной смелости.
— Вот теперь хорошо! — стараясь, чтобы в голосе прозвучало как можно больше искренности, сказал я. — А если убрать с лица робость и открыть глаза, будет отлично! Но этим можно заняться и в следующий раз. Поэтому хватай свое одеяло, заворачивайся в него и возвращайся в кресло.
— Я, кажется, поняла! — открыв глаза, радостно выдохнула Алиенна и, покачивая бедрами, медленно пошла к дальней стене!
Четыре шага вперед, плавный поворот на месте и пять шагов обратно — за время, потребовавшееся для такой короткой «прогулки» в походке девушки появилась если не женственность, то что-то похожее на нее. Потом ученица остановилась, без какого-либо стеснения подняла одеяло с пола, накинула его на плечи и вернулась в кресло:
— Знаете, вы опять оказались правы: стеснение — это тот же страх. Стоило его перешагнуть один-единственный раз, как оказалось, что чувствовать себя красивой по-настоящему приятно! Кстати, а можно вопрос?
— Задавай!
— А вы совсем-совсем ничего не боитесь?
Я еле удержал рвущуюся на лицо улыбку:
— Ну почему же, боюсь!
— Чего, например? — подавшись вперед, как-то уж очень тихо спросила она. — Только без шуток, ладно? Я хочу понять.
— Если без шуток, то боюсь случайно обидеть тех, кого уважаю… — вздохнул я. — И боюсь за них же. За Майру, за твою маму, за тебя…
— Спасибо! Особенно за слово «уважаю»! — предельно серьезно сказала она, затем сжала своими пальчиками мою ладонь и заторопилась: — Скоро рассвет, а мне еще готовиться к тренировке…