Все дороги ведут сюда (ЛП)

— Ю. — Я взглянула на нее. — Как, черт возьми, ты сюда попала?
Она повернулась, чтобы перевернуть блины.
— Роджер…, — это был ее главный телохранитель, прослуживший около десяти лет; он был влюблен в нее, а мы все были почти уверены, что она понятия об этом не имела — …подвез меня прямо после моего вчерашнего выступления в Денвере. Он высадил меня и направился снимать номер в отеле, чтобы немного поспать.
Я снова заметила темные круги под ее глазами, прежде чем снова взглянуть на Ама, чтобы убедиться, что он не потерял сознание. Он все еще стоял там, в своем маленьком мирке, в ужасе или в шоке, а может, и в том и в другом. Я была совершенно уверена, что он больше не обращал ни на кого из нас никакого внимания.
— Все хорошо? — тихо спросила я, ставя телефон обратно на держатель и сокращая расстояние между нами.
Воздух, который она выдохнула, был прямо из ее души, и она подняла плечо.
— Ты же знаешь, что мне не следует жаловаться.
— То, что ты не должна жаловаться, не означает, что у тебя нет на это права.
Она закусила нижнюю губу, и я поняла, что что-то происходит. А может, это были обычные стрессы от гастролей.
— Я устала, Ора. Вот и все. Я очень устала. Последние два месяца показались мне… очень долгими и… знаешь ли. Ты знаешь.
Я знаю. Она выгорала. Вот почему она была здесь. Возможно, чтобы просто побыть… этой версией самой себя. Ее версией нормального человека. Не той личностью, которую она представляла всему миру. Она была милой и чувствительной, и плохие отзывы о ее альбомах портили ей месяц. Это заставило меня хотеть убивать людей, чтобы защитить ее.
Иногда смотришь на человека и думаешь, что у него все есть, но не знаешь, как много он еще хочет. Чего ему не хватает. Большую часть времени это были вещи, которые остальные из нас принимали как должное. Такие как конфиденциальность и время.
Она устала и была здесь.
Поэтому, как только мы оказались достаточно близко, я снова обняла ее, и она уткнулась лбом мне в плечо и вздохнула.
Мне нужно было позвонить ее маме или сестре завтра и сказать им, чтобы они присматривали за ней.
Через минуту Юки отстранилась и устало улыбнулась.
— Ора, где мне взять здесь немного воды Voss?
Я уставилась на нее.
Она подняла лопатку в руке и пробормотала:
— Хорошо. Забудь, что я спросила. Я могу пить воду из-под крана.
Иногда я забывала, что она мультимиллионерша.
..•.❃.•.•.
Почти четыре часа спустя мы с Юки оказались на первом этаже в гараже, сидя на двух стульях для кемпинга мистера Роудса, а Амос был на полу, выглядя больным. Чтобы добраться до этого состояния, потребовалась целая тарелка блинов, съеденная с моим юным другом, который не сказал ни слова. Быстрый разговор с тем же самым юным другом, который умолял меня сегодня взять выходной и не проводить занятия, но я настояла, что ничего отменять не будем, а затем мы спорили об этом в течение секунды, что меня удивило и позабавило. Также, пока я переодевалась, мне удалось поговорить с Юки наедине о том, как проходит тур, который был просто нормальным.
Джеки была в пути.
— Мы можем перенести это на другой день, — настаивал подросток, его шея покраснела.
Обычно мне не нравилось заставлять людей делать то, чего они не хотели, но это была Юки, и у нее была самая добрая душа в мире.
— Что, если ты отвернешься и притворишься, что никого из нас здесь нет?
Он покачал головой.
— Ни одна из нас никогда не сказала бы ничего плохого или неприятного, и я уже тебя слышала. Тебе нечего стыдиться, Ам, и «Сто двадцать семь миллионов альбомов» здесь…
Юки хмыкнула со своего стула, скрестив ноги и держа чашку чая, которую она каким-то образом приготовила в моей квартире. Зная ее, она наверняка хранила в сумочке пару пачек.
— Ты перестанешь меня так называть? — сказала Юки.
— Не после того, как ты попросила воды Voss ранее. — Я подняла брови. — Ты бы предпочла «Восьмикратная обладательница Грэмми»?
— Нет!
Амос побледнел.
— Ты заставляешь Амоса еще больше нервничать, — возразила она.
 
Но у моего безумия была причина.
— А как насчет… «Меня тошнит перед каждым концертом»?
Казалось, она на секунду задумалась, но радостно кивнула.
Тут Амос собрался и тихо спросил:
— Что?
— Меня тошнит перед каждым выступлением, — серьезно подтвердила моя подруга. — Я так нервничаю. Мне даже пришлось обратиться к врачу.
Его темные глаза метались из стороны в сторону, как будто он обдумывал ее комментарий, и ему было явно трудно это принять.
— До сих пор?
— Я ничего не могу с собой поделать. Я пробовала терапию. Я пробовала… всё. Когда я на сцене — я в порядке, но подняться туда так сложно. — Она раздвинула ноги и снова скрестила их. — Ты уже выступал перед публикой?
— Нет. — Казалось, он думал об этом. — В моей школе каждый февраль проходит шоу талантов.… я… я думал об этом.
Это был первый раз, когда я услышала об этом.
— Подниматься туда сложно, — подтвердила она. — Это действительно трудно. Я знаю, что некоторые люди привыкают к этому, но я борюсь с каждым инстинктом в моем теле каждый раз.
— Как ты это делаешь тогда? — спросил он, глядя широко.
Она крутила свою чашку, выглядя задумчивой.
— Я блюю. Я говорю себе, что делала это раньше и могу сделать это снова, напоминаю себе, что люблю зарабатывать деньги, и превращаюсь в госпожу Юки. Не обычную Юки, заметь, а госпожу Юки, которая может делать все, что не могу я. — Она пожала плечами. — Мой терапевт сказал, что это инстинкт выживания, который не всегда полезен, но он выполняет свою работу.
Она поставила чашку на бедро и продолжила:
— Большинство людей слишком напуганы, чтобы когда-либо подвергать себя критике. Тебе должно быть все равно, что они думают, если у них не хватает мужества делать то, что делаешь ты. Тебе следует помнить это. Единственное мнение, которое действительно имеет значение, это твоё собственное и тех людей, которых ты уважаешь. Все чего-то боятся, а совершенство нереально. Мы люди, а не роботы. Кого волнует, если ты споёшь немного резче или запнёшься перед национальным телевидением?
Это случилось с ней. Ее сестра записала и смеялась над этим не менее года.
Лицо Амоса было очень задумчивым.
— Итак… — Я замолчала, чтобы дать ему время подумать над ее советом. — Ты написал что-нибудь новое?
— Ты пишешь песню? — прервала Юки.
— Да, — ответила я за него. — Мы все еще пытаемся выяснить в долгосрочной перспективе, какую историю он хочет рассказать своей музыкой.
Она поняла и сжала губы.
— Да. Ты обязательно должен это понять. Амос, у тебя есть лучший человек в мире, который поможет тебе. Ты даже не представляешь, как тебе повезло.
Я стиснула зубы, надеясь, что она не будет говорить больше, но мальчик скривился.
— Кто? Ора?
Это заставило меня хихикать.
— Черт, Ам, не делай вид, что это звучит так дико. Я же говорила тебе, что написала несколько песен.
Он просто не знал, что некоторые из них были выпущены… хорошо.
Настала очередь Юки корчить сумасшедшее лицо.
— Несколько?
Я сказала ей, пока мы были наверху, что они понятия не имеют о Кадене, что они знают только о ней, по крайней мере, Амос был предупрежден задним числом с небольшими намеками. Все, что они знали, это о моем… «разводе».
— Ей? Ты писала ей песни? — прохрипел мой юный друг, словно сбитый с толку.
Юки слишком восторженно кивнула. Я только расплылась в уклончивой улыбке и пожала плечами, черт возьми.
Замешательство — и удивление — на его лице никуда не делись, и как раз когда он, казалось, думал о том, что ответить, по подъездной дорожке двинулась машина, и мы все обернулись, когда мимо проехал знакомый внедорожник и сделал разворот три приема. Девочка-подросток вышла, пока машина была всё ещё в движение. Окно опустилось, и за водительским сиденьем появилось знакомое лицо Клары.